ГЕНОЦИД АРМЯН В ОСМАНСКОЙ ИМПЕРИИ

Нерсисян М. Г., Саакян Р.Г.

II. Массовая резня армян младотурками, 1909 - 1918


Предыдущая    Вернуться к содержанию     Следующая


204. Письмо католикосу всех армян Геворку V. 28 ноября 1916 г.
205. Сведения о количестве армян, погибших во время резни в провинции Кеги в 1916 г.
206. Выселение армянского населения из ряда вилайетов Турции. (Из доклада Национальному армянскому бюро в Тифлисе).
207. Из рассказа очевидца о резне в Болукском районе.
208. Из статьи «Младотурки и их жертвы».
209. Из статьи П. А. Бурышкина «В Эрзеруме».
210. Преступления ряда турецких врачей в 1915—1916 гг.
211. Из речи Эмиля Думерга, произнесенной в Париже 16 января 1916 г.
212. Статья С. М. Кирова «Народ страдающий».
213. Из речи Анатоля Франса, произнесенной в Париже 9 апреля 1916 г.
214. Из высказываний Карла Либкнехта (июль 1916 г.).
215. Джеймс Брайс об ответственности младотурецкого правительства.
216. Из книги Г. А. Гиббонса «Последние избиения в Армении»
217. Выдержки из книги Ренэ Пинона «Уничтожение армян».
218. Валерий Брюсов о трагедии западных армян.
219. Из книги Анри Барби «В стране ужаса». Апрель 1916 г.
220. Из воспоминаний турецкого чиновника Наим-бея. (Высылка и резня в Рас ул-Айне и Дейр Зоре в 1916 г.)
221. Из письма католикосу всех армян Геворку V. 21 января 1917г.
222. Из письма немца., жившего в 1915—1917 гг. в Турции. 26 марта 1917 г.
223. Из телеграммы министру иностранных дел Терещенко. 31 мая 1917 г.
224. Католикосу всех армян Геворку V. 27 июня 1017 г.
225. Из докладной записки католикосу всех армян. (О зверствах, совершенных над армянским духовенством в Харберде).
226. Декрет Совета Народных Комиссаров о «Турецкой Армении». 29 декабря 1917 г. (11 января 1918 г.).
227. Из беседы с полковником З., напечатанной в газете «Кавказское слово».
228. Отрывки из книги А. Мандельштама «Судьба Оттоманской империи».
229 Из статьи В. А. Гордлевского «Армяне и война» (1917г.).
230 Из докладной записки В. Теряна о Турецкой Армении (1917г.)
231. Сообщение о зверствах турецких войск в Трапезунде.

[ стр. 419 ]

204. Письмо католикосу всех армян Геворку V

Перевод с армянского
Карин, 28 ноября 1916 г.

Предрешенная за несколько лет политика всеобщего истребления армян была осуществлена в Харберде так же, как и во всех других районах Турецкой Армении. Невообразимая жестокость, смешанная с варварством и свирепостью, — вот те средства, которые были применены в Харберде для уничтожения ни в чем неповинных армян, лишения их имущества и чести, жизни и свободы, религии и языка.

Первый шаг выразился в том, что были разрушены воспитательные учреждения и закрыты все национальные школы... Правительство приказало закрыть колледжи и школы под ложным предлогом «эпидемических заболеваний» и разогнало всех учащихся, превратив школьные здания в больницы и казармы. Учебные заведения были закрыты 28 марта 1915 года... В апреле были произведены обыски с целью изъятия литературы у жителей, обвиненных в принадлежности к партии, а также аресты видных деятелей-армян. Эти аресты пока еще не сопровождались избиениями и жестокостями. 1 мая начали арестовывать преподавателей колледжа «Евфрат», деятелей воспитательных учреждений, богачей, видных писателей и духовных лиц, как людей наиболее известных. 10 мая начались избиения и жестокие пытки. Арестованных сначала избивали, а затем подковывали, т. е. вбивали им гвозди в ступни, головы сжимали тисками. Этой пытке подвергались преимущественно преподаватели колледжа и видные представители армянской интеллигенции. Забыл добавить, что им вырывали клещами ногти, выворачивали пальцы, обливали руки смолой и поджигали, увеличивая таким образом их страдания.

В этот тяжелый период, когда народ дошел до полного отчаяния, бессердечные власти начали коварную игру, распространив слух, будто «получена телеграмма о том, что невиновные скоро будут освобождены, а принадлежащие к партии получат легкое наказание за подстрекательство народа». Начальник округа, позвав к себе предводителя армян, священника Исаака, немецкого миссионера Эймана и пастыря армян-евангелистов Вар-

[ стр. 420 ]

дана Амирханяна, сообщил им о полученной телеграмме и приказал повелительным тоном: «Если народ хочет, чтобы невиновные скоро были выпущены из тюрьмы, он должен сдать нам все имеющееся у него оружие и боеприпасы, после чего, возможно, все будут освобождены», намекая при этом, что под «всеми» следует понимать и всех принадлежащих к партии.

Духовное начальство, поверив вместе с немецким миссионером этим лживым уверениям, стало с воодушевлением уговаривать армян сдать оружие правительству. Немецкий миссионер и армянский священник в своих проповедях смогли убедить бедный народ, что «спасение наших заключенных братьев зависит от сдачи оружия». Тем самым внушили народу, что благоразумнее сдать оружие. Пастырь евангелистов, следуя их примеру и веря обещаниям правительства, стал проповедовать то же самое...

Проповеди эти привели к тому, что обманутый народ стал сдавать оружие...

Сейчас же после сдачи оружия началась высылка заключенных, число которых доходило до 1500—1600 человек, и осада окрестностей. От Харберда до Мезры на расстоянии получаса езды было запрещено хождение. Всех встречавшихся мужчин немедленно арестовывали и избивали, вырывали им волосы, усы, а духовным лицам—бороды. Зверства сделались неописуемыми. Даже ходить из дома в дом стало невозможным. Мы слышали, что арестованных высылают по ночам... (вот как турки выполняли свое обещание!). Священник Исаак обратился с жалобой к правительству, но, вернувшись, был немедленно арестован.

Проведя 15 дней в тюрьме без воды и пищи, он, совершенно обессиленный, был выслан в числе 800 других заключенных интеллигентов...

Пока шли аресты мужчин в Харберде, мужское население окрестных деревень было полностью уничтожено. Женщины пожаловались немецкому миссионеру, что окровавленная одежда их близких намеренно подбрасывается к их порогам, но сочувствия миссионера Эймана не добились. «Не верю вашим словам,—говорил он им,—правительство обещало нам, что будет выселение, но не резня...».

15 июня началась высылка всего населения. Некоторые из заключенных путем крупных подкупов были ос-

[ стр. 421 ]

вобождены из тюрьмы, чтобы присоединиться к своим семьям.

Высылаемых квартал за кварталом гнали к горам и рекам по дороге между Диарбекиром и Малатией, чтобы уничтожить их... Пусть теперь американский консул мистер Дейвис, американские и немецкие миссионеры, если у них есть совесть, засвидетельствуют то, что они видели своими глазами, признаются в своих действиях против беженцев, пусть расскажут миру подлинную правду о том, как ни в чем неповинные жители, группа за группой, караван за караваном, сгонялись к берегам озера Гёльджик, расположенного среди гор, как их убивали и грабили по дороге в Малатию, в местности, называемой Ичола, как бросали трупы в реку Евфрат, которая в эти страшные дни покраснела от крови, как похищали армянских девушек; перо мое не в силах описать это. Предоставляю другим дополнить мои слова.

Очевидцы резни, оставшиеся в живых и спасшиеся, рассказывали мне, как жестоко жандармы и конвойные, сопровождавшие высылаемых, каждый день обманывали народ; уверяя его, что получена телеграмма с приказом в сохранности доставить оставшееся население в Урфу, и с этими уверениями гнали его с места на место с тем, чтобы по возможности уменьшить их число... Матери своими руками срезали косы у дочерей и обмазывали им лица грязью, чтобы они выглядели уродливыми. Армянские женщины и девушки по своей воле бросались в реку, чтобы не попасть в руки турок. Многих из них насильно превращали в наложниц. В Харберде и Малатии находится около 5—6 тысяч красивых армянок, взятых в жены турецкими начальниками ходжами и жандармами. В Диарбекирском и Харбердском округах в курдских и турецких домах живет более 3 тысяч мальчиков от 8 до 12 лет, подобранных по дорогам...

Арсен Хачикян

ЦГИА Арм. ССР, ф. 57, д. 622, л. 13—15.

[ стр. 422 ]

 

205. Сведения о количестве армян, погибших во время резни в провинции Кеги в 1916 г.*

№№
пп.
Название
деревень
Кол-во
армянских
домов
Кол-во
армян до
резни
Кол-во
спасшихся
Кол-во
эмигрированных
Кол-во
погибших
1 2 3 4 5 6 7

1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39

Гасапа
Хубс
Темран
Асег
Чанахчи
Чермак
Астхаберд
Хоснак
Серкевил
Ошас
Апохнак
Чыпс-гюх
Хаджи
Кар-буйс
Чан
Сагадзор
Хачадур
Эртыч
Апеванк
Алтун-Усейн
Аграк
Ангстун
Хупек
Хас-гюх
Хол-Хол
Авдник
Ахиджур
Челеби-Мезре
Лик
Хош-кар
Орор
Чайри Паш
Саганк
Инах
Эолмеч
Чумах
Тинек
Амарыч
Азинк

650
260
385
225
200
165
180
95
85
55
70
64
25
60
60
65
10
100
21
12
55
55
13
5
6
18
7
8
8
22
68
30
25
5
10
7
26
10
35

3900
1980
2650
1570
1400
1155
1250
850
650
450
450
480
180
450
450
450
60
775
870
80
450
400
115
30
66
120
45
56
65
160
460
400
200
45
70
67
320
140
300

18
13
38
16
7
14
14
22
7
7
6
-
-
-
-
92
1
176
7
43
-
72
3
1
1
-
-
-
-
-
10
2
1
-
5
10
13
5
8

250
325
350
200
200
120
125
70
75
55
40
60
25
55
40
55
4
85
23
10
25
54
20
4
7
15
5
7
10
20
70
15
20
6
6
7
18
6
25
3632
1642
2262
1354
1103
991
1081
758
568
388
404
420
155
395
410
303
55
514
846
27
425
274
92
25
58
105
40
49
55
140
380
383
179
9
59
50
389
129
267

__________________________

* Сведения были составлены армянской патриархией в Константинополе и сообщены католикосу всех армян Геворку V. (Ред.).

__________________________

[ стр. 423 ]

1 2 3 4 5 6 7

40
41
42
43
44
45
46
47

Меликан
Шен
Черман
Шару
Харапек
Личик
Чифлик
Хылытчптух

60
10
-
24
35
46
42
28

450
70
156
187
260
385
480
278

30
11
-
20
2
30
61
15

11
5
-
18
18
42
10
6
409
54
156
149
240
313
409
257

 

   


26375

   


23149

ЦГИА Арм. ССР, ф. 57, оп. 2, д. 786, л. 8—10.

 

206. Выселение армянского населения из ряда вилайетов Турции

(Из доклада Национальному армянскому бюро в Тифлисе)

Перевод с армянского*

В наш доклад не включена Северо-восточная Армения, так как этот район оставался вне общения с нами и у нас не было возможности установить с ним связь.

Наши данные охватывают районы: Трапезунд—Ерзнка, Диарбекир, Месопотамия и Запад.

Выселение из армянских вилайетов повсеместно производилось с чрезвычайной осторожностью, систематичностью и по единому образцу...

Всюду на местах циничным, обманным образом, по заранее составленным спискам, были вызваны в полицию на несколько минут представители передовой интеллигенции—профессора, учителя, адвокаты, общественные деятели — и все заключены в тюрьмы.

Таким образом лишив общество руководящих элементов, они [турецкие власти] облегчили себе в дальнейшем успешное осуществление своих дьявольских планов.

Изолировав всю интеллигенцию, они собрали в городах и селениях всех, кого можно было использовать как физическую силу; их также изолировали, а затем

__________________________

* Документ не датирован. Вероятно, составлен в 1916 г. (Ред.)

__________________________

[ стр. 424 ]

высылали по ночам, группами, со связанными рукам, в сопровождении вооруженных жандармов и солдат.

Повсеместно были организованы шайки погромщиков из добровольцев-турок, которые по распоряжению свыше отправлялись в определенные места, чтобы исполнить свой «патриотический долг» — вырезать по группам безоружных и связанных по рукам армянских изгнанников. Для этого из осторожности поначалу выбирались глухие уголки и пустынные места, но затем погромщики обнаглели до того, что уже не стали соблюдать никакой осторожности и убивали всюду.

Покончив с изолированными, они принялись за оставшихся, едва живых армян мужского пола, старше десяти лет, которых, отделив от женщин и детей, угоняли в различных направлениях. К погромщикам присоединялись особые делегаты от правительства, избранные из местных видных турок, обязанность которых заключалась в том, чтобы, отведя изгнанников на несколько десятков километров, отобрать все их имущество и сдать казне, после чего расстрелять их или потопить в реке. А женщины и дети, босые и полуобнаженные, погоняемые кнутом безжалостных жандармов, также отправлялись по разным направлениям. На протяжении всего пути до Месопотамии населению было предоставлено право взять себе, кто сколько захочет, женщин и детей.

Выселение из армянских вилайетов впервые началось с Эрзрума и Ерзнка по вышеизложенной системе. Об этом свидетельствуют две немецкие девушки, состоявшие при германской миссии в Турции и служившие во время войны в военных госпиталях в качестве сестер милосердия, сначала в Эрзруме у доктора Талчяна, а потом в Ерзпка у немецкого врача. Не мирясь с несправедливостями по отношению к армянам, они протестовали, за что немецкий врач выбросил их на улицу как изменниц. Девушки рассказывают, что выселенных из Эрзрума женщин и детей турки расхватывали, как волки ягнят. Больные и слабосильные, они падали в пути и умирали, а мальчики беспощадно истреблялись. Выселенные из Ерзнка были загнаны в ущелье Камах-Дереси, где Евфрат имеет быстрое течение, и, по их мнению, немногие остались в живых.

Той же участи подверглись армяне побережья Черного моря, начиная от Трапезунда до Самсуна, и рассказ об этом был бы только повторением описанного. Италь-

[ стр. 425 ]

янский консул в Трапезунде проездом сообщил нам, что здесь миссионеры собрали довольно большое число детей обоего пола и взрослых девушек. По окончании выселения, когда о них стало известно, из местных турок и иностранцев была образована комиссия, которая открыла сиротский дом и поместила туда детей, а также взрослых девушек для ухода за ними. Центральный комитет Иттихада, узнав об этом начинании, сильно вознегодовал, якобы по каким-то военным соображениям, и под угрозой военного суда разогнал сиротский дом, а взрослых девушек поместил в специальный дом, где они должны были служить гнусной похоти военнослужащих.

Сведения, полученные нами о Диарбекире, крайне разноречивы: одни сообщали, что армяне оказали сильное сопротивление, другие утверждали обратное, что никакого противодействия не было; факты, однако, удостоверяют, что в конце концов их постигла та же участь. Вам уже известно о сопротивлении, оказанном в Марзване и Шапин-Карахисаре: в первом—слабое и неорганизованное, а во втором—организованное, сильное, славное сопротивление.

Харбердский очевидец сообщил ужасающие подробности. Там тоже была изолирована вся интеллигенция и лица, которые представляли собой физическую силу. Каждую ночь их по 50 человек выводили со связанными руками и умерщвляли. Последняя группа в пятьдесят человек, заключенных в одной из камер тюрьмы, состоящая из наиболее самоотверженных и смелых интеллигентных деятелей, вместо того, чтобы умереть такой смертью, проявив невиданный героизм, подожгла камеру и сгорела в ней.

Все ученики центрального училища, американских и французских колледжей, которые были взяты в армию и использовались на безоружной службе и строительстве дорог, числом до 1500 человек, тоже были изолированы в одном здании. По истечении нескольких дней, ночью, под сильным конвоем они были выведены якобы для отправки в Урфу, но на расстоянии 40—50 километров, в местности, называемой Кейзин, расстреляны и погребены. С остальной частью населения поступили так же, как и в других местах.

Дети из Ерзнка и Эрзрума, в большинстве своем добравшиеся до Харберда, голодные, голые, изнуренные, бродили по улицам, прося у прохожих хлеба. Многие из них

[ стр. 426 ]

не выдерживали и падали то здесь, то там, не имея сил идти дальше; повозки градоначальства забирали их еще живыми вместе с мусором и вывозили на свалку, где они и погибали под кучами мусора.

Во всех армянских вилайетах в общем была одна и та же картина.

Выселение из Киликии. Киликийцы, предвидя, что правительство собирается начать гонения против армян, решили при первом же случае объединиться для самозащиты. Киликийский католикос Саак, узнав об этом я предполагая, что самозащита может вызвать печальные последствия для народа, вместе с марашским архиереем и айнтабским протестантским священником старался убедить народ не прибегать к самозащите, и сам от имени правительства делал успокоительные заверения. Героический Марзван. оказавший во время событий 1895 и 1908гг. мужественное сопротивление, сдался и подвергся выселению.

Зейтун, который на протяжении веков благодаря своему непокорному и смелому нраву оставался полунезависимым и много раз победоносно воевал с сотнями тысяч врагов, на этот раз, вследствие внутренних разногласий, поднял белый флаг в знак готовности сдаться. Большая часть молодежи, не согласившись с этим и разделившись на несколько групп, присоединилась к укрывшимся в горах «беглым» солдатам. Они напали на специально посланный правительством отряд, целиком уничтожили его, захватив оружие и боеприпасы. Правительство послало солдат в еще большем количестве. Население же, которое сдалось, было переброшено в болотистую, нездоровую местность близ Конии, где начались различные эпидемии, так как не было ни еды, ни жилищ, ни врачей, ни лекарств. Те, кто чувствовал в себе силы, несмотря на сильный воинский караул, в безумии пытались вырваться из этого ада, но падали под пулями солдат.

По свидетельству директора американской больницы в Айнтабе, армяне несколько раз спускались с гор, чтобы отбить караваны высланных, и два-три раза им это удавалось. Среди них была и кюринская молодежь, в значительном числе присоединившаяся к ним.

Относительно Хаджина мы никаких сведений не получили. Среди горцев Суэдии тоже возникли разногласия по указанной причине, и жители нескольких селений,

[ стр. 427 ]

которые сдались, были выселены и перебиты. Жители некоторых других селений, узнав об этом, поднялись на гору и 50 дней воевали против многих тысяч регулярных и нерегулярных войск, вооруженных пушками.

Выселение армян из Западной Анатолии и Фракии. Раньше всех началось выселение из Ангоры. Сперва было собрано армяно-григорианское мужское население числом до 800 человек и выслано по направлению к Кесарии. В сорока километрах, в ущелье, на них напала засевшая в засаде шайка четников и перебила их всех топорами, шашками и дубинами. Затем были собраны армяне-католики мужского пола и тоже высланы в Кесарию, а оттуда — в Конию; они не были перебиты.

Через несколько дней после этого собрали всех женщин и детей, которых загнали в товарные вагоны, и, продержав неделю на станции без пищи и питья, отправили в Конию. Очевидец из Конии сообщил, что все они прибыли туда, равно как и армяне-католики, отправленные пешком.

Все районы подверглись выселению, кроме Измира и Константинополя. Из Константинополя были высланы те приезжие армяне, у которых не было семей; они тоже прибыли в Конию. В этом районе к самозащите прибегли Ченкилир и Пандырма, где после героических боев все мужчины были перебиты.

Остальное население размещено в Афьон-Карахисаре, Эскишехире, Эрегли, Конии, Бозантии, Кютахии. Поступившие сведения в мрачных красках рисуют их положение: они живут либо под открытым небом, либо в палатках; предполагают, что зимой их положение будет ужасно.

Туда же переброшенно население Фракии, Родосто и Болгарии.

Конфискация движимого и недвижимого имущества высланных. По временному закону от 13-го сентября 1915г. все движимое и недвижимое имущество .высланных подлежало конфискации. В Константинополе были образованы четыре комиссии—одна для Никомедии, другая для Киликии и еще две для западных и восточных вилайетов, чтобы на месте совершить акты конфискации.

Предполагаемая численность оставшегося турецкоподданного армянского населения. По нашему мнению, основанному на вышеуказанных данных, только незначи-

[ стр. 428 ]

тельная часть армянского населения армянских вилайетов Турции дошла до Месопотамии, причем положение их настолько скверно, что, надо полагать, мы там найдем не очень много армян, если только и они не будут перебиты при отступлении турок. Остаются, следовательно, уцелевшие из Киликии, выселенцы из Никомедии и Фракии, обосновавшиеся в районах Конии и Кютахии, и армяне Константинополя и Измира.

Предположительно можно составить следующую таблицу достигших Месопотамии:

из армянских вилайетов........................100000
уцелевшие из Киликии..........................100 000
выселенцы из Никомедии и Фракии.........150 000
армяне из Константинополя и
Измира, не выселенные.........................180 000
__________________________________________
Итого..................................................530 000

Аматуни

Архив Института истории АН Арм. ССР, ф. 1, оп, 1, д. 219, л. 25—31.

 

207. Из рассказа очевидца о резне в Болукском районе

Перевод с армянского

Я сын Мкртича Яртымяна, уроженца села Чагмард, Богазлянской казы, Йозгатского санджака. Прежнее мое имя—Саркис Яртымян. Стыжусь сказать, что новое мое имя—Али Фуад.

Сколько раз я избавлялся от верной смерти! Теперь же, после горестной утраты отца и матери, восьмидесятилетнего, убеленного сединой деда, двух моих сестер и всех моих родственников, я хочу рассказать то, что видел своими глазами. Рассказ мой могут подтвердить многочисленные свидетели, армяне и турки.

Болук—укромный, забытый уголок в Йозгатеком санджаке. Плодородная почва, холодный, но здоровый климат выковали тут трудолюбивых земледельцев.

Особенно отличалось местное население многодетностью. Почти в каждом доме было по два десятка детей. В Болуке было до сорока армянских селений, отчасти смешанных с турками.

Почти все население состояло из крепких, работящих

[ стр. 429 ]

земледельцев, особенно преданных родной церкви и национальным традициям. В последних числах июня 1915г. чудовищный заговор Иттихада кое-где уже был осуществлен. В нашем же крае день ото дня атмосфера сгущалась новыми слухами о резне. Неожиданное увольнение богазлякского начальника, исполнявшего приказания центра, предвещало близкое наступление бедствия.

Его преемнику, пресловутому Кемалю, молодому иттихадисту, с первых же дней удалось разжечь страсти среди населения. Это человекоподобное чудовище вместе со своим молочным братом Мухлисом вскорости подготовили чете для резни армян...

Было воскресенье 5-го июля 1915 г. Фанатичная толпа, заранее настроенная, рука об руку с властями приступила к делу. Около 240 армян, собранных из окрестных селений в Богазлян, были перебиты дубинами на мельнице, отстоящей от города на расстоянии одного часа ходьбы. Весть об этом принесли четверо раненых.

В тот же день и коренные богазлянцы-мужчины были уведены куда-то за черту города, на расстояние четверти часа ходьбы и изрублены топорами на куски. Я сам видел место бойни в тот момент, когда бежал.

Наступала наша очередь мученичества...

8 июля, еще только рассветало, когда Кемаль и Мухлис окружили селение сотнями жандармов и четников. Ржание коней, рев спускающихся с гор шаек башибузуков, возгласы жандармов, кричавших: «Во имя аллаха, не щадите, убивайте, благословен этот день», несшиеся издали крики детей, отчаянный вопль и плач взрослых— все невозможно описать словами. От этого страшного шума я внезапно проснулся. Смертельный ужас объял меня. Послышались быстрые шаги. Мой отец и моя дорогая мать вбежали в мою комнату. Они обняли меня и зарыдали.

— Беги, спасайся... За тебя мы умрем... Пока я молча в оцепенении глядел, пришел мой старый дед, взял за руку моего брата и воскликнул:

— Бог да защитит жизнь этих невинных!

Тут мои несовершеннолетние сестры, распростершись на земле, стали кричать, предчувствуя грозную опасность.

Ружейные выстрелы заглушили шум на улице.

Вопли как будто прекратились; каждый думал о том, как бы спастись. Начался погром на улице, в домах, раненые бежали кто куда...

[ стр. 430 ]

Часть мужчин селения отвели в церковь и заперли. Были последние дни рамазана. Утром, в половине одиннадцатого, вывели из церкви вереницу мучеников. Впереди, связанные по рукам и привязанные друг к другу, шли два священника, за ними и другие в таком же порядке.

Позади всех вели моего седовласого деда и били его. Их повели в ущелье Ягны Гисари, что в десяти минутах ходьбы. Я наблюдал из окна дома. Там, на бойне, мучеников поставили на колени, лицом к востоку, и над их головами взвились шашки, лопаты, заступы, камни и палки.

Растерзанные на куски тела валились на землю, и наступившая ночь прикрыла своим черным покровом это неслыханное злодеяние.

Толпа вернулась в селение. Очередь была за женщинами. Красивые молодые женщины и девушки уродовали свои лица. Не могу забыть дочь цирюльника, Сирануш, которая пыталась сжечь себе волосы, сама вспыхнула и, заметавшись, пала жертвой огня. То была ночь беспросветного горя. Армянская честь была безжалостно поругана. Ограбление имущества и похищение женщин стало обычным явлением. Через несколько дней те, кто остались, разбрелись по турецким селам. Уплатив крупную сумму денег, я укрылся в доме знакомого аги-турка, где и пробыл продолжительное время. Таким было наше насильственное выселение, и так оно происходило во всех других армянских селениях Болука.

Наши богатства ограбили, торговали честью наших сестер, продавая их за серебряную монету или за полтора фунта табаку.

Ужасная трагедия повторилась 8-го февраля 1916 г., несмотря на то, что мы все переменили религию. Мужчин, оставшихся в небольшом числе, опять увели на богазлянскую бойню, а детей со связанными ртами, в полумертвом состоянии, вместе с женщинами закопали в землю живыми.

Память о наших мучениках-сподвижниках еще свежа. Мы не должны забывать их...

Мир праху их.

Наши покойники, однако, не имеют могил, не имеют гробниц. Они не хотят панихид...

Они хотят справедливости во имя справедливости.

[ стр. 431 ]

Мы, спасшиеся от великого злодейства, громко взываем ко всему миру:

— Мы требуем справедливости во имя справедливости.

«Жоговурд», 11 (24). XI . 1918, Ереван.

 

208. Из статьи «Младотурки и их жертвы»

Д-р Е. И. Минасянц, только что вернувшийся из комадировки в Сарыкамышский и Эрзерумский районы, где он принимал участие в разработке вопросов по новым организациям союза городов, с исчерпывающей полнотой ознакомился в Эрзеруме с положением армян в Армении, гонениями против них и зверствами, чинившимися и до сих пор еще чинимыми по «предложениям» представителей «обновленной» Турции — младотурок. Собранным материалом д-р Минасянц любезно поделился с нашим сотрудником, причем указал на главные источники, из коих он черпал необходимые сведения.

«Все, что я слышал об отношениях турок, вернее— турецких властей к армянам, можно было бы считать невероятным, если бы об этом не говорили люди, с одной стороны — свидетели всей трагедии армянского народа, с другой—лица, или сами на своих плечах перенесшие весь гнет турецкого бесправия и зверств, или же имевшие счастливую возможность по тем или иным причинам находиться под веским покровительством того или иного турецкого представителя «власти предержащей».

Прежде всего и больше всего мне поведали о злосчастии армян американский консул в Эрзеруме м-р Степельтон с супругой и д-р Кейс, заведующий больницей при американской миссии. Лица эти, проживающие в Армении свыше 9 лет, частью путем личных наблюдений, частью сообщениями представителей своих в Сивазе, Харпуте, Битлисе, Трапезунде и Мосуле, всегда широко были осведомлены о турецких «настроениях», вожделениях, а главное, с момента войны о политике по отношению к армянам, турецкоподданным. На глазах этих представителей нейтральной державы протекала вся система управления Арменией, все козни и зверства, в результате которых в течение полутора лет были истреблены сотни тысяч людей...

Зверь просыпается. «Кампания» против всего армянства началась по всей Армении. Открытое возмущение

[ стр. 432 ]

против армян тогда же нашло сильное отражение в Эрзеруме. Власти оповестили правоверных, что в стране русских в качестве дружинника находится депутат Эрзерума, армянин Каро Бастормаджан. Результатом этого сообщения явилось прежде всего убийство брата депутата.

Власти немедленно распорядились среди эрзерумского гарнизона у всех солдат-армян отнять оружие и послать их на черные работы. Открытого истребления армян в Эрзеруме не было, но сейчас же начались преследования и издевательства над ними... Десяти богатейшим семействам армян было приказано очистить свои дома. Пришлось откупиться, и армяне дали властям 1500 лир, но не надолго успокоились несчастные. Прошла неделя, их выселили и, кроме того, реквизировали все имущество, вплоть до пищевых продуктов. Для всех стало ясно, что тучи сгущаются, атмосфера становится все тяжелее, и гроза—бесконечные страдания неизбежны.

Карты открылись. Такое положение, томительные дни, полные тревоги, продолжались для несчастных вплоть до мая месяца. Наступили ванские события, а с ними и резня армян. Когда в Европе и Америке заговорили о зверствах турок, когда действительные страдания армян превысили самую чудовищную фантазию, когда, наконец, в них стали открыто винить не «Стамбул», а немцев из Берлина, был прислан проект гласного выселения, фактически секретного истребления армян во всей Армении...

Система выселения. Само выселение носило довольно характерные формы. Приступить сразу к массовому изгнанию армян власти не решались, учитывая настроение широкого мусульманского населения. Они знали, что война, не популярная в самом начале ее возникновения, после первых турецких неудач на Кавказском фронте стала ненавистной для всей страны.

Широковещательные обещания младотурок, а главное немцев, о материальной и боевой поддержке оказались пуфом. Население, особенно сельское, в своем целом далекое от всяких шовинистических стремлений, целый ряд лет жившее вместе с армянами, явилось для власти сфинксом; власть боялась, что поголовное изгнание армян из Армении может вызвать протест со стороны мусульман, у которых было слишком много общности с ними, а потому решалась действовать осторожно и маскировать истинные свои планы. В первую очередь стали выселять крестьянское армянское население...

[ стр. 433 ]

Подонки общества стали открыто пропагандировать среди населения необходимость поголовного уничтожения армян. Настроение масс стало настолько угрожающим, что эрзерумский вали Тисим [Тахсин]-бей, сравнительно мирно настроенный к армянам, счел нужным созвать всех нотаблей и поставить перед ними вопрос, что делать с армянами.

Это историческое собрание в начале нюня прошлого года было созвано в пригородном к Эрзеруму местечке Башпекешке. Здесь открыто было заявлено о необходимости теперь же вырезать всех армян в Армении и, в частности, в Эрзеруме. В результате этот «невинный» вопрос был отдан на заключительное решение особой комиссии, которая, благодаря участию в ней вали, определила с деловитостью, достойной лучшего применения, армян пока не трогать, а поголовно всех эвакуировать в Месопотамию...

О тяжких мытарствах, которые претерпели армяне во время переселения из Армении в Месопотамию, д-р Минасянц передает:

— Нет слов, нет красок, которые могли бы нарисовать путь страданий, который претерпели армяне от «благожелательных» забот и попечения турецкого правительства при переселении его в новую «обетованную землю». Говорили мне об этом, кроме мистера Степельтона и д-ра Кейса, которых нельзя заподозрить в желании внести что-либо субъективное в данном вопросе, еще и лица, вынесшие на себе все ужасы этого переселения. Так, армянка, старуха 70 лет, Хайкануш из Байбурта, дошедшая с беженцами до самого Кемаха и спасшаяся чудом после того, как была брошена турками в реку, передала «технику» истребления близких ей людей и всех беженцев. Об этом подробно и уж более связно говорит Ерванд Ергутян, армянин-солдат, конвоировавший беженцев до некоторых этапов. Ергутян был зачислен в полк и попал денщиком к полковнику, который, приблизив его к себе и полюбив его, не был уверен, что сумеет сохранить его от общей злобы к армянам в армии вообще и в своем полку в частности. Бессилие полковника — показатель деморализации турецкой армии, Он видел единственный путь защиты своего денщика. — это уговорить его принять мусульманство, о чем и откровенно стал просить Ергутяна. Последний исполнил волю своего командира, принял мусульман-

[ стр. 434 ]

ство и остался при нем. Когда полковника отозвали куда-то из Эрзерума, Ергутян остался здесь, а затем был назначен для конвоирования первых партий переселенцев-армян

Как свидетель их мучений он дал немало материала для будущего описателя турецких зверств

Много интересных указаний дала некая г-жа Ш, хозяйка квартиры одного немецкого офицера в Эрзеруме, который, с одной стороны, явился ее хранителем, в городе, с другой—сам рассказывал о подвигах подчиненных ему солдат, конвоировавших переселенцев.

Выселяемых заставили идти пешком, не делали исключения для стариков, женщин и детей. Свой жалкий скарб первое время несчастные несли на себе, но затем, обессилев от длинной дороги и недоедания, все побросали. Для охраны переселенцев «заботливая» власть отрядила конвой из подонков общества, выпущенных из тюрем преступников и других темных лиц, вошедших в четнические дружины. На первом же этапе после Эрзинджана были отобраны у армян продовольственные припасы для нужд конвоя. Затем конвоиры открыто стали требовать денег, угрожая в случае отказа поголовным уничтожением. Система отбирания повторялась каждым новым конвоем. Таким образом, переселенцы вскоре отдали все, что имели, шли голодные, не будучи в состоянии в проходимых ими селениях купить себе хоть хлеба. Когда у изгнанников не стало денег, конвоиры стали требовать себе красивых женщин, девушек и подростков, не щадя даже 5—10 летних. При первой попытке сопротивления начиналось избиенне без разбора, избиение насмерть.

Первые партии переселенцев состояли из стариков., женщин и детей, и только после ванских событий среди них стали появляться армяне, бывшие солдаты, а затем просто рабочие на фронте. Большинство их было перерезано в разных тюрьмах, а дошедшие сюда были буквально голыми, и женщины одели их з свои юбки и тряпки. Грабеж, издевательство и насилия далеко не довершали план переселения; задача, как оказывается, сводилась к поголовному истреблению армян. Когда все ужасы проникли и европейскую печать, турецкие власти объяснили их как отдельные печальные случаи. Каков по существу характер этих «печальных случаев», можно судить по следующим фактам. На всем пути следова-

[ стр. 435 ]

ния переселенцев со всех селениях образовались дружины турецких четников, представители которых на историческом совещании в Эрзеруме открыто требовали поголовного истребления армян. Они занимали заранее определенные места по пути следования переселенцев и отсюда открывали по ним огонь или же просто нападали и вырезали. Такая засада была устроена, например, у местечка Задах, недалеко от Эрзинджана. Hа беззащитных здесь набросились четники, и очень немногим удалось спастись. Та же кровавая «баня» ждала армян в ущелье около города Кемаха. Уцелевших ждала смерть в самом Кемахе. Здесь побросали в реку всех, кто «скал спасения в городе, не пощадили и детей. Живой свидетель, о котором сказано выше, старуха Хайкануш, тоже брошенная в реку, уцелела чудом, зацепившись платьем за камень. Под этим камнем она просидела до глубокой ночи, видела все ужасы своих сородичей и теперь, добравшись до Эрзерума, повествует о пережитом.

«Были моменты, что мы сознательно хотели бунтовать,—говорила старуха,— полагая, что уцелевших нас немногих перебьют и этим прекратят наши страдания».

Система истребления в результате привела к тому, что в Эрзинджане уцелело всего трое мужчин, которые, можно предположить, остались живыми только потому, что не были узнаны, будучи одеты в женское рубище. Истребление армян было организовано широко. Пропаганда о нем велась по всей Армении, докатилась до Мосула. Здесь богатый армянин, купец Диктанян, спасая семью, принял мусульманство и отдал за мусульман двух своих дочерей. Армяне преследовались без различия подданства. Много американских подданных армян испытали, несмотря на протест американских консулов, общую с остальными армянами участь. Не помогло вначале и представление немецкого консула в Эрзеруме о смягчении участи несчастных. Ему было предписано из Константинополя не вмешиваться во «внутреннюю политику» Турции. В результате весь учительский персонал (мужчины и женщины) армян-американцев был посажен в тюрьму и там истреблен. Об этом заявляет консул м-р Степельтон. Избиение продолжалось с июня по сентябрь прошлого года. Когда уже спрятать концы «системы благожелательной охраны» — выселения от якобы нашествия русских—оказалось невозможным, из Берли-

[ стр. 436 ]

на последовало распоряжение о защите армян от «разбойничьих» шаек.

В заключение несколько слов о поведении немцев-офицеров. Большинство из них поощряли политику власти и сами принимали участие в истреблении. Так, некто капитан Шибнер явился организатором четников, которые вместе с ним направились в Мосул для избиения армян. Еще далеко до конечного пути следования он перерезал массу армян и лично увел с собой трех армянских девушек. Уходя из Эрзерума, Карл Верт, офицер из Берлина, насильственно увел с собой дочь богатого местного армянина Чирингиняна. Майор Сташевский и начальник эрзерумских фортов полковник Штангер с ведома местных властей среди бела дня, уходя ив Эрзерума, увезли с собой, как они выразились, «на память» несколько девушек, несмотря на слезы и мольбы их несчастных родителей.

П.Т. — ко.

«Кавказское слово», 6, 9 и 17 марта 1916 г., №№ 53, 55, 62.

 

209. Из статьи П. А. Бурышкина «В Эрзеруме»

Вернувшись из Тифлиса, я считаю небезынтересным поделиться с читателями теми сведениями о положении Эрзерума и прилегающего к нему района, которые мне удилось получить от лиц, собравших их на местах.

Город ныне [в 1916 г.] разделен на участки, и под руководством врачей и офицеров производят очистку. Работают по дезинфекции и три дезинфекционных отряда Всероссийского союза городов, по 15 человек каждый, и работа их в высокой мере нужная. Эрзеруму угрожает большая опасность эпидемических заболеваний, тем более, что в прошлом году эпидемия сыпного тифа, по-видимому, была ужасающей.

Жителей в городе осталось немного; из 120000, которые составляли обычное его население, едва уцелело тысяч двадцать: большей частью турок и притом — неимущих. Все мало-мальски состоятельные бежали.

Армян не осталось почти совсем; из 25 тысяч, которые жили в Эрзеруме, может быть, уцелело человек двести. В июле и августе прошлого года все мало-мальски зажиточное и интеллигентное население получило приказ ликвидировать свое имущество и выселиться внутрь

[ стр. 437 ]

страны. Имущество должно было быть продано, а вырученные деньги положены в Оттоманский банк в Эрзеруме под квитанции. Помимо этого, большая часть имущества была снесена армянами в тюках в армянский собор, который в значительной своей части ныне полон этим скарбом. После ликвидации имущества армяне двинулись в путь. Им была гарантирована личная безопасность и дана охрана от могущих быть на них покушений со стороны туземного населения. Путь начался благополучно, но благополучие длилось недолго. Скоро обращение изменилось. Турки начали грабить, насиловать женщин, умерщвлять детей, и, наконец, несчастные подверглись поголовному истреблению. Трупы бросали в реки и, как передают очевидцы, от массы трупов останавливалась вода. Все происшедшее не поддается описанию и принадлежит к самым ужасным по своему трагизму моментам современной войны. Можно предполагать, что все было организовано по строгому плану, и есть данные думать, что этот план был подсказан немцами. У немцев был расчет вызвать известную национальную рознь и истреблением армян заранее лишить поддержки русские войска. Ведь недаром в Германии раздавались подобные голоса Рорбаха и других.

Немногие уцелевшие возвращаются ныне из окрестных деревень, уже занятых нами. Помимо них в отдельных турецких домах Эрзерума, как говорят, есть армянские пленницы, обращенные в ислам. Возможно, что они боятся показаться, подавленные стыдом за измену родной вере. Может быть, чтобы разыскать все жертвы турок, придется делать поголовный осмотр турецких домов.

«Армянский Вестник», 1916, № 7, с. 4—5.

 

210. Преступления ряда турецких врачей в 1915—1916гг.

Перевод с французского

Среди организаторов высылки и резни армян отличилось большое число турецких врачей, многие из которых прямо ответственны за жестокие деяния. Одни оказались убийцами своих коллег, захватившими их имущество, и апостолами исламизма. Другие заинтересуют последующие поколения тем, что прививали вирус сыпного тифа армянским солдатам...

[ стр. 438 ]

Турецкие врачи и бактериологи воспользовались благоприятным случаем для того, чтобы испытать над больными свою фантастическую вакцину против сыпного тифа.

Приказ «произвести опыты на приговоренных к смерти» и разрешение на это исходили от санитарного управления. Как подопытные были выбраны армяне. Прежде чем убить, по крайней мере, можно было использовать их.

К опытам приступили в Армении без промедления... Большинство подопытных умирало в течение нескольких дней. Прививки продолжались в больших масштабах. Молодых, крепких армянских солдат собрали в рабочих батальонах и насильственно сделали им прививки. Константинопольские газеты поговаривали о чуде и о великом научном открытии. Телеграммы с поздравлениями шли без конца.

В статьях, напечатанных в политических журналах и медицинских бюллетенях, сообщалось, что статистические данные превосходны. Однако этот энтузиазм длился недолго, постепенно сменившись разочарованием и многозначительным молчанием. Если некоторые турецкие врачи действительно преследовали научные цели, для других в данном случае это было верное и быстрое средство уничтожения «нежелательных».

И действительно, шепотом передавали подробности опытов. Опыту подлежали не морские свинки или кролики, а армяне, молодые, отличного телосложения, не совершившие никаких преступлений или проступков. Этим нового вида подопытным животным вспрыскивали тифозную дефибринированную кровь, не прокипяченную до 56°. и стало быть не «инактивированную».

Эти печальные опыты производились в течение зимы 1915—1916 гг. в Ерзнка профессором патологической анатомии Хамди-беем и его помощниками по распоряжению главного врача 3-го армейского корпуса Тевфика Салима.

Многие штатские и военные, в том числе я врачи-армяне, присутствовали при этих знаменитых инъекциях, вакцина для которых, как мы только что указывали, была приготовлена примитивно и вопреки всякой научной теории.

Мы оставляем в стороне свидетельства как уцелевших, так и врачей-армян, присутствовавших на этих опы-

[ стр. 439 ]

тах, с тем, чтобы выслушать заявления наших турецких коллег.

Вот открытое письмо министру внутренних дел, опубликованное в газете «Turkdje Stambul» от 23 декабря 1918 г. № 45, за подписью врача-хирурга Хайдара Джемаля.

«Ваше превосходительство, господин министр.

В момент, когда собираются расследовать вопроа о депортации армян, я замечаю тенденцию обвинить глазным образом генерал-губернаторов и начальников...

Со своей стороны, имею честь сообщить Вашему превосходительству о зверствах, совершенных под видом науки...

В 1915 году, в декабре месяце, в Ерзнка по распоряжению главного врача 3-го армейского корпуса Тевфика Салима, кровь взятая у больных сыпным тифом, без «инактивирования» была использована в качестве вакцины для невинных армян, обреченных на высылку. Такие опыты обычно производились над определенными лабораторными животными.

В результате этих действий многие из подопытных лиц заболевали и умирали. Прежде чем сделать им прививки, их обманывали, заявляя, что эти прививки делаются как предупредительное средство против сыпного тифа.

Организатор этих опытов Хамди Суад, профессор патологической анатомии Оттоманской медицинской школы, публикуя результаты своих изысканий в «Gazette Medicale militaire de Constantinople», заявил, что они были осуществлены над приговоренными к смерти, между тем как Ваш покорный слуга был свидетелем и может подтвердить, что объекты смертоносных экспериментов профессора не имели иных грехов, кроме того, что они были армяне. Эти факты могут быть подтверждены доктором Рефет-беем, главным врачом центральной больницы в Ерзнка, двумя армянскими врачами, которые работали с ним, а также доктором Селяхетдин-беем, главным врачом Красного Креста в Ерзнка. Итак, Ваш покорный слуга заявляет, что наряду с политическими преступлениями были совершены и преступления научные, о чем я готов дать любые разъяснения».

Вот другое письмо, адресованное доктором Селяхетдином турецкой газете «Turkdje Stambul» и напечатанное в № 46 этой газеты от 24 декабря 1918 г.: «В откры-

[ стр. 440 ]

том письме, адресованном хирургом Хайдаром Джемалем министру внутренних дел, я был упомянут вчера как непосредственный очевидец некоторых фактов. Будучи в курсе того, что происходило в центральной больнице Ерзнка. я считаю долгом совести разъяснить это дело...

В 1915 г. многих из армян, с трудом укрывшихся в Ерзнка, отобрали и в качестве подопытных поместили в центральную больницу города, чтобы произвести над ними бактериологические опыты, которые обычно производились над морскими свинками и кроликами. Так погибли многие армяне...".

Вот и третье письмо, написанное тем же самым врачом на эту же тему, напечатанное в турецкой газете «Alemdar» от 8 января 1919 г.

«Если допустить, что правительство «Единения и прогресса» (прибавьте также Германию) никогда не придавало значения совести, морали, чести и всем священным обычаям, можно легко понять ту руководящую идею, которая побудила его причинить армянам так много страданий, В то время никто не требовал отчета за совершенные дикости, и люди думали, что все это останется безнаказанным.

Именно такое умонастроение побудило осуществить в Ерзнка опыты с вакциной сыпного тифа... Для подтверждения обвинений, которые мы выдвигаем, у нас имеется достаточно доказательств. Любопытно, что ввиду многочисленных выступлений, уже имевших место, я отказался обнародовать что-либо касающееся этого предмета, между тем как врачи, вовсе не компетентные в данном вопросе, выступили в печати с опровержением правильных обвинений. Это и заставило меня взяться за перо. Надо иметь в виду, что эти люди, которые любят показать себя, взывают к толпе и прибегают к сенсационным средствам.

Если компетентные и авторитетные лица возьмутся за это дело, истина всплывет наружу. И в этом деле, так же как в вопросе о депортации, избиениях и грабежах, есть виновные.

Наши врачи не должны тревожиться. Виновные известны.

Если есть кто-либо, желающий покровительствовать преступникам, пусть подождет до тех пор, когда снова

[ стр. 441 ]

придет к власти правительство партии «Единение и прогресс».

Правда будет установлена не путем публикации газетных статей, а на суде» (прим. 41).

Les persecutions contre les medecins armeniens. Pendant la guerre penerale en Turqule Constantinople. 1919, p. 7, 20-25.

 

211. Из речи Эмиля Думерга, произнесенной в Париже 16 января 1916 г.

Перевод с французского

Когда младотурки появились в Стамбуле, они привезли с собой свободомыслие и, говорят, даже Марсельезу. Но комедия эта длилась столько, сколько понадобилось для того, чтобы очаровать... нескольких дипломатов. Спустя некоторое время панисламизм был заменен пантюркизмом, т. е. самым лютым национализмом, какой мир когда-либо мог вообразить. «Ни одного христианина в Турции!»,—заявил Энвер-паша. По мнению лорда Брайса, высказанному в его речи в Палате лордов, это— банда бессовестных авантюристов, именуемых «правительством Турции»...

В тот самый момент, когда младотурки свергли Абдул-Гамида, разыгралась резня в Адане, в Киликии: полностью разрушенные города, 25 тысяч убитых армян. Было ли это прощанием уходящего режима? Нет, это было приветствием режима, который наступал!

Начиная с этого времени, в полной тайне подготавливался план тотального истребления армянской нации, и резня была организована старательно, расчетливо и методично...

В ночь с 28 на 29 апреля 1915 г. в Стамбуле все руководители армян, а вскоре и многие другие—писатели, врачи, профессора—были арестованы. Этому предшествовало разоружение армянского населения и вооружение мусульман. 30 тысяч преступников были освобождены из тюрем. Было даже запланировано, причем очень тщательно, что на место христианского населения будет водворено определенное число турецких жителей, соответственно их положению, И, наконец, Энвер-паша послал своего двоюродного брата Джевдет-бея, чтобы тот действовал в самом сердце древней Армении; уже в марте

[ стр. 442 ]

и апреле было разграблено более 500 сел и вырезано более чем 25 000 армян в Ванском и Эрзрумском вилайетах.

Затем, 20 мая, появился приказ младотурецкого комитета и Энвер-паши о всеобщей депортации. А депортация означала уничтожение при помощи трех последовательных актов: это — резня, караван и пустыня...

Сегодня ни одна из нейтральных стран не прервала своих дипломатических отношений с младотурецким правительством, и все они 1 января обменялись с ним новогодними поздравлениями...

А мы, что сделали мы сами, когда Абдул-Гамид проложил кровавый путь, по которому шагают младотурки? За страшные избиения в прошлом и, стало быть, за страшную резню в настоящее время ответственны все без исключения народы Европы. Каждый из них ответствен, конечно, не в равной степени, но даже самая незначительная доля ответственности является слишком большой... (прим. 42).

Еmile Doumergue. L'Arménie, les massacres et la question d'Orient.
Conférences, études, documents. Paris. 1917, p. 23—25. 33-34

 

212. Статья С. М, Кирова «Народ страдающий»

В речи министра иностранных дел С. Д. Сазонова, произнесенной в Государственной думе, было одно место, которое нельзя не подчеркнуть.

Остановившись на падении Эрзерума, министр указал, что за время, последовавшее за отступлением нашим из Вана, турки удесятерили свои жестокости по отношению к армянам.

Под благосклонным оком союзной Германии, cказал С. Д. Сазонов, турки, по-видимому, намереваются ocyществить свою давнишнюю мечту о полном истреблении армянского населения, не поддающегося слиянию с мусульманской массой и, таким образом, служащего помехой германским планам экономического и политического подчинения себе Турецкой империи.

Турки лелеют чудовищную мечту об истреблении всего армянского населения в Турции!

Об этом мы слышим вполне компетентное заявление.

И делается страшно, что эта невероятная, на первый взгляд, мысль имеет за собою фактическое основание.

[ стр. 443 ]

С первых же дней войны с Турцией мы знаем, что турки совершенно недвусмысленно оправдывали приведенное подозрение. Изо дня в день из Турецкой Армении шли одни и те же кошмарные вести. Что делали там турки, об этом не расскажут слезы армянских женщин и детей, а варварски пролитая кровь мирного армянского населения, переживающего невыразимый ужас и страдания, дает только некоторое, весьма отдаленное представление о голгофе армянского народа.

Быть может, только потом, когда остановятся реки человеческой крови, новый Данте нарисует картину страшных мучений миллионов людей.

И внесут эту картину в историю великой войны, и не у каждого хватит сил остановиться на ней внимательно, ибо вся она будет сплошным кошмаром.

И об этом нужно помнить всегда нам, сидящим здесь, в тылу.

Ведь нам первым нужно протянуть руку помощи оставшимся в живых, покинувшим свои пепелища беженцам-армянам.

Их много, и тем печальнее их положение.

Оскорбленные, поруганные, обращенные в нищих, они бредут по нашему краю, ища пристанища. И, конечно, не всегда его находят. Потому что их очень много.

Много и нас, но беженцы часто не имеют самого необходимого—пристанища и хлеба.

Там на родине они потеряли все, сумели уберечь только свою жизнь, и здесь у нас они должны найти остальное.

Ведь они идут к нам из тех мест, где их хотят истребить, и мы должны их встретить и согреть (прим. 43).

Серми

«Терек», 1916, 14 февраля, да 5417, Владикавказ.

 

213. Из речи Анатоля Франса, произнесенной в Париже 9 апреля 1916 г.

Перевод с французского

Господа, дамы.

Когда двадцать лет тому назад избиения, устроенные султаном Абдул-Гамидом, залили кровью Армению, в Европе только несколько голосов, несколько возму-

[ стр. 444 ]

щенных голосов протестовало против удушения целого народа. Во Франции незначительное число людей, принадлежащих к крайне оппозиционным партиям, объединилось, чтобы отстаивать права в высшей степени оскорбленного человечества. Вы их знаете: Жорес, Дени Кошен, Габриель Сеай, Эрнест Лависс, Жак Фино, Виктор Берар, Франсис де Пресансе, отец Шарметан, Пьер Кийар, Клемансо, Альбер Вандаль и еще несколько человек, имена которых, простите, я не припомню. Остальные были немы. Многие почувствовали глубокую к армянам жалость, но так как от несчастных обычно большинство людей отворачивается, многие сумели найти основания, чтобы обвинить жертвы, упрекая их в слабости. Некоторые, встав на защиту палачей, изображали их как людей, карающих мятежников или мстящих за турецких жителей, разоренных христианскими ростовщиками...

Однако, несмотря на протесты армянофилов и робкие представления некоторых держав, вопреки заверениям турецкого правительства, гонения, иногда приглушенные и завуалированные, не прекращались. Напрасно дворцовая революция сменила руководителей Империи. Младотурки, достигнув власти, превзошли Абдул-Гамида по своей жестокости в организации резни в Адане. С течением времени несчастья этих христиан Востока наскучили людям, армяне оставались чуждыми цивилизованной Европе. Армянский народ мы знали не иначе, как по ударам, которые ему наносили. Мы не имели представления ни о его прошлом, ни о его духе и верованиях, ни о его чаяниях. Оставалось непонятным, за что его истребляли.

Так было еще года два тому назад. Разразилась мировая война. Турция вступила в нее как вассал Германии. И вдруг Армения и причины ее мученичества предстали перед Францией в ином свете. Мы поняли, что долгая неравная борьба турка-угнетателя и армянина—это борьба деспотизма, борьба варварства против духа справедливости и свободы. И когда мы увидели эту жертву Турции с обращенными на нас угасшими глазами, в которых мелькнул луч надежды, мы поняли наконец, что это наша сестра умирает на Востоке и умирает именно за то, то она наша сестра, чье преступление заключается в том, что она разделяла наши чувства, любила то, что любим мы, думала так, как думаем мы, ве-

[ стр. 445 ]

рила в то, во что верим мы, и, подобно нам, ценила мудрость, справедливость, поэзию, искусство. Таково было ее неискупимое преступление.

Следовательно, дамы и господа, надо, чтобы собрание французов воздало должное этому народу в его огромном несчастье. Мы выполняем свой священный долг, воздаем Армении достойные ее почести, не столько за всем известные страдания, сколько за то постоянство, с каким она их переносит...

Впрочем, решение об уничтожении этого народа, который любит нас, было принято на совещаниях турецкого правительства. Все армяне, сколько их ни было, от Самсуна до Диарбекира: молодые люди, старики, женщины, дети—все они погибли, убитые по приказу султана, при соучастии Германии.

Армения испускает дух, но она возродится. Та небольшая доля крови, которую она еще сохранила—драгоценная кровь, из которой родится героическое потомство. Народ, который не хочет умереть, не умрет никогда!... (прим. 44)

La Revue des "Amitiés franco-étrangéres",
№ 4, 1916, mai — juin, p. 33—35

 

214. Из высказываний Карла Либкнехта (июль 1916 г.)

Германия... союзница Турции, обагрившей свои руки кровью армян и во время этой войны безмерно увеличившей свой грех, учинив жесточайшую резню несчастного армянского народа... (прим. 45)

Карл Либкнехт.
Мой процесс по документам, Петроград, 1918, с. 54.

 

215. Джеймс Брайс об ответственности младотурецкого правительства

Перевод с английского

Резня [армян] является результатом политики, которая, насколько это можно установить, была принята на определенном этапе бандой беспринципных авантюристов, в чьих руках ныне находится власть в Турецкой империи. Они колебались в ее осуществлении на практике до тех пор, пока не настал благоприятный момент.

[ стр. 446 ]

Такой момент, казалось, наступил повсеместно в апреле [1915 г.], когда были изданы приказы, во всех случаях исходящие из Константинополя и которые должностные лица были обязаны выполнять под страхом увольнения.

Это не было вспышкой гнева мусульман против христиан-армян. Все было совершено в согласии с волей правительства и было следствием не религиозного фанатизма, а политических соображений: правительство хотело избавиться от немусульманских народов, которые нарушали однородность Империи, составляя элемент, не всегда готовый покоряться гнету...

Центральное правительство имело своих представителей на местах: руководителей местных отделений комитета «Единение и прогресс», местных начальников жандармерии или даже отдельных низших чиновников из административного аппарата губернаторов. Если эти милосердные губернаторы проявляли нерадивость в исполнении инструкций, ими пренебрегали, вынуждали подчиниться; если же они отказывались повиноваться, их смещали, заменяя более податливыми преемниками. Так или иначе, центральное правительство оказывало давление и контролировало выполнение программы, которая исходила только от него; младотурецкие министры и их константинопольские коллеги непосредственно и лично несут полную ответственность за то гигантское преступление, которое разорило Ближний Восток в 1915 году (прим. 46).

A speach deilvered by Lord Bryce in the House of Lords.
Arnold J. Toynbee. Armenian Atrocities, p. 6,
The Treatment of Armenians In the Ottoman Empire 1915 - 1915, p. 653.

 

216. Из книги Г. А. Гиббонса «Последние избиения в Армении»

Ближе всего и с самого начала моего пребывания в Турции мне удалось познакомиться с армянским населением и понять их отношение к младотуркам и новому режиму. В апреле 1909 г. в Адане я лично был свидетелем, как полная восторженности преданность армян была вознаграждена избиением 30 000 их населения в Киликии и Северной Сирии. Я наблюдал за их настроением до этой резни; на моих глазах была пролита их кровь,

[ стр. 447 ]

а когда ярость избиения улеглась, мне снова пришлось жить среди них в разных местах.

С большой неохотой приходится мне упоминать о себе лично, но я сознательно делаю это, ввиду избежания возражений, основанных на моей якобы «неосведомленности» в этих вопросах или на том, что «нельзя со стороны составить себе по этому поводу правильного мнения». Я много раз убеждался, что турки и их друзья, говоря об армянском вопросе, просто отрицают все факты и ссылаются на вашу некомпетентность и неосведомленность. Вследствие этого я считаю своим долгом заявить, что не имею ни малейшего сомнения в полной достоверности всех приводимых мною в этой книге фактов и что мнение, высказываемое мною по поводу этих фактов, явилось результатом многолетних наблюдений и тщательного изучения всех данных.

С апреля 1915 года оттоманское правительство по всей Турции систематически начало проводить в жизнь тщательно обдуманный план истребления армянского народа. В течение шести месяцев убито миллион армян. Количество жертв и способ их избиения беспримерны в новейшей истории.

Осенью 1914 года турки для нужд армии начали, наравне с мусульманами, мобилизовать и христиан. По всей Турции армяне в течение шести месяцев призывались к оружию. Те, которые могли дать за себя выкуп, освобождались от призыва. Однако уже несколько недель спустя на выданные об освобождении документы перестали обращать внимание, и освобожденные забирались на службу. Более молодые из живущих недалеко от Константинополя армян назначались, как и во время Балканской войны, в действующую армию. Более старые классы и жители отдаленных провинций применялись при постройках укреплений и железных и шоссейных дорог...

В апреле 1915 года из Константинополя был послан приказ местным властям Малой Азии—принять все меры, чтобы «заранее» предупредить и подавить возможное восстание армян. В приказе было сказано, что армяне угрожают безопасности Империи и потому, в целях государственной обороны, необходимо применять самую неуклонную строгость для обезвреживания врага.

Некоторые из должностных лиц ответили, что они ничего подозрительного за армянами не замечали и на-

[ стр. 448 ]

помнили правительству, что армяне тем более безопасны, что они безоружны, а наиболее здоровый и сильный элемент взят в армию. У некоторых турок, как видно еще не совсем исчезли совесть и чувство сострадания. Однако протестовавшие были в скором времени сменены, большинство же из чиновников с радостью откликнулось на желание, выраженное из Константинополя.

Началась новая эра избиения армян.

Вначале, в целях исполнения приказаний с возможно меньшим риском, оставшееся еще в городах и селениях армянское мужское население сзывалось в специально намеченные удобные места, большей частью за городом, причем полиция сладила за тем, чтобы никто не уклонялся от приглашения. Никто не был забыт. Когда известное количество мужчин-армян собиралось в таких местах, их закалывали... Это делалось обыкновенно в маленьких городах и селениях. В более крупных центрах не всегда оказывалось удобным так легко а просто исполнять приказания, полученные из Константинополя. Армянская знать убивалась на улицах и в собственных домах. Если дело происходило во внутренних губерниях, то мужчины-армяне посылались под конвоем в какой-нибудь другой город. Через несколько часов конвой возвращался—без своих пленников. В прибрежных городах армяне на лодках отсылались в другой порт. Лодки возвращались изумительно быстро—без пассажиров.

Для предупреждения восстания армян, мобилизованных для построек путей сообщения, призванные армяне разделялись на дружины по 300—500 человек в каждой, и группы эти работали на расстоянии нескольких верст друг от друга. Целые регулярные турецкие полки, назначенные для «усмирения армянской революции», неожиданно наезжали на эти дружины, мирно работавшие кирками, ломами и лопатами и, не давая им опомниться, расстреливали их. Если кто-нибудь пытался бежать, за ним в погоню бросались конные турки и закалывали или расстреливали его.

Разделавшись таким образом с мужской половиной армянской расы, турецкое правительство не успокоилось. Старики, женщины и дети все же являлись опасностью для Оттоманской империи. Армян надо было совершенно уничтожить во всей Турции. Но каким образом сделать это так, чтобы турецкий посол в Вашингтоне и гер-

[ стр. 449 ]

манские газеты могли сказать то же, что говорили и продолжают говорить: «Убиты только мятежники, пойманные на месте преступления с еще красными от крови руками или же уличенные в измене турецкому правительству: женщин же и детей никто не трогал»... Талаат-бей. однако, быстро нашелся с составлением нового плана действий...

С мая месяца по октябрь оттоманское правительство систематически проводило в жизнь план более адский, чем самая ужасная резня. По всей Малой Азии были разосланы приказы о выселенки в Месопотамию всего армянского населения. Приказы были вполне определенные и очень подробные. Ни одна деревушка не была забыта. Глашатаи выкрикивали приказания зсем армянам: к такому-то часу быть готовыми к отбытию по неизвестному назначению. Исключения не делалось ни больным, ни старым, ни беременным женщинам. Только богатые купцы, красивые женщины и девушки могли избегнуть общей участи, присоединившись к исламу: к чести их надо сказать, что очень немногие пошли на это. Времени для подготовки к пути давалось от двух дней до шести часов. Запрещалось брать с собой какое-либо имущество, домашних животных или даже лишнюю одежду. Пищи и постельных принадлежностей можно было брать столько, сколько каждый мог нести. И им пришлось "пешком" сделать переход от трех до шести недель, и под палящим солнцем, по сожженной пустыне, и через снежные горные проходы.

Когда они проходили через христианские селения, где еще не был получен приказ о выселении, им не позволялось принимать ни пищи, ни какой-либо помощи от жителей. Больные, старики и дети падали на краю дороги, чтобы больше уже не встать. Женщин, находящихся в муках родов, подгоняли вперед штыками или ударами кнута, пока не наступал момент разрешения от бремени, после чего их оставляли умирать на дороге без помощи, истекающими кровью! Более или менее привлекательные девушки забирались в гаремы... Кто мог—лишал себя жизни. Обезумевшие матери бросали своих детей в реку, чтобы прекратить их страдания. Сотни тысяч женщин и детей умирали от голода, жажды, изнеможения и стыда.

В начале пути число несчастных путников таяло с каждым днем, в конце—с каждым часом. Самым горя-

[ стр. 450 ]

чим желанием этих страдальцев была смерть. Какая же могла оставаться надежда, какая оставаться сила, даже у самых выносливых, когда пути не предвиделось конца? И если кто-нибудь пытался свернуть с этой адской дороги, он тотчас же безжалостно закалывался или пристреливался...

Вот меры, которыми продолжают искоренять «армянскую революцию» в Малой Азии. Я только что написал все вышесказанное, как меня посетила одна англичанка, которую я знаю уже много лет. Она только месяц как вернулась из Аданы. Ее рассказы подтверждают многие другие. Тождественные факты, засвидетельствованные очевидцами, я имею из американских, английских, германских и швейцарских источников. Вот что мне рассказала моя знакомая англичанка: «Выселение армян продолжается. Из внутренних провинций эти несчастные отправляются по Багдадской железной дороге, через Адану, по пути смерти! Там, где есть железные дороги ими пользуются, чтобы ускорить дело истреблений, Обычный способ передвижения из отдаленных провинций, не имеющих железных дорог, безжалостным палачам уже не кажется достаточно скорым. О! Насколько было бы лучше, если бы они продолжали просто их убивать, как в дни Абдул-Гамида. Я была на железнодорожной станции в Адане и видела, как женщины протягиваяи своих детей из окон вагона и со слезами умоляли дать им воды. О хлебе они уже не просили — только воды—глотка воды! На станции имелся водопровод, и я на коленях умоляла турецкого жандарма разрешить мне дать им напиться. Но поезд тронулся, и еще долго слышались душераздирающие крики этих несчастных. И это отнюдь не является единичным фактом. Ежедневно повторялось то же самое. Лорд Брайс насчитывал 800000 жертв. Теперь уже дошло до миллиона. Возможно ли представить себе, чтобы люди были способны обрекать на такую смерть даже диких животных!».

Но турецкий посол в Вашингтоне заявляет, что все это сплошная выдумка и что турки никогда не убивали ни женщин, ни детей!

Обсуждая отчет Американского комитета о резне армян, Джелаль Мюниф-бей, турецкий инженерный консул в Нью Йорке, заявил: "Как ни печальны эти события, мы все же можем сказать, что виновниками их являются сами армяне". Затем Джелаль Мюниф-бей рас-

[ стр. 451 ]

сказал, что армяне задумали произвести революцию и были убиваемы турецкими солдатами только в случае сопротивления законным властям, когда их ловили с еще невысохшей кровью на руках.

Вот постоянное объяснение, даваемое по поводу резни армян в Турции. Мы его слышали в 1895—1896 и 1909гг. Слышали его снова и в 1915 году. Но никто никогда не приводил фактов, подтверждающих инстинность этих слов. С другой же стороны, совершенно очевидно, что подобное объяснение не выдерживает никакой критики и на него ссылаться никоим образом нельзя...

Если во время последних избиений и насильственного выселения, так же как и в 1909 году в Адане, армяне в некоторых случаях и защищали свой дом и семью с оружием в руках, то они пошли на это только тогда, когда вполне убедились, что оттоманское правительство их обмануло и что вопрос об их уничтожении решен. Впрочем, когда, как это было в Адане, правительство из Стамбула снова обещало им свое покровительство и защиту от мусульман-фанатиков, они вновь готовы были верить. И всякий раз их обманывали: пусть читатель не забудет, что я говорю это на основании свидетельских показаний. Представители оттоманского правительства нарушали данное слово и убивали армян, как только те складывали оружие.

...Итак, всецело убедившись, что все случаи резни и выселения армян, одновременно имевшие место по всей Турции, можно считать результатом планомерного проведения в жизнь предписаний, выработанных в Константинополе, нам приходится возложить всю ответственность за случившееся на членов турецкого правительства в Стамбуле. Очевидно, что избиение и выселение армян, непрерывно совершавшееся с апреля по ноябрь 1915 г., производились по строго обдуманному кем-то плану, исполняемому по чьему-то приказу, в каких-то целях.

Но кто же выдумал этот план? Кто приказал его исполнить? Для каких целей?

Идея этого плана была уже не новая. Мы выше говорили, как армяне возбудили к себе ненависть и недоверие младотурок тем, что поверили в искренность последних и вообразили, что предполагаемая конституция и будет настоящей конституцией. Резня в Адане была первой попыткой уничтожения армян со стороны тех,

[ стр. 452 ]

кто. захватив власть Абдул-Гамида, унаследовал также и его способ действия. В это время мне приходилось не раз слышать, как выдающиеся по своему уму и положению младотурки убежденно повторяли ходячую фразу: «Единственный способ отделаться от армянского вопроса—это отделаться от самих армян!». Мысль закончить избиение армян, начатое в Адане, была руководящей политической идеей в течение шести лет. Случай ее осуществить наконец представился. Им, конечно, немедленно воспользовались.

При начале осады Дарданелл союзниками в Константинополе все знали, что настало время, когда смертный приговор армянской нации, давно уже утвержденный и только до поры до времени спрятанный в архивы Блистательной Порты и Сераскерата, будет наконец исполнен. Разве возможно допустить, что германское посольство об этом не знало и что Талаат-бей давал свои приказания, не уведомив о них барона Вангенгейма? Разве можно поверить, что германское правительство в Берлине не было осведомлено о турецком плане, даже в том случае, если представители его в Константинополе упустили уведомить его о кем? Приводим факты.

Избиение полутора миллионов невинных христиан, верноподданных турецкого султана, было предрешено и предписано из Константинополя.

Единственным человеком в Константинополе, который, при поддержке своего правительства, мог одним словом воспрепятствовать тому, чтобы разослали приказ об избиении и выселении армян, был германский посол.

Допустим даже, что в течение первых недель резни германский посол не сразу это понял, но на его нравственной обязанности лежало использовать все влияние Германии, пока не было еще слишком поздно, чтобы остановить события, являющиеся самой черной страницей новейшей истории.

Тем самым фактом, что Германия отказалась вступиться за армян еще до начала их истребления, не стала ли она соучастницей преступления и убийства оружием, голодом, жаждой, насилием и другими зверствами, чинимыми над миллионом людей, единственная вина которых заключалась в том, что они мешали ее планам и которые оказались тем более бесправными и беззащитными, что были христианами.

[ стр. 453 ]

Раз Германия отказалась выступить на защиту армян и во время самого избиения, разве она не является particeps criminis?

В одном из больших городов Азиатской Турции американский миссионер, с которым я лично знаком и слову которого безусловно можно верить, видел, как германский офицер лично направлял огонь турецкой артиллерии на армянское мирное население. Еще по крайней мере в двух других пунктах германские консулы всячески поддерживали турецкую политику избиения и выселения армян... (прим. 47).

Герберт Адамс Гиббонс. Последние избиения в Армении.
Факты и ответственности. Перевод с английского, Петроград, 1916.

 

217. Выдержки из книги Ренэ Пинона «Уничтожение армян»

Перевод с французского

Младотурки ждали лишь удобного случая для осуществления своих зловещих намерений. События на границе явились достаточным предлогом для этого; после неудачных атак союзников в Дарданеллах момент оказался благоприятным. Декрет от 20 мая (2 июня по нашему стилю) предписывал массовую высылку армян в Месопотамию...

Депортация армян—женщин, детей и стариков—была лишь коварно замаскированным смертным приговором. Резня на месте была бы более человечной: она избавила бы людей от ужасных страданий.

Повсюду наблюдалась почти одна и та же картина. Прежде всего — это избиение безоружных армянских солдат их вооруженными товарищами; сотнями, тысячами этих несчастных уводили в пустынные места и там расстреливали. Тех, кого пощадили, принуждали делать самые тяжелые работы, отчего они все постепенно погибали. В городах и селах был получен приказ о депортации; обычно никакой отсрочки не предоставляется. Армяне не могут захватить с собой свое имущество, оно продается очень редко и по дешевой цене. У тех, кому удается выручить некоторую сумму, долго она не остается. Солдаты, турецкие жандармы, курды нападают на жалкие обозы, как стая волков на свою добычу; они грабят все, что представляет хоть некоторую ценность.

[ стр. 454 ]

Стариков убивают, или они погибают от голода и утомления. Молодых женщин и девушек насильно уводят в турецкие гаремы или отдают солдатам на развлечение. Малолетних детей отрывают от матерей и отдают мусульманам...

Все самые дикие, мерзкие человеческие страсти утоляются за счет жалкой, постепенно тающей и уничтожающейся толпы. Если отдельные люди добираются до Месопотамии, они остаются там без крова и пищи в пустынных или болотистых местностях: жара, влажность окончательно губят несчастных, привыкших к суровому, но здоровому горному климату... Последние остатки караванов армян кончают тем, что умирают от лихорадки и нищеты...

Мы могли бы увеличить число этих рассказов, собрать свидетельство за свидетельством, рассказать, например, о том, как во многих местах турецкие палачи, перед тем как отправить караваны, разбивали палками подошвы ног людей, как бы уверяя, что они далеко не уйдут, но этим мы прибавили бы лишь детали к общей картине.

То, что поражает во всех этих рассказах, это организация регулярной и систематической резни. Это не тот случай, когда местные жители разной национальности набрасываются друг на друга в приступе дикой анархии. Нет. Операция начинается с правительственного декрета, вывешенного в деревнях; инструкции идут из Константинополя чиновникам высших рангов, а от них—к исполнителям. Телефон играет огромную роль в этой мрачной драме... Все проходит в образцовом порядке, не убивают в городах, чтобы избежать инфекции...

Ошибиться тут невозможно: преследуемая цель — тотальное уничтожение армянского народа путем истребления или насильственного обращения в ислам. Вслед за ними подвергнутся нападению и другие христианские народы... Их очередь настанет, когда момент окажется удобным для турецкого правительства. Это—система правительства, твердое решение, это крайнее следствие «либеральной» революции 1908 года. Младотурецкое правительство полностью ответственно за «армянские ужасы». Если бы даже было доказано — хотя не было такого случая, — что в Армении имели место заговоры и мятежи, эта ответственность не уменьшилась бы: ничто не может оправдать ни истребления мо-

[ стр. 455 ]

билизованных в армию армян их братьями по оружию, ни резни детей и стариков, ни насильственного обращения в ислам оставшихся в живых, ни организованного грабежа, ни те.х бесчисленных мерзостей, которые перо отказывается описать...(прим. 48).

Кene Pinon. La suppression des Armenians.
Mуthode aliemande -travail turc.
Paris, 1916, p. 27-29, 59—61.

 

218. Валерий Брюсов о трагедии западных армян

В начале войны часть армянских земель (до области Вана) была занята русскими войсками, в других же турки продолжали свою прежнюю политику, не останавливаясь перед такими грандиозными избиениями, на которые не отваживался и Ленгтимур.

...Мы уже не имели возможности использовать «Синюю книгу» 1915 г. по армянскому вопросу, где собраны факты, поистине ужасающие по своей невероятной жестокости. Что бы ни говорили защитники турок, как бы ни ссылались на доводы «государственной необходимости», ничто не может оправдать массовых избиений, опустошения целых провинций, обрекания на голодную смерть изгоняемого населения деревень и городов и т. п. Вовсе не фантастичен подсчет, указывающий, что в начале современной войны в турецких областях от казней, от убийств, от голода, от истощения, в пожарах, на пути в ссылку, в пустынях, назначенных для жительства, и т. п. погибло свыше миллиона душ армянского населения... (прим. 49).

Валерий Брюсов.
Летопись исторических судеб армянского народа.
М., 1918, с. 100, 115.

 

219. Из книги Анри Барби «В стране ужаса»

Апрель 1916 г.

Четырнадцать тысяч убитых Трапезунда. Даже в зловещее время массовых избиений (1894—96) по приказу Абдул-Гамида, даже в эпоху гекатомб Аданы (1909) при младотурках—никогда армянский народ не знал тех страданий, какие он перенес, какие он переносит еще и теперь. Взятие Трапезунда русскими дало мне

[ стр. 456 ]

возможность узнать, что произошло в этом городе в конце июня 1915 г., когда турки хладнокровно и решительно начали свое дело истребления...

Я получал возможность пополнить свои материалы об избиениях.

Главная гавань для всех судов, плавающих по Черному морю, сосед Батума. находившийся в постоянных сношениях с Одессой, Новороссийском и всеми крупными средиземными портами, начало пути для караванов, отправляющихся в глубь Турции и в Персию, в Эрзерум, Хой, Тавриз и Тегеран,—Трапезунд казался цивилизованным городом. На улицах можно было встретить не только турок, греков, армян, персов и спустившихся с гор лазов, но и многочисленных европейцев... После поражения под Сарыкамышем, как я говорил уже, все солдаты: христиане, греки или армяне—были обезоружены и отправлены на работы по устройству дороги от Трапезунда на Гюмиш-Хане, где они почти все погибли от лишений и суровости климата. 28 июня 1915 г. был отдан приказ армянскому населению быть готовым оставить Трапезунд через пять дней. Одновременно с этим приказом турецкие власти арестовали армянских нотаблей и представителей интеллигенции—всего около шестисот человек. Арестованные эти были посажены на транспортные суда для перевозки якобы в Самсун. Однако несколько часов спустя все суда вернулись пустыми. Оказалось, что в открытом море их поджидали другие транспорты с жандармами и ... «все армяне были убиты и выброшены в море ...». Когда назначенный пятидневный срок прошел, армянское население небольшими партиями в сопровождении курдов и разбойников (т. е. жандармов) стали выводить за город, где на первом же перекрестке дорог их избивали или продавали в рабство.

У городских ворот, близ селения Джевезлик, разыгрываются сцены невыразимого ужаса. Начинается с того, что мужчин отделяют от их жен и детей, испуганные крики которых наполняют окрестности. Затем ударами сабель, ножей или выстрелами из ружей, всячески изощряясь в жестокости, мужчин избивают. Земля, трава насыщаются кровью. Дети, широко раскрытыми от ужаса глазами, не переставая, громко кричат и плачут; женщины, ломая руки, молят о пощаде теряют сознание, падают. Пряный запах свежепролитой крови слышен на несколько сот метров вокруг. Но вот злове-

[ стр. 457 ]

щая работа подходит к концу... Покончив с мужчинами, палачи направляются к дрожащей толпе женщин, молодых девушек и детей. Полубезумные от ужаса, прижимая к груди своих малюток, матери следят за приближением турок, из которых некоторые в крови с головы до ног... Вот они подошли. Глаза их блестят... они смеются... они издеваются... Муки женщин, только что видевших смерть своих мужей, отцов или сыновей, еще не кончены! Вот варвары уже схватили нескольких детей, донесли до ближних утесов и оттуда сбросили в море. С яростью стараются вырвать они из рук матерей малюток, которых те прижимают к себе,—матери, с сухими уже глазами, сами собственными руками душат своих детей, чтобы избавить их от турецких пыток. Душу раздирающие крики, крики ужаса и мук несутся к небесам... Слышатся горячие мольбы, безумные вопли, стоны агонии.. Ребенка за ребенком вырыают из материнских объятий. Держа малюток за ноги, палачи разбивают им головки об утесы или схватывают их обеими руками и одним ударом переламывают о колено позвоночник... Когда все дети перебиты, орда берется за женщин. Большинство их лежат с перерезанным горлом или со вспоротым сабельным ударом животом. Вопли несчастных так ужасны, что слышны в Трапезунде.

Один, грек, доктор Метакса, бывший свидетелем этих ужасных сцен, сошел на месте с ума...

Ни один трапезундский армянин не избег общей участи. Все, даже нашедшие приют в дружеских греческих или турецких семьях, были вырваны оттуда и умерщвлены. Ста пятидесяти молодым девушкам удалось спрятаться в городе благодаря покровительству и участию греческого митрополита. Турецкие власти узнали об этом, и девушек, вырвав «manu militari» (при помощи вооруженной силы) из их убежищ, всех или изнасиловали, или задушили,—некоторых открыто, на улице, как раз перед подъездом митрополита. В заключение я отмечаю убийство армянского архиепископа Туриана, который, приглашенный в Эрзерум, чтобы предстать перед судом, был убит по дороге туда.

Страшный «крестный» путь изгнанников. Ужасное преступление Турции—систематическое истребление целого христианского народа—это преступление турецкого правительства и Германии.

Действительно, почти повсюду по мере того, как на-

[ стр. 458 ]

ступление русских позволяло познавать бедствие во всей его полноте и истине, — почти повсюду, говорю, наблюдалось, что часть мусульманского населения как в Трапезунде, так и в Эрзеруме жила в полном согласии с армянами и хотела жить так всегда. Находились даже чиновники, к несчастью, таких было немного, которые из человеколюбия делали все от них зависящее, чтобы смягчить беспощадную строгость приказов турецкого правительства, которым они подчинялись скрепя сердце.

Таким образом, вся ответственность за злодеяние падает на правительство. Однако при этом не надо забывать и надо во всеуслышание заявлять и повторять, что для предупреждения этого злодеяния, чтобы остановить его в самом начале, было достаточно одного движения со стороны Германии, одного полуслова ее представителя Энвер-паше, тому самому Энверу, который хладнокровно заявлял: «Я не намерен дальше терпеть христиан в Турции». Но Германия не только не сказала ни слова, не только не пошевелила даже пальцем—нет, она сама еще помогла палачам, давая им добрые советы и опытные указания.

В Константинополе в ночь с 28 на 29 апреля 1915 г, все известные представители армянской интеллигенции, которых так или иначе нужно было заставить молчать: депутаты, профессора, врачи, артисты, писатели и т. д., все, без различия религии и партии, были арестованы, высланы в провинцию и в большинстве случаев по пути в ссылку прирезаны.

Такая же судьба постигла интеллигенцию и в провинции. Без предъявления каких-либо обвинительных актов, без всякого суда, без малейшего повода, если не считать поводом их армянское происхождение, все они были или брошены в тюрьмы, или сосланы, или убиты. Одновременно с этим армянское население разоружили и вооружали мусульман. Собирали в банды курдов. Выпускали из тюрем преступников, чтобы из них формировать «четы», которые затем и служили для изгнанников эскортом. Чудовищный декрет 20 мая 1915 г., которым военный министр Энвер-паша от имени младотурецкого комитета приказал выслать всех армян из вилайетов Армении, Анатолии и Киликии в аравийские пустыни, к югу от железнодорожной линии на Багдад,— прозвучал для армянского народа как похоронный звон. И

[ стр. 459 ]

действительно, высылка эта была не чем иным, как все той же резней, только в трех, следующих один за другим действиях: караван—пустыня—избиение! Истребление целого народа этапным порядком!

Дело началось приказом из столицы, расклеенным на стене во всех городах и селениях. Высшие турецкие чины получили при этом еще некоторые «полезные» указания. Телеграф и телефон ускорили рассылку приказов. В приказах же объявлялось, что все армянское население должно быть готово в чрезвычайно короткий срок к высылке в отдаленные провинции, достичь которых можно было не в дни, не в недели, а только в долгие месяцы. К этой бесчеловечной мере, как мы видели, добавили еще конфискацию всего движимого и недвижимого имущества, что превращало один из наиболее деятельных, трудолюбивых и культурных народов Востока в нищих.

В некоторых городах разрешалось тем, у кого были средства, добывать себе на вес золота или повозки, или вьючных животных. Но всякий раз или почти всякий раз, как караваны выходили за городские пределы, эти повозки и животные сейчас же отбирались. Таким образом, и богатые и бедные оставались в конце концов с тем, что имели на себе. Кроме того, и мусульманскому населению было особенно строго запрещено как покупать что-либо у ссыльных, так и продавать им. Впрочем, все равно: и при купле, и при продаже все сейчас же отбиралось и, таким образом, ни перед отправлением в свое ужасное и далекое изгнание, ни в пути никаких продуктов доставать себе несчастные не могли.

Везде первым делом старались разлучить мужей и жен, удалить мужчин и отнять детей у родителей. Везде во время пути, а иногда сейчас же после выступления и даже до него, самых красивых женщин и девушек, особенно из состоятельных семейств, схватывали и запирали в особые дома, часто просто публичные.

А затем несчастные отправлялись в путь через безводные горы и пустынные равнины Анатолии. В невыносимую летнюю жару, под смертельными лучами солнца шли они, изголодавшиеся, обессиленные, босые, в лохмотьях—шли толпой в безвестное изгнание, в котором, они знали, что надежды на спасение у них нет. Жандармы эскорта плетьми и палками подгоняли несчастных, приканчивая падавших от усталости или истощения штыками или ударами сабель...

[ стр. 460 ]

Наконец, во многих местах, как например, это было в ущелье Кемах-Богаз (прим. 50) в двенадцати часах пути от Эрзинджана, где Евфрат, сжатый крутыми утесами, прорывается вперед узкой лентой, прибегали к более скорой расправе, к массовому истреблению, к резне «гуртом».

И до места назначения доходила едва ли четверть всех сосланных...

Одно сплошное кладбище, одну огромную могилу— вот что младотурки, поощряемые официальной Германией, сделали из Армении, утопающей в потоках крови...

Июль 1916 г.

Края ужаса. Кто ни проезжает сейчас по опустошенной Армении, не может не содрогаться, так необычайно много говорят эти бесконечные дали развалин и смерти. Нет ни одного дерева, ни одного утеса, ни одного клочка мха, который не был бы свидетелем избиений человека, который не был бы осквернен потоками пролитой крови. Нет ни одного протока, реки или речки, которая не несла бы к вечному забвению сотни, тысячи мертвых тел. Нет ни одной пропасти, ни одного ущелья, которые не были бы могилами под открытым небом, в глубине которых не белели бы открытые груды > скелетов, так как почти нигде убийцы не дали себе ни времени, ни труда хоронить свои жертвы.

В этих обширных областях, когда-то оживленных цветущими армянскими поселениями, царствуют сегодня разорение и безлюдье.

В областях, остающихся еще турецкими, истребление армянского населения было, кажется, еще полнее и велось еще систематичнее, чем в районах, прилегающих к кавказской границе,—там у палачей было время действовать на свободе. Харпут — пример этому.

«В Харпуте,—пишет названный уже мною американский консул этого города,—высылка началась арестом нескольких тысяч мужчин. Ночью они были отведены в соседние горы. В их числе были: один армянский прелат, профессора армянского института и городские нотабли, а также все солдаты-армяне и все мужчины, подлежавшие призыву, но уплатившие налог за освобождение... Ни один из них не вернулся.

15 июля утром задержали еще восемьсот человек. А на следующий день они также были отправлены в безлюдные горные районы. Там, связанные партиями по

[ стр. 461 ]

четырнадцать человек—столько позволяла длина веревки,—они были расстреляны.

В одном из соседних селений другая партия армян была заперта в мечети и окружающих домах. Там они оставались три дня без питья и пищи, после чего их отвели в ближнюю долину, поставили там около гряды скал и расстреляли. Дышавших еще после расстрела прикололи штыками или прирезали кинжалами»...

Эти варварские казни сопровождались обыкновенно бесчеловечными изощрениями в жестокости. Так, по дороге из Сиваса в Харпут—этой дорогой прошло в ссылку около полумиллиона армян—турецкие офицеры приказали отделить женщин от мужчин. Пораженные ужасом женщины были сведены в одну группу, а в нескольких шагах от них построили в шеренгу мужчин, связанных друг с другом веревками. Делалось все это не спеша, методично, в то время как офицеры курили спокойно папиросы, болтали с женщинами, обнимая наиболее красивых из этих несчастных... Вдруг один из офицеров отдал приказ. Один жандарм из эскорта—всего один—зарядил ружье, стал в конце мужской шеренги, прицелился и выстрелил... Один армянин упал... Жандарм зарядил снова и снова выстрелил.. Женщины в страхе начали голосить, а пораженные ужасом мужчины считали выстрелы, которые убивали их один за одним. Когда упал последний, жандармы ударами плетей собрали женщин и погнали их дальше. Тех, которые отказывались идти, убивали на месте... А караван шел дальше, оставив на дороге ряд жертв, из которых некоторые трепетали еще в предсмертных судорогах.

Эта дорога от Сиваса до Харпута была ареной таких гекатомб, что путешественники, проезжавшие по ней последним летом, называли ее «адом разложения». Не было возможности остановиться, чтобы напоить лошадей. Невыразимое зловоние шло от тысяч непогребенных трупов. Все было заражено: и вода в реках, и даже колодцы. В настоящее время во всем этом районе человеческих черепов много...

В Битлисском, Мушском, Сасунеком округах, где жило около 150 тысяч армян, теперь их нет и девяти тысяч, да и то это главным образом женщины и дети, нищенское положение которых плачевно.

В Битлисе избиение началось только в июле 1915 г., после временного отступления русских войск от Вана.

[ стр. 462 ]

В этом городе убийства носили периодический характер. Армян, бежавших в курдские или турецкие селения или в горы, партиями приводили в город, чтобы здесь перебить. Сначала ремесленники: каретники, кузнецы, портные и сапожники, в которых нуждалась турецкая армия,—были пощажены, но за несколько дней до взятия Битлиса армянскими добровольцами и русскими солдатами все они были задушены.

И в этом районе, также как во всех селениях, как и в самом Битлисе, находят множество человеческих костей и скелеты несчастных армянских жертв.

Почти все зерновые колодцы (в этих странах зерно сохраняется в глубоких ямах, вырытых в земле) полны до краев наваленными во множестве человеческими костяками. Из 18000 армян, живших в Битлисе, осталось в живых около 300—400 женщин и детей, и все они обращены в ислам.

Август 1916 г.

В Эрзинджане. Взятие Эрзинджана нашими русскими союзниками позволило мне проверить еще раз все трагические подробности, о которых я говорил в предыдущих главах.

В этом городе, расположенном в зеленеющей долине длиной в 20—25 верст, окруженной высокими горами, насчитывалось три тысячи армянских домов, шесть тысяч турецких и двадцать пять греческих. Между тем русские, вступив в Эрзинджан, нашли там не больше дюжины армянок, которые, воспользовавшись паникой, царившей среди турок, бежали из гаремов, где их держали взаперти.

Все, что рассказали они о своих собственных мучениях и о бойне, в которой погибли все их родственники, подтвердило то, о чем я уже говорил, но одно ужасное зрелище еще более всех трагических рассказов дало возможность судить о беспредельности жестокостей, совершенных турецкими властями.

Это зрелище—те человеческие костяки, теперь уже побелевшие от времени, тысячи которых можно еще видеть в долине и по склонам окружающих ее гор. Это останки тех несчастных изгнанников из Эрзерума, Харпута, Байбурта и других мест, которые в июне 1915 г. под предлогом высылки в Месопотамию были перебиты в огромном количестве в окрестностях Эрзинджана. Здесь

[ стр. 463 ]

же был убит и армянский епископ Эрзерума Смбат Саадатиан, о судьбе которого, во время моих расследований в самом Эрзеруме, я ничего не мог узнать.

Префект полиции города Мемдух-бей так чисто обобрал армян перед тем как приказать их перебить, что разбогател сразу на 50 000 турецких фунтов (около 1 250 000 франков).

Чтобы наградить этого префекта за усердие, турецкое правительство назначило его губернатором Кастемонии.

Оказавшие сопротивление душегубам. Восстание обреченных, ... После недавных избиений и даже до них, как только стали известны варварские меры правительства, многие армянские общины пытались организовать сопротивление, но все их попытки, заранее и почти всюду обреченные на неуспех, ускоряли только в большинстве случаев гибель участников.

Так именно случилось в Марзване, где на сопротивление был один лишь намек, в Шапин-Гараисаре, где более энергичные усилия повстанцев были сломлены регулярными войсками, вызванными на помощь турецкому населению, в Урфе, где армяне вступили с погромщиками в настоящий бой и уступили только благодаря многочисленности посланных против них правительством войск. В Киликии повстанческое движение развернулось шире, несмотря на оппозицию со стороны епископа Саака, который, опасаясь за судьбу своей паствы, старался вместе с епископом Айнтапа успокоить волнение, давая при этом от имени правительства разные обещания, которые, само собой разумеется, никогда исполнены не были. Так, например, неустрашимое население Чок-Марзвана, показавшее в 1895 г. истинную доблесть, теперь, поверив таким обещаниям, сопротивления не оказало и было все целиком отправлено в ссылку.

В Зейтуне восстание организовали молодые люди, которые, укрывшись в горах, победоносно отбили нападение целого турецкого полка, захватив при этом значительное количество оружия и боевых припасов. Беспрестанно нападая на своих угнетателей, они наносили им немалый урон. Им удавалось даже нападать на эскорты, сопровождающие ссыльных, разбивать их и освобождать последних. За что все соотечественники их, не взявшиеся за оружие, были отправлены в ссылку в гибельные болота Конии, на их же места поселили турок, и

[ стр. 464 ]

даже самый край утратил свое имя и стал называться впредь «Сулеймание»...

Повстанцы горы Моисея. Особенно героическое и упорное сопротивление оказали душегубам в Киликии армяне, жившие близ Антиохийского залива.

Эпилогом этого сопротивления было спасение французским флотом в сентябре 1915 г. четырех тысяч восставших, нашедших себе убежище на горе Джебель-Муса, или Моисея, в сердцах которых—вечная благодарность за это Франции.

* * *

Для армян Антиохийского залива присоединение Турции к центральным державам явилось началом целого ряда незаконных поборов всякого рода, завершившихся официальным извещением властей, расклеенным 13 июля 1915 г. по стенам во всех шести армянских селениях, призывающим жителей быть готовыми через 8 дней отправиться в изгнание в Месопотамию. Исполнение этого приказа для всех явилось бы разорением, а для большинства—смертью.

Ужас охватил несчастных. Но, несмотря на то, что надежды на возможность успешного сопротивления властям ни у кого решительно не было, большинство решило не подчиниться варварскому приказу.

Меж тем сопротивляться в самом селении, расположенном на равнине, нечего было и думать. Тогда, собрав все продукты, какие только нашлись, восставшие — около пяти тысяч мужчин, женщин и детей,—уводя с собой стада, ушли на широкую скалистую вершину Джебель-Мусы—горы Моисея.

У них было в то время всего 120 винтовок нового образца и приблизительно трижды больше старых кремневых ружей и пистолетов.

* * *

Вот, со слов одного из них, пастора Тиграна Андреасиана (прим. 51), рассказ о героическом сопротивлении и о спасении их на борту «Guichen»-a в последнюю минуту, когда положение стало отчаянным.

Как только беглецы достигли вершины горы, тотчас

[ стр. 465 ]

же начали они работы по укреплению: прорыли, где позволяла почва, траншеи, а где нет, там настроили сильные баррикады, наваливая для этого обломки скал друг на друга. Эти работы заняли у них как раз те восемь дней, которые из милости дали им на приготовление к ссылке турецкие власти, узнавшие о решении и мятежных действиях их только 21 июня, когда и было начато на восставших первое наступление.

Но войска, думавшие покончить с мятежниками легко, были отброшены назад, понеся при этом чувствительные потери.

Тогда турецкие власти, призвав к оружию мусульман из окрестных селений, собрали настоящую армию силой в три тысячи солдат регулярных войск и четыре тысячи добровольцев, жаждавших резни. И вся эта внушительная сила появилась в одно прекрасное утро одновременно во всех горных проходах. Повстанцы защищались отчаянно, но разница в их вооружении и вооружении нападающих была слишком велика.

Мало-помалу турки продвинулись вперед, захватили высоты, и к закату солнца сражавшихся разделял один только овраг. Уверенные в победе, турки решили подождать рассвета, чтобы покончить с восставшими.

* * *

Казалось, всякая надежда на спасение для восставших потеряна. Тогда на последнем совете их вожди решили сделать отчаянный шаг: под покровом ночи ползком окружить позиции турок и захватить врага врасплох, открыв огонь со всех сторон и бросившись в общую атаку, Знание повстанцами местности, лесных тропинок, утесов и скал горы сделало возможным осуществление этого отчаянного плана. Без шума ползли они в темноте и, когда почти совсем окружили турок, Просились все на неприятельский стан.

Турки, среди глубокого сна захваченные врасплох этим неожиданным натиском, обратились а повальное бегство: наталкиваясь друг на друга в темноте и натыкаясь на скалы, они окончательно потеряли голову от противоречивых приказаний, выкрикиваемых офицерами, старавшимися собрать своих людей. Когда взошла заря, армяне насчитали на поле боя двести убитых турок и собрали значительную добычу—ружья и боевые припасы,

[ стр. 466 ]

что помогло им пополнить недостатки своего вооружения.

Между тем турецкие власти, не желая оставаться побежденными, призвали под ружье в течение последующих дней все мусульманское население окрестностей за несколько миль. Им удалось набрать таким образом орду в 15000 человек, которой они и обложили с суши Джебель-Мусу, чтобы взять мятежников измором.

Со стороны моря гора не была обложена, так как крутизна склонов и отсутствие порта делали это невозможным.

* * *

Действительно, у осажденных вскоре осталось съестных припасов едва на двенадцать дней. Тогда они начали искать путь спасения со стороны моря.

Трем лучшим пловцам было приказано быть постоянно на чеку и следить, не приближается ли к горе какой-нибудь корабль; при виде приближающегося корабля они должны были броситься в море и стараться доставить на борт письмо, написанное в трех экземплярах, а котором восставшие герои «умоляли, именем бога и во имя братства всего человечества, всякого англичанина, американца, француза, итальянца или русского—будь он адмирал, капитан или какой-нибудь другой начальник, до которого дойдет их письмо,—спасти их и перевезти на Кипр или другую свободную землю».

Далее, объяснив, какая варварская пытка вынудила их восстать, и указав, что общее число их четыре тысячи, осажденные кончали свою просьбу так: "Если это слишком — просить вас спасти нас всех,—то перевезите, по крайней мере наших женщин, детей и стариков; а нам дайте оружие, боевые припасы и продовольствие, и мы изо всех наших сил будем биться вместе с вами против турок.

Умоляем вас, не теряйте времени, чтобы не стало поздно".

Но дни шли, а на горизонте все не было ни дыма, ни паруса.

* * *

Между тем женщины смастерили два огромных белых флