Г.А. Абраамян, Т.Г. Севан-Хачатрян
Документы и материалы:
1-14 | 15-30
| 31-36 | 37-45
| 46-55
56-65 | 66-74 |
75-87 | 88-98
| 99-108 | 109-119
| 120-123
124-131 | 132-143 | 144-152
Русские писатели об Армении Именной указатель Перечень материалов
124. Армяне в турецкой армии
125. Сасун
126. Судьба армянских сирот
127. Сироты и дети Кавказского фронта
128. Подробности армянских избиений
129. В стране ужасов
130. О положении турецких армян
131. Армяно-курдская распря
[стр. 171]
Армяне в турецкой армии
(Корреспонденция из действующей армии)
Май, 1916 г.
Об участи армян-солдат турецкой армии кажется вовсе не писалось, а между тем в общей трагедии армянского народа их участь едва ли не самая горькая. Душевное состояние этих людей было ужасное: российская армия в их сознании была армия-освободительница, в ее рядах масса российских армян-братьев по родине и вере, и более того: в добровольческих дружинах были родные не только по родине, но и по крови, из числа тех, кто успел бежать в Россию до войны; и вот против этой родной по духу и крови армии надо было бороться, ценой братоубийства ковать цепи своей свободе и родине.
Такова моральная сторона трагедии, физическая была едва ли легче.
Зная о непримиримой ненависти армян к оттоманскому режиму, правительство Энвер-паши, с начала войны озаботилось армян-рекрутов направлять в европейские, месопотамские и сирийские корпуса, подальше от родных мест и притягивающей русской границы; однако, при жалкой организации турецкой системы комплектования, водворить армян слишком далеко не удалось, и довольно большая группа их к началу войны оказалась в полках 3-ей армии, оперирующей против России. В начале войны в батальонах 3-ей армии, находилось от 80 до 100 аскеров-армян; по примеру Австрии, выставляющей солдат-славян в самой передней линии, в турецкой — армяне-солдаты также были всегда на первой линии. Поставленный лицом к смерти, не имеющий возможности отойти назад или бежать вперед, такой солдат дорого продаст свою жизнь, а потеря его только уменьшит начальству заботу о «подозрительных» солдатах.
В Берлине это варварство, вероятно, называется «полезное использование подозрительных солдат».
Как и все армянское население, и эти несчастные ярко и безусловно сочувствовали России — веря в ее освободительную миссию.
Попадая в плен, они радостно смеялись, умиленно плакали и неистово крестились, повторяя «эрмен», «христиан». В данном случае не было страха, что их сочтут за турок и это ухудшит их положение; пленным не делалось различия и одинаково гуманное
[стр. 172]
отношение к туркам и нетуркам было слишком очевидно самим пленным. На лице была одна ликующая радость человека, избавленного от братоубийства, а в неистовом крестном знамении была и великая благодарность Богу и радостное желание скорее побрататься с окружающими. Язык креста был единственный понятный для наших солдат; только им могли выразить пленные свое братство.
Вкрапленные небольшими партиями армяне-аскеры лишены были возможности перебегать к нам. Всякая попытка бегства в сторону неприятеля, во время боя, ввиду отдаленности врагов друг от друга, является невозможной; пробежать 4000 шагов от своих до русских окопов, когда по всей линии несется с обеих сторон ураган свинца, было бы чудом; обычно армян в окопах держали только днем, выставляя головных — наблюдателей из своих, так что всякий, сделавший попытку даже перейти бруствер окопа бывал тут же убит; на ночь армян отводили назад, приставляя к ним караул. Однако, даже при этих условиях были перебежчики; отдельные смельчаки темной ночью пробирались до наших постов, но здесь их ждала участь не лучше: не зная языка, не умея ответить на оклик часовых, такие смельчаки погибали от пули своих же братьев. Но уже тот, кто проходил все эти испытания, доходил до наших линий целым (а таких все же было немало)...
Когда после месяца войны турки, убедившись, что ничто не может привлечь армян на их сторону, начали подготовлять резню, явилась необходимость изменить положение и армян-солдат. Как ни мало было аскеров-армян, но турецкое правительство боялось, что с началом резни эти вооруженные армяне окажут активное сопротивление и внесут вооруженную смуту в полки; с другой стороны, в стране уже определенно чувствовалось начало армянского восстания, в котором вооруженный армянин-аскер мог сыграть большую роль. Подготовляя резню, правительство озаботилось отобрать у армян последнее оружие, не исключая кремневых дедовских ружей и тогда же решено было обезоружить армян-солдат, которых было до поры до времени отправили как рабочую силу в тыл на укрепление Эрзерума и прокладку там дорог.
Условия этих работ были таковы, что даже нравы дореформенной каторги показались бы работающим раем.
Пищей служило, по большей части, поджаренное зерно в количестве едва достаточном, чтоб рабочий не умер от истощения раньше срока; случаев смерти от истощения, однако, было много. Каждый из надзирающих за работой был полным господином, к
[стр. 173]
тому же жестоким и безжалостным; очевидно, для этой роли выбирались наиболее темные элементы эрзерумской черни, из так называемых «четников». За побег каждого армянина расстреливали целые группы, но мера эта только вызывала увеличение числа бегущих; добегали до нас, правда, немногие.
Последний этап, через который прошли эти мученики, было знаменитое «выселение» в Месопотамию. Адский проект германцев, осуществленный с дьвольской жестокостью Оттоманским правительством. Об этом «выселении» теперь уже знает весь мир. Последние остатки армян-аскеров третьей армии погибли на этом скорбном пути.
Каждый из периодов мученичества армян-аскеров — служение на передовой линии, работы в эрзерумском районе и «выселение» в Месопотамию — расскажет вам тысячу жутких былей.
Какой из периодов был лучший? Вероятно, последний — давший им вечный покой от мук нравственных и физических.
Так, через ужас братоубийственных полей сражения, каторжных работ и кровавых побоищ пронесли армяне-аскеры свою любовь к России.
С. П.
Кавказ, действующая армия
«Арм. Вест.», №22. 1916 г.
Сасун
(Из статьи)
...Сасун постоянно боролся и никогда не уступал. Даже в самые мрачные дни, когда над несчастной Арменией нависали кровавые тучи и варвары заливали нашу прекрасную родину кровью и слезами, Сасун не склонял головы перед врагом.
...И теперь, при нашем скорбном шествии в глубь родной страны, когда перед нами бежали банды курдов и кровожадных турок, открывая нашим взорам необозримое пространство разоренной, опустошенной Армении, когда каждый выигранный нами бой, каждая победа приближали нас к Мушу и Сасуну, перед нами все чаще и чаще стал вставать тяжелый, гнетущий вопрос:
— А что стало с Сасуном?
Всех нас интересовала судьба Сасуна, все мы торопились как можно скорее попасть туда, но вряд ли кого-нибудь из нас занимал этот вопрос так, как нашего предводителя — Андраника.
[стр. 174]
Знаменитый предводитель Сасуна в его неравной героической борьбе против турок, ныне предводитель нашего отряда в этой борьбе против тех же заклятых врагов Армении, он постоянно устремлял свой взор туда, на запад, где за снежными вершинами Немруда скрывались Мушская долина и Сасунские горы...
После взятия Битлиса нашему отряду было приказано идти в Муш, который тем временем был занят русскими войсками...
До Муша остался один переход, когда от проехавшего из Муша всадника мы узнали, что среди собравшихся в Муше беженцев несколько сасунцев.
На другой день мы были в Муше.
Трудно передать ту трогательную встречу, которые устроили сасунцы своему старому вождю. От мала до велика все собрались вокруг Андраника, каждому хотелось пожать ему руку, сказать сердечное слово, напомнить ему те прошедшие дни, когда под умелым его водительством эти же люди отражали нападение курдских и турецких полчищ на Сасун.
Сасун, маленькая горная область в нескольких часах пути на юг от Муша. В Сасуне насчитывалось до 30 больших и множество мелких селений с 17000-18000 чисто армянского населения.
В кровавое лето 1915 г. Мушская долина также подверглась участи остальных областей Турецкой Армении. Нападение турецких войск и курдских банд было настолько неожиданно, что армяне Мушской долины не успели организовать самооборону. Самый город Муш тоже недолго защищался. На третий день армянский квартал Муша был превращен турецкой артиллерией в развалины, защитники перебиты, а остальное население бесчеловечно вырезано. Спасшиеся из города Муша и долины армяне бежали в Сасунские горы, где собралось до 60 тысяч человек". Сасун на этот раз привлек к себе всю ярость турецкой и курдской массы. Регулярные турецкие войска и курды обложили Сасун тесным кольцом. Началась неравная борьба.
Турецкая артиллерия постепенно разрушила позиции сасунцев. Ряды защитников редели. Три дня продолжалась эта беспримерная борьба. На третий день пали последние позиции сасунцев. Пал доблестный предводитель сасунцев в этой борьбе — мужественный Корюн со своими ближайшими товарищами Мкртычем Полеяном и Тиграном. Еще не лишенные своего предводителя последние защитники не в состоянии были более сдержать натиска многочисленных врагов. Сасун пал. В руки разъяренных турок и курдов попали десятки тысяч безоружных мужчин, женщин и де-
[стр. 175]
тей. Над ними были учинены все зверства, какие могли измыслить преступные мозги турок и курдов. Варвары словно старались превзойти самих себя. Пресыщенные кровью и обремененные добром армян, курды и турецкие войска спустились с сасунских гор...
И вот теперь там, где казалось не мог спастись никто, словно из-под земли, словно выходцы из того мира, стали перед нами тысячи сасунцев.
Ни одно перо не в состоянии описать кошмарные подробности беспримерного мученичества этих людей в течение десяти месяцев. Даже после описанного разгрома в Сасуне оставалось 10-12 тысяч человек, скрывавшихся на неприступных вершинах, в ущельях и пещерах. Немногочисленные группы вооруженных молодых людей продолжали здесь и там защищаться против небольших отрядов курдов и турок, нападавших на Сасун. Чтобы не утомлять себя напрасно этой борьбой турки распустили слух о том, что правительство объявило армянам амнистию. Чисто турецкая милость — амнистировать людей, повинных лишь в том, что не хотят умереть от рук громил и разбойников. Тысячи голодавших армян поверили этим слухам, вышли из своих убежищ и спустились с гор, никто из них не спасся, все были перебиты. В Сасуне осталось 3-4 тысячи коренных сасунцев, прекрасно знавших цену турецких амнистий и решивших умереть с оружием в руках или от голода, но не сдаться гнусному врагу. Вражеские пули и голод начали косить ряды многострадальных сасунцев. Открытая борьба стала невозможной. Запасы патронов вышли, а потому большая часть винтовок пришла в негодность.
Турецкое правительство, узнав, что в Сасуне есть еще армяне, в месяц раз или два снаряжало туда карательные экспедиции и разрушало деревни, в которых укрывались злосчастные сасунцы. В таких случаях сасунцы выходили из деревень и укрывались на неприступных вершинах гор до тех пор, пока турки, разрушив их деревни, не уходили обратно. Когда сасунцы выходили из своих убежищ и возвращались в свои разрушенные села до тех пор, пока новое появление турецких войск не заставляло их искать убежища на неприступных вершинах и в пещерах родных гор.
Еще больше, чем от преследований турок и курдов, страдали сасунцы от голода... Люди питались, чем попало — кореньями, падалью, кожей, словом, всем, что можно было разжевать... Умирали каждый день десятками, главным образом, женщины и дети. Три четверти спасшихся от резни умерли голодной смертью.
3-го февраля Муш был занят русскими войсками, а 17-го
[стр. 176]
февраля сасунцы, узнавшие об этом, спустились со своих гор в Муше. И вот теперь они предстали перед нами изнуренные беспримерной борьбой, но не отчаявшиеся, готовые и теперь после всех перенесенных ужасов вступить в бой с жестоким врагом....
Они сами рвались в бой вместе с нами и на деле доказали, что в них не умерла вера в будущее, что они готовы вести борьбу не на жизнь, а на смерть с жестоким врагом.
На протяжении веков Армения не раз превращалась в развалины, не раз реки крови заливали нашу родину. И каждый раз, словно чудесный Феникс, восставала из праха истерзанная, измученная, но вечно живая Армения, устремив свой взор вперед, вглубь, откуда манили ее к себе светлые идеалы красоты, добра и справедливости.
Восстанет она и теперь, ибо жив в ней вечный творческий дух творческого народа...
На пути нашего победного, но скорбного нашествия в глубь Армении, Сасун остановил нас на минуту и вдохнул в нас новую энергию, новую веру в творческие силы нашего народа и возрождение родины.
Ведь символ этого возрождения — Сасун, хотя пал, но все же еще жив, ибо жив в нем дух.
В. Менак
«Арм. Вест.», №23. 1916 г.
Судьба армянских сирот
(Из письма в редакцию журнала «Армянский вестник»)
Милостивый Государь, г. редактор.
После первой ужасающей резни армян в Турции, кайзер Вильгельм поехал в Турцию, как бы желая выразить султану свое одобрение по поводу уничтожения безвинного и беззащитного народа. А общество немецкое со своей стороны работало в ином направлении: оно под видом благотворительности пришло, под маской, на помощь осиротелым армянским детям, открывая в разных местах Турции приюты сирот. Один из таких больших приютов был организован в окрестностях Константинополя на средства франкфуртского благотворительного общества... Как ни отрадно было такое явление с христианской точки зрения, достойное вполне подражания, но вникнув глубже в эту благотворительность, мы увидим, что она преследовала главным образом другую, более су-
[стр. 177]
щественную цель, а именно онемечение сирот: в руках лютеранского пастора была сосредоточена вся административная часть. Более того каждый из сирот имел своего приемного отца или приемную мать, проживающих, главным образом, во Франкфурге-на-Майне. Приемные родители вели с сиротами переписку, посылали к Рождеству и к Пасхе подарки, обменивались фотографическими карточками и так тесно связали свое отношение к детям, что последние без труда вступали в лоно лютеранской церкви, где и закреплялись в немечестве.
Вот это последнее обстоятельство дает мне повод обратиться к армянскому обществу с предложением позаимствовать у немцев способ заочного усыновления сирот беженцев. У нас теперь масса таких обездоленных детей, и каждому из них, конечно, приятно будет знать, что у него есть покровитель, который помимо присылки подарков, будет печься о будущей его жизни. Армян, слава Богу, осталось еще немало, и многие могли бы записаться в приемные отцы и помочь по мере возможности. Это было бы и материальной помощью и душевным утешением, а также отрадой как для них, так и для нас...
А. Попов
г. Сызрань
«Арм. Вест.», №23. 1916 г.
Сироты и дети Кавказского фронта
(Из корреспонденции)
В войсковых частях Кавказского фронта очень много сирот и детей, потерявших своих родителей.
Большинство их — дети беженцев или погибших турецких армян...
Дети эти — или спасенные войсковыми частями и отдельными воинским чинами, или приставшие к ним.
Солдаты, и в особенности казаки, очень любят этих детей, и дети сильно привязываются к ним. О них заботятся, их кормят и одевают, а некоторые нижние чины выказывают к ним чисто родительское чувство. Были случаи, когда офицеры и даже солдаты своих любимчиков отправляли в Россию, к себе на родину, — для воспитания в семье. Трогательны эти чувства и понятны, но тем не менее явление это с точки зрения не только общенациональной, но и интересов турецких армян мы считаем ненормальным и
[стр. 178]
нежелательным.
Пока не кончилась война, трудно определить, кто из детей остался сиротой, и чьи родители еще живы. Была уже масса случаев, когда дети, считавшиеся сиротами на бывшей турецкой территории, по прибытии на Кавказ находили своих родителей. Не только на чужбине, но и на Кавказе, где так много армян, дети турецкоподданных очень скоро начинают терять свой национальный облик и даже забывают родной язык. Некоторые дети, попав в армянские буржуазные семьи, начинают перенимать их вкусы и привычки, и у них уже появляются нежелательные потребности.
Вот почему школьная секция бывшего в Петрограде первого всероссийского армянского съезда после детального и продолжительного обсуждения «детского» вопроса приняла резолюцию, содержащую следующие пожелания:
1) Дело призрения сирот беженцев и беженских детей вообще должно быть сконцентрировано в руках одного центрального органа.
2) Должны быть организованы всюду, в особенности в занятых нашими войсками областях Турецкой Армении, особые летучие отряды для отыскания и подбирания во множестве рассеянных там сирот.
3) Приюты для детей беженцев должны быть открыты по преимуществу в Закавказье, в армянской среде, и главным образом в деревнях.
4) По миновании военной грозы, при первой возможности,
дети группами должны переселяться в Армению.
5) Желательно, чтобы параллельно с приютами были открыты мелкие чисто семейного типа детские очаги.
6) Сироты беженцы ни в коем случае не должны отдаваться на руки частным лицам, а должны содержаться только в собственных учреждениях национальных армянских организаций.
В этом отношении представляет большой интерес докладная записка, недавно поданная командиру одного из кавказских армейских корпусов за подписью уполномоченных Центрального Комитета при Кавказском Армянском благотворительном обществе, Комитета «Братской помощи», Московского Армянского комитета и Всероссийского Союза Городов по беженческой организации Хнысского района.
Записка эта гласит следующее:
«Война на Кавказском фронте особенно тяжело отразилась на судьбе детей населения армянского плоскогорья. Родители многих
[стр. 179]
из них убиты, и дети остались круглыми сиротами. Другие потеряли из виду своих родителей и родственников и могли бы их найти при содействии общественных организаций.
Многие, очень многие сироты и беспризорные дети погибли бы, если бы не отзывчивое, участливое отношение к их судьбе отдельных воинских чинов и целых воинских частей и учреждений.
До сих пор можно видеть во многих войсковых частях спасенных детей, одетых, накормленных, пригретых.
Находящихся на их попечении детей некоторые части даже усыновляют. Высоко ценя такое трогательное отношение к несчастным, беспомощным малышам со стороны участников суровой войны, тем не менее едва ли можно считать нормальным положение таких детей: лишены правильного надзора, вынуждены терпеть все лишения, связанные с условиями войны, и присутствовать при зрелищах, где не место детям. Иные из них теряют даже свое имя и последнюю возможность найти своих родителей и родных, а вместе с ней и последнюю возможность предъявить в будущем свои права на недвижимое наследство своих родителей. Находя такое положение вещей ненормальным, мы, представители общественных организаций, покорнейше просим Ваше Превосходительство приказом по корпусу предписать, чтобы рапортами в штаб корпуса было сообщено о местах нахождения всех найденных детей, имеющихся в частях войск, в том числе и усыновленных частями и отдельными лицами, их имена, отчества, фамилии, место рождения и иные, возможно подробные, сведения и затем просим предоставить нам возможность нашими средствами возможно скорее вывезти детей из района военных действий и поместить их в приюты наших организаций, где они найдут надлежащий уход и воспитание и где им легче будет разыскать своих родителей»...
«Арм. Вест.», №24. 1916 г.
Подробности армянских избиений
(Из статьи)
...Самое богатое селение Кискимского округа — Хотурджур, который состоит из 12 участков: 1) Хандадзор; 2) Миджин-тах; 3) Киаск; 4) Чичапах; 5) Крман; 6) Суненц; 7) Кахмухул; 8) Ваханакерт; 9) Кехут; 10) Мохракуйт; 11) Кармрик; 12) Арегин... В общем, в них было до 1500 дворов. Согласно протоколу, составлен-
[стр. 180]
ному в Тифлисе и посланному через консула Соединенных Штатов в Вашингтон, в этом округе подвергалось резне, выселению более 5000 человек.
Большинство мужчин Хотурджура — в возрасте от 15-50 лет — находилось на Кавказе и состояло хлебопеками, так что к началу русско-турецкой войны в Хотурджуре были главным образом женщины, старики и дети. Эмиграция жителей Хотурджура на Кавказе объяснялась существовавшим там малоземельем.
Житель Хотурджура 75% своего заработка платил турецкому государству, курдским бекам и взяточникам чиновникам...
Как известно, сейчас же после объявления войны, турецкие власти начали обирать население. Помимо того, что с каждого мужчины взимали 500 рублей за освобождение от отбывания воинской повинности, они реквизировали в армянских домах все ценное — золото, серебро, каменья, медь, весь скот и съестные припасы; остальное было у них отобрано четами чанов, лазов; к январю 1915 года жители Хотурджура оказались в бедственном положении. Находившиеся на Кавказе мужчины из Хотурджура хотели оказать помощь своим родным, но, напрасно: со своей родиной сноситься они уже не могли.
Но ни деньги и драгоценности, ни добро не могли умилостивить турецких палачей; они насиловали женщин и молодых девушек, в христианских храмах держали скот, и, наконец, после всего этого начался ужасный эпилог кровавой драмы жителей Хотурджура.
Красноречивым документом турецких жестокостей являются стены построек Хотурджура, на которых архимандрит Месроп Татманян описал положение армян в Хотурджуре.
Одна из таких надписей гласит:
«10 июня 1915г., сегодня уже 7-й день, как нам официально объявлен приказ о выселении. Всюду плач и стон.
Нас ведут на верную гибель. Руки архимандритов из Кирмана связали и повели в Эрсис». Следует подпись — Акоп Килянянц.
Эрсис — село, местопребывание Мюдира.
Вот другая надпись:
«22 июня 1915 года. И наш дом опечатан. Из Миджин-таха слышится плач и шум.
Да поможет им Господь и спасет от всякой напасти. На Него мы возлагаем свои надежды, пусть грядущие поколения судят, какое преступление совершило по отношению к нам турецкое правительство. Прощайте. Архимандрит Месроп Татманян».
[стр. 181]
Далее мы читаем:
«22 июня жители Хандадзора готовятся выступить. Вчера население провело ночь впервые вне своего очага. До какого дня мы дожили! Государство нас выселяет. Нас ведут на убой. Соседние турки нас деликатно грабят, дело дополняют разбойники. Население находится в оцепенении и не отдает себе отчета в происходящем.
Да смилостивится над нами Бог!
Приказ правительства беспримерен, поведение турок-соседей отвратительное. Ягнят погнали в стаю волков. Я пишу в присутствии архимандрита Погоса Гарагашяна. Помните нас. Живите, как люди. Поступайте с ними так же, как они с нами. Арх [имандрит] М. Татманян».
Несчастный архимандрит на следующий день пишет:
«23 июня. Пока народ еще в Миджин-тахе, я пришел еще раз осмотреть дом. О, Боже, я с ума схожу. Какая несправедливость, какие бесчеловечные гонения! Ты, Иисус Христос, спаси детей, сжалься над ними и не оставляй их без утешения. Арх. М. Татманян».
На другой доске начертано:
«24 июня. Через 3 дня после нашего выселения из нашей деревни я и архимандрит Погос Гарагашян зашли сюда. Наше положение может улучшить лишь Бог, наши видные сородичи оставались в стороне, мы, духовные лица, совместно с ними сидели сложа руки. Мы будем виновны перед историей. Арх. М. Татманян.»
«26 июня я и архимандрит Гарагашян и г-н Георг Херлян после литургии пришли сюда, выпили по рюмке коньяку и выразили надежду, что через месяц нас вернут сюда. Народ находится в Хажаре (дачная месность), тут остаются лишь 150 человек больных. Тут же наша мать, Сатеник, и Арсен».
Надпись следующего дня дышит уже полным отчаянием.
«О братья, мы пережили много ужасных дней, мы в невыносимом положении. На Бога — наша надежда.
Прощайте, мы идем умирать. Да покарает их Бог. М. Татманян».
Все эти записи сделаны архимандритом Татманяном на стенах и досках в его доме... Дом Татманяна находится в Хандадзоре; после того жители были из него выселены на время в Миджин — там также найден ряд надписей на стенках и досках.
Так, одна из них гласит:
«13 июня. Вот, наконец, наступает момент преждевременной
[стр. 182]
гибели, и Хотурджур разоряется. Жители Крмана уже отправлены по направлению к Хул-Марин (Хул-Марин — это гора, замыкающая лесистое ущелье — там находится дачная местность). О, несчастные, какие ужасы вы должны еще перенести! Петрос Капралян».
«23 июня 1915 г. Сегодня жители Хандадзора стремились в Миджин-тах.
Ох, до чего дожили. Погиб Хотурджур. Этот богатый район, существующий уже несколько веков, лишен жителей, которые длинной вереницей идут в пропасть. 7-8 тысяч душ, взрослых, детей, мужчин и женщин, ведут на смерть, ежедневно подвергая их неслыханным нравственным мучениям. Нужно отомстить вечным преступникам. Пусть поразит их гром и молния. М. Татманян».
Проповедник любви и покорности теперь привыкает к отмщению за страдания несчастных армян.
«26 июня. Июнь для Хотурджура был месяцем адских страданий. Жители Крмана уже вышли в ущелье Лехану. В эту ночь на них напали разбойники, и один мальчик убит. Народ устрашен. О, Боже, как поступит это дьвольское правительство с нашим народом! О, Боже, где Ты, где Ты, почему Ты не являешься на помощь? Народ окружен дикими зверями. Совершаются страшные преступления. Скорей защити нас, где Ты, неужели не слышишь? Архимандрит Месроп Татманян».
В руках варварских турок армянское население подвергалось таким страданиям, что возмущенный служитель церкви призывает на помощь самого Бога.
«28 июня. Накануне Вардавара вместе с архимандритом Погосом Гарагашяном мы вернулись (в Миджин-тах). Разбойники, скрывающиеся в лесах, производят нападения. Тайком мы совершаем службу в старой церкви. О Боже, какие это дни; вступить на отцовскую землю воспрещается, молиться в церкви воспрещается. Горе нам... М. Татманян».
Они тайком вернулись в Хотурджур, чтобы в последний раз посмотреть, в каком положении находятся больные в деревнях и их домашний очаг.
«30 июня. Прежде, чем народ дошел до ущелья Лехани, мы вечером вернулись в последний раз. Возможно, что это наше последнее посещение (Хотурджура). Нас не пускают в наши родные земли.
Когда наступили сумерки, мы вступили в деревню и сейчас же отправляемся назад. Не дай, Бог, если нас увидят турецкие чи-
[стр. 183]
новники. Да охранит Господь, как остающихся, так и выступивших в путь. Арх. М. Татманян».
Вот, что говорят нам немые стены Хотурджура о выселении тамошних армян.
Атрпет
«Арм. Вест.», №25. 1916 г.
В стране ужасов
(Из статьи)
«Армения без армян» — жестокая фраза жестокого человека. До сих пор эти ужасные слова были лишены плоти, это была фраза — символ чудовищной политики, мечта кровавого султана.
Ныне эта фраза приобрела плоть и — увы! слишком много крови. Она стала фактом, мечта «красного» султана — действительностью.
Среди многочисленных бедствий войны, уничтожение целого народа есть поистине самое ужасное...
...Когда после первых боев обе враждующие армии начали укрепляться, создался новый рубеж; большая часть Армении еще была в руках турок за линией их войск. Оттуда мы не имели никаких сведений. Было молчание, но молчание зловещее...
Скоро получились вести... Сквозь линию турецких войск прошли люди: оборванные, измученные, израненные; на лицах маска смерти, в глазах неведомый ужас.
Первые вестники, рассказавшие о начале армянской резни. Безумием глаз, кровью ран они говорили больше, чем словами. Их жуткие рассказы известны всей России. Они не уходили далеко, оставались и среди нас молчаливыми, но зловещими призраками. Их начали удалять в Россию. Уходя, они долго оборачивались на родные места.
Это были первые беженцы...
...Через год у самых фортов Эрзерума турок-офицер на заданный ему вопрос об ужасе армянской бойни, ответил: «Армяне достойны еще большего; если бы не их сочувствие России, не вы бы стояли у фортов Эрзерума, а мы давно бы владели Карсом»...
Могучим ударом турецкая армия была уничтожена у Сарыкамыша.
Мы вновь на старых местах, но цветущие долины уже нельзя узнать.
[стр. 184]
Ни одного не только уцелевшего села, но даже сакли. Все обращено в груду развалин.
Церкви (в армянских селах — это большие каменные постройки древнего строительства) снесены до основания. Это — не пострадавшие от боя села, не уничтоженные пожаром отходящих войск; здесь — намеренное, систематическое разорение края.
Покой смерти утвердился на цветущих долинах.
Сотни верст одних развалин. Огромное кладбище. На развалинах изредка — тощие, как смерть, кошки; собаки, и те погибли у охраняемых порогов.
Таковы были Пассинская и Алашкертская долины при втором их занятии у турок.
Хозяйничали в этом районе турки меньше месяца. Поистине в деле разрушения эти люди не знают соперников в целом мире!
С начала Эрзерумской операции перед нами открылась и остальная Армения: те же развалины потянулись еще на сотни верст.
Селы были уничтожены систематически, по определенному плану: сняты все деревянные части и крыши, разрушены опорные стены в постройках, отчего все дома стали грудами развалившегося камня. Весь урожай и огромные гурты скота угнаны... Армянским зерном питалась турецкая армия всю кампанию. А люди?
По прусскому рецепту, исполненному с чисто турецким зверством, все население выселено в Месопотамию...
...В Эрзеруме в день его занятия нашими войсками было только двое армян-мужчин. Из восьми-десяти тысяч. Один из них — мальчик 12-14 лет; пролежал под трупами три дня — считали убитым.
В огромном крае набралось 300-400 человек. Мужчин вовсе не осталось, детей мужского пола спасло толко переодевание. В одном селе нашли двух армянок с детьми — три девочки. «У тебя не было мальчиков?» «Вот этот мальчик», — пугливо озираясь, показала женщина, — «я его переодела; был приказ каймакама убить всех мальчиков»...
Такие ответы очень нередки...
...Армянский народ на поворотном пути своей истории. Сейчас он разгромлен.
Одна — меньшая часть — заполнила волной беженства приграничный Кавказ, другая — большая — частью уничтожена, частью будет уничтожаться в далекой Месопотамии...
...Стремительность нашего последнего наступления вынудила
[стр. 185]
курдов и турок, до этого всегда бежавших, остаться на местах; успокоенные гуманным отношением наших властей, они стали широко устраиваться на армянских землях.
Почти все богатые дома в Эрзеруме, занятые турками, были армянские; об этом говорят, находящиеся в домах переписка, а часто и документы владельцев.
Земли, пастбища, луга и поля — все в руках оставшихся турок и курдов.
Армяне же беженцы в России бедствуют...
Необходимо теперь же, не ожидая конца войны, всю эту волну беженцев вернуть на родные места.
На жуткий лозунг «Армения без армян» надо сейчас же ответить обратным заселением края его природными жителями. В умирающий край — влить живительную силу.
Ждать долго нельзя. Волна беженцев расползется по России; потребность существовать рассеет отдельные семьи по великой нашей родине, обрекая их на вечную жизнь изгоев.
Так воплотится мечта «красного» султана.
Сейчас армяне-беженцы остаются в приграничных районах и тоскливо, как прикованные, смотрят в сторону печальной родины; через год-другой их там не останется.
Сейчас турки и курды, занимая армянские дома и земли, еще говорят: «это армянское», через год-два они этого не скажут.
Пришлые варвары, сотни лет живущие армянским трудом, ныне обагрившие свои руки армянской кровью, не могут стать хозяевами этого края, когда знамя Русского Царя, развевается на цитадели Эрзерума.
Этого не должна допустить Россия.
С. П.
Действующая армия
«Арм. Вест.», №25. 1916 г.
О положении турецких армян
(Из корреспонденций)
...Выселению подверглись и харпутские армяне, которых в громадном количестве, в сопровождении жандармов, башибузуков-милиционеров, выселили из Харпута, недалеко от Малатии всех очистили, ограбили, разделили между собой более красивых из женщин и девушек, а остальных тысячами перебили и трупы
[стр. 186]
бросили в реку Евфрат. Очень немногим счастливцам удалось добраться до места ссылки — в Месопотамию, где их ждала смерть от эпидемий, климатических условий и самого великого — голода...
Перед выселением до 300 армянок в Харпуте приняли ислам, и им было разрешено жить в Харпуте, где они и продолжают влачить жалкое существование...
Духов
«Кав. Сл.», №165. 23 июля 1916 г.
...В Эрзинджане из армян местного населения осталось только несколько десятков женщин, которые вырвались после занятия нашими войсками города из гаремов. В Эрзинджанской равнине и на склонах окрестных гор до сих пор лежат кости и черепа десятков тысяч вырезанных армян, в том числе и детей, выселенных в прошлом году в июне месяце из Эрзерума, Харпута, Байбурта и других мест...
Духов
«Кав. Сл.», №171. 31 июля 1916 г.
Армяно-курдская распря
Июль, 1916 г.
Об армяно-курдской распре говорят слишком много; недоброжелатели армян готовы все ужасы армянской резни отнести на счет этой распри; в недавно опубликованной беседе, турецкий министр Талаат-бей, проливая крокодиловые слезы, старался представить армянскую резню, как печальный исторический финал расового антагонизма армян и курдов.
Этот новый маневр турецкого правительства, вызванный страхом перед наступающим возмездием, опровергается фактами.
Там, где и курды и армяне жили в одинаковых экономических и бытовых условиях, они были добрыми соседями.
Десятки сел Турецкой Армении имеют смешанное армяно-курдское население; в этих селах курды свободно говорят по-армянски, мало отличаясь от своих соседей-армян обычаями и одеждой. Армяне не только не трогали этих курдов, но являлись их защитниками; с вынужденным уходом армян в Россию эти курды последовали за ними, всю тяжелую дорогу пользуясь покровительством односельчан-армян.
В нагорной полосе почти во всех курдских селах были обнаружены армянские семьи, спрятанные курдами. В Эрзерумской
[стр. 187]
равнине курды-кызылбаши спасли у себя в неприступных горах согни армянских семей из числа выселяемых в Месопотамию.
Таковы факты. Расового антагонизма между армянами и курдами не было; армяно-курдская распря создана турецким правительством; благоприятным основанием этой провокационной деятельности являлась разность хозяйственно-бытовых условий этих народов и с ней — разность мировоззрений и духовная отчужденность.
Принцип — разделяй, чтоб властвовать, всегда был излюбленным мотивом турецкой политики; не даром творение Макиавелли было настольной книгой султана Абдул-Гамида.
Разжигая дикие инстинкты курдов, всегда можно было иметь готовую армию против армян.
Так строил свою армянскую политику «кровавый султан», так продолжали Энвер и Талаат! В своем огромном большинстве курды жители диких бесплодных гор, 7-8 месяцев в году покрытых снегом; занимаются они скотоводством, очень редко хлебопашеством, едва удовлетворяющем размеры домашней потребности, и, главным образом, грабежом... На всем огромном протяжении своих гор они не знают другой власти кроме своего бея. Оттоманская империя, налоги, суд, администрация, — все это чуждо их серым утесам; между ними и халифом — бей.
Внизу на плодородных долинах и по всему предгорью расположились армянские села богатые хлебом и скотом.
Голодные курды хищно смотрели вниз на богатые долины.
Турецкое правительство не сделало ни одного усилия накормить и просветить курдов. Цепную собаку всегда держат полуголодной. Концы цепи прочно закреплены в Стамбуле; в нужную минуту цепь ослабляется, и дикая лавина скатывается на плодородные поля, превращая их в кровавые развалины..)
Периодически Стамбул спускает свору...
Беки и мелкие агенты султана ведут свору: забирая ценности, угоняют скотину, увозят женщин, сжигают села.
Европа разражается рядом митингов и протестов. Иногда толстой книгой о курдских зверствах. Стамбул натягивает цепь, прячет свору в дикие логова и, проливая крокодиловые слезы, обещает покарать виновных среди «непокорных» курдов.
Так инсценируется армяно-курдский антагонизм...
С. П.
Кавказ, действующая армия
«Арм. Вест.», №33. 1916 г.