Барсегов Ю.Г.
10. Почему современный турецкий юрист игнорирует решения турецких же судов
01 02 03 04 05 06 07 08 09 10 11 12 13 14
Стремясь доказать, что вопрос об «инцидентах» с армянами был внутренним делом, Гюндюз Актан говорит, будто по Севрскому мирному договору рассмотрение соответствующих дел было отнесено к исключительной юрисдикции турецких судов. Ознакомление с содержанием соответствующих положений Севрского договора показывает, что это, мягко говоря, неправда. Не менее показательно и то, что сам Гюндюз Актан, как и современная официальная Турция, полностью игнорирует результаты судебных процессов по делам об обвинении в депортациях и резне армян в турецких же судах в 1919-1920 годах, когда впервые в истории за преднамеренное массовое уничтожение части населения своего государства по этническому признаку члены правительства были привлечены к уголовной ответственности в национальных судах на основании национального уголовного права.
Материалы турецкого судопроизводства, подтверждающие совершение преступления геноцида, долгое время игнорировались даже в армянской политической литературе, что объясняется прежде всего психологическими причинами — убежденностью в том, что ожидать признания правды от турецкого суда бессмысленно.
Турецкое «правосудие» всегда было орудием политики геноцида армян. И, конечно, оно не могло вдруг стать мечом возмездия. Почему же турецкое государство пошло на открытие судебных процессов против членов бывшего турецкого правительства, признав, по существу, их вину в серии обвинительных заключений и приговоров? Почему оно, чиня препятствия преданию этих преступников международному суду, пошло добровольно на привлечение их к суду своих военных трибуналов? Этот вопрос представляет исторический и правовой интерес.
Верно, что оттоманские власти, соглашаясь предать высших должностных лиц турецкого государства национальному суду, рассчитывали на менее жесткие приговоры. Однако главная причина состояла в том, что правительство рассчитывало таким образом снять ответственность с турецкого государства и турецкой нации, ограничив ее только представителями правящей партии в правительстве и партийными функционерами.
Новое правительство Оттоманской империи, осознавая всю тяжесть и все юридические и политические последствия преступления, совершенного его предшественником — младотурецким правительством, и понимая, что коллективная ответственность турок, выражаясь в политической ответственности турецкого государства, неизбежно приведет к признанию необходимости прекращения его власти над своей жертвой — армянским народом в пределах населенной им территории, взяло курс на отмежевание от действий бывшего младотурецкого правительства. Исходя из-этого, власти проявляли готовность признать вину бывшего младотурецкого правительства только в том виде и в той степени, в каких это было необходимо для создания видимости осуждения имевших место преступных действий, для дистанцирования от них с целью сохранения за турецким государством плодов этого преступления. Поэтому, начав судебные процессы, новое турецкое правительство в то же время предпринимало меры, направленные на умаление масштабов преступления, сокрытие его характера, с одной стороны, и на то, чтобы выносимые приговоры не приводились в исполнение, остались на бумаге — с другой.
Несмотря на стремление турецкого правительства и турецких судов выгородить турецкое государство, материалы судебных процессов в Турции помогают установить подлинную картину происходившего. В этом отношении большой интерес представляют материалы предварительного следствия, осуществлявшегося в рамках специально созданного с этой целью Пятого комитета парламента и Следственной комиссии администрации, которая занималась расследованием преступлений должностных лиц правительства независимо от их ранга, а также все, что касается образования военных трибуналов, возбуждения уголовных дел, вынесения обвинительных заключений, обеспечения законности средствами процедуры (открытые заседания, защита и др.).
Принципиально важное значение имеют подкрепленные доказательствами обвинения правившей партии, руководителей военного министерства, министерства внутренних дел и «Специальной организации» (Teєkilвti Mahsusa) — Энвера, Талаата и Бахаэддин Шакира, а также провинциальных органов власти и «ответственных секретарей» младотурецкой партии на местах— прототипов нацистских партийных функционеров. Отметим, в част ности, вывод генерального прокурора Оттоманской империи о том, что депортации армян были «предлогом для резни» и что «этот установленный факт также очевиден, как очевидно и то, что два плюс два равно четырем».
Что касается форм, в которых совершалось преступление—физическое уничтожение армянской национальной группы как таковой, обвинительное заключение выделило помимо простого соучастия еще и заговор. Позднее великим визирем Дамад Феридом был поставлен вопрос о привлечении «активных» членов младотурецкой партии к ответственности по обвинению в принадлежности к преступной организации.
В обвинительных заключениях устанавливалось наличие намерения. Констатировав, что «резня и уничтожение армян были результатом решений Центрального комитета партии Иттихад», обвинение уточняло, что процесс принятия решения состоял из «продолжительных и глубоких обсуждений», в результате которых «был принят» соответствующий план действий.
В обвинительных заключениях отмечалось также, что с целью «маскировки» этого плана применялась соответствующая тактика, когда руководство исполнением решений обеспечивалось путем секретных устных и письменных приказов и инструкций, которые подлежали уничтожению. Наличие намерения не могло ставиться под сомнение ссылками на необходимость массового перемещения населения или на «оправданность» наказания нелояльной общины, тем более что, как указывалось в одном из обвинительных заключений, «депортации не были ни мерой, продиктованной военной необходимостью, ни дисциплинарным актом наказания». Как констатировало обвинительное заключение, принятый младотурками всеобъемлющий план и руководство его реализацией из центра имели целью «окончательное решение нерешенных проблем», из которых на первое место ставился Армянский вопрос. Наличие заранее разработанного плана и, соответственно, намерения поголовного повсеместного уничтожения армян было подтверждено в ходе судебного рассмотрения документами и свидетельскими показаниями генерала Вехиба и др. В материалах имеются убедительные, бесспорные доказательства наличия этого субъективного элемента состава преступления как в виде фактов, так и в виде следственных и судебных заключений.
Внимание исследователей юридической стороны проблемы предотвращения геноцида привлекают и материалы, относящиеся к попытке защиты отрицать правомерность привлечения к ответственности высокопоставленных официальных лиц ссылкой на доктрину акта государства. По утверждению защиты, действия членов турецкого правительства и их представителей не могли рассматриваться как обыкновенное уголовное преступление, поскольку резня была сопряжена с депортациями, а последние были частью акта государства—Закона о депортации, санкционированного султанским «ирадэ». Турецкий суд отверг правомерность ссылки на акт государства на основании внутреннего турецкого права. Он отметил, что резня, даже если ее рассматривать как присущий депортациям элемент, представляла убийство и, следовательно, отдельное и самостоятельное действие. Суд исходил из того, что ссылка на акт государства могла бы рассматриваться только при том условии, если бы имелись доказательства того, что резня была не преднамеренной, а лишь неизбежным результатом исполнения официальных обязанностей. Однако суд, руководствуясь общей политической линией султанского правительства, сделал вывод, что имеющиеся доказательства подтверждают, что резня сама по себе была частью политики и решений, принятых обвиняемыми не в рамках официальных обязанностей министров и правительства в целом, а в качестве членов секретного, заговорщического объединения (зemiyet).
Из ряда других важных в юридическом отношении обстоятельств примечателен, в частности, тот факт, что попытки защиты изъять дела из компетенции чрезвычайных военных трибуналов и передать их на рассмотрение парламента, среди членов которого были десятки участвовавших в этом преступлении должностных лиц, суд отверг на том основании, что чрезвычайное военное положение было введено правительством, в которое входили подсудимые, и что поэтому (не говоря уже о специальном султанском декрете о наделении трибунала соответствующей компетенцией) военный трибунал был единственно возможным судебным органом для рассмотрения этих уголовных дел.
Большой интерес представляет анализ приговора по делу министров кабинета, вынесенного 5 июля 1919 г. Суд признал министров виновными не только в физическом истреблении армян, но и в ведении агрессивной войны. То обстоятельство, что Турция по собственной воле начала войну против России с целью реализации своих пантюркистских планов, факт общеизвестный и документально подтвержденный. Суд подтвердил также факты организации повстанческих банд на Кавказе как части плана готовившегося военного вторжения. Именно в этом контексте следует рассматривать и настойчивые требования младотурецкого правительства, чтобы армяне, присоединившись к азербайджанцам и грузинам, подняли на Кавказе восстание с целью его отторжения от России. Эти факты имеют прямое отношение к вопросу о геноциде армян, ибо свидетельствуют о фальши «оборонительных» мотивов, выдвигавшихся младотурецким правительством для обоснования «депортаций», а теперь выдвигаемых Гюндюз Актаном в качестве «доказательства», что геноцида армян не было.
В результате рассмотрения вопроса об «организации и использовании преступления резни лидерами Иттихада» суд пришел к однозначной констатации: «этот факт был доказан и проверен военным судом». Имеется ряд других судебных констатации фактов, которые сейчас сознательно искажаются, чтобы не допустить тех политических и правовых выводов, которые из них следуют неотвратимо. Так, например, признается оборонительный характер освободительного движения армян.
Обращает внимание полное совпадение выводов, к которым приходили следствие и трибуналы в разных делах. В частности, выводы и решения, содержавшиеся в обвинительном акте по делу главных соучастников преступления — младотурецких руководителей, занимавших высшие посты в правительстве, были подтверждены и другими судебными процессами: общим для всех вердиктов было, в частности, заключение о том, что депортации были прикрытием для главного замысла — уничтожения депортируемых, что в этом «не может быть сомнений» и что подлинные цели депортаций доказаны документами, написанными и подписанными обвиняемыми лично.
В этих вердиктах «преступления резни, грабежа и мародерства» осуждаются как нарушения Оттоманского уголовного кодекса и «великих предписаний» не только ислама, но и «человечности и цивилизации». Так, приговор по йозгатскомуделу, осудив ведшуюся подсудимыми агитацию «не только среди местных мусульман, но и всех мусульман вообще» участвовать в убийствах армян, назвал эту агитацию «смертным грехом». Он отверг попытки представить резню неповинных людей как репрессии против якобы восставших армян. В вердикте по трапезундскому делу указывалось, что депортируемых армян отдавали на расправу бандам «уголовников-рецидивистов», которые методически грабили, насиловали и убивали их, как правило, сбрасывая свои жертвы в Черное море. В вердикте по делу «ответственных секретарей» младотурецкой партии было установлено, что они руководили бандами, которые специально создавались для резни армян, и что они виновны в «резне и уничтожении армян и в их ограблении».
Привлекает внимание следующее характерное обстоятельство, раскрывающее сущность процессов. Хотя установленные составы преступления полностью совпадали и виновность обвиняемых признавалась, выносимые приговоры и меры наказания не соответствовали содеянному. Высшая мера наказания выносилась in absentia — только тем подсудимым, которым предварительно дали возможность бежать от правосудия. Так, в харпутском процессе был приговорен к смертной казни Бахаэддин Шакир — политический директор «Специальной организации».
Во всех вердиктах (кроме процесса по делу руководителей младо-турецкой партии и правительства) к смертной казни за участие в резне армян были приговорены только два провинциальных должностных лица невысокого ранга и один жандармский офицер. Этот красноречивый факт подкрепляется оценкой, данной турецкому правосудию исполнявшим обязанности британского Верховного комиссара в Стамбуле контр-адмиралом Веббом, отметившим «способ, которым распределялись приговоры между отсутствовавшими и присутствовавшими подсудимыми с тем, чтобы допустить минимум действительного лишения жизни».
Многие другие факты подтверждают лживость тезиса официальной турецкой историографии, будто султанские власти проявляли какое-то особое рвение в привлечении к ответственности младотурок, чуть ли не равнозначное политическому преследованию. Достаточно напомнить, что за физическое умерщвление полутора миллионов армян никто из лидеров правившей партии и правительства не понес наказания: лишь несколько человек понесли заслуженную кару от руки армянских народных мстителей. Вся же остальная масса убийц — организаторы и исполнители геноцида армян — составили основу кемалистского движения.
Саботаж правосудия осуществлялся и в самом государственном аппарате—военном министерстве, министерствах внутренних дел, юстиции и др.: скрывали и уничтожали документы — секретную и сверхсекретную шифропереписку, запрещали местным властям выполнять судебные распоряжения, помогали подсудимым скрываться от правосудия и т. д.
Наглядное представление о вольготных условиях содержания лиц, обвинявшихся в совершении тягчайших преступлений, можно получить из текста донесения британских военных властей, на которые было возложено осуществление условий перемирия. Находившиеся в заключении министры кабинета даже проводили свои заседания с целью выработки стратегии защиты.
Слабость правосудия была связана не с тем, что «всякое правительство потерпевшей поражение страны не может быть сильным». Если бы султанское правительство Турции действительно стремилось к осуществлению правосудия, оно едва ли встретило противодействие держав Антанты, которые торжественно обещали всему миру наказать виновных в преступлении геноцида армян. Линия турецкого правосудия определялась поставленной перед ним политической задачей — отвести международную ответственность от турецкого государства и турецкого геноцидного общества, ограничившись самым минимумом, создав лишь видимость правосудия.
Из ряда исчерпывающих оценок деятельности турецких судов приведем одну, данную Верховным комиссаром США в Стамбуле Люисом Хеком в телеграмме от 7 февраля 1919 г.: «Судопроизводство велось с характерной медлительностью, и поведение суда... свидетельствует о том, что он не очень расположен к вынесению строгого и быстрого приговора»*.
__________________
* Dadrian V.N. Genocide as a problem of National and International
Law: the Wold War I Armenian case, its contemporary legal ramifications
// Yale Journal of International Law. Vol. 14, № 2. (Summer 1989).
P. 313, note 368.
__________________
Тем не менее преступление, совершенное турецким государством, было столь чудовищным, а его масштабы столь велики, что даже частично приподнятой завесы было достаточно для осуждения не только физических лиц, но и самого турецкого государства. Не случайно, конечно, в связи с окончанием процесса по йозгатскому делу генеральный секретарь младотурецкой партии заявил, что вынесенный вердикт представляет «самоосуждение правительства и суда, приговор турецкой нации».
С оценкой этим вердиктом младотурецкой партии, руководившей осуществлением геноцида армян в 1915-1918 гг., полностью совпала оценка премьер-министра созданного в Анкаре кемалистского правительства, заявившего, что вердикт представлял собой «признание и удостоверение вины нашего собственного правительства»*.
__________________
* Dadrian V.N. Genocide as a problem of National and International
Law: the Wold War I Armenian case, its contemporary legal ramifications
// Yale Journal of International Law. Vol. 14, № 2. (Summer 1989).
P. 313-314, note 368.
__________________
Кемалистское движение, объединившее всех тех, кто принимал участие в геноциде армян, и выступившее в качестве преемника и продолжателя политики геноцида армян, противодействовало осуществлению правосудия над участниками этого преступления не только в международном суде, но и в турецких судах. Даже куцое, урезанное правосудие султанского правительства показалось кемалистам излишней роскошью. И хотя многие дела, связанные с геноцидом армян, были завершены и ждали открытия судебных процессов, кемалистское правительство начало разрушать конституционную судебную структуру. Уже 3 января 1921 г. оно решило заменить Военный трибунал своим Судом независимости в деле по преступлениям, совершенным в Йозгате (вилайет Анкары), а 25 апреля 1922 г. кемалисты принудили последний кабинет последнего великого визиря объявить военные трибуналы некомпетентными судить «националистов». В ноябре 1922 г. в Стамбуле были введены в действие законы, принятые кемалистами, и, наконец, 31 марта 1923 г. была объявлена всеобщая амнистия для всех тех, кто был осужден не только военными, но и гражданскими судами Турции. Распустив военные трибуналы и прекратив все уголовные дела по преступлениям, связанным с резней и депортациями армян, кемалисты сами подтвердили, что они выступили в качестве не только защитников преступников, но и преемников их политики геноцида. Этим и объясняется позиция Гюндюз Актана, его отношение к решениям турецких судов.
Также по теме:
Барсегов Ю. - Геноцид армян - преступление против человечества (о правомерности термина и юридической квалификации)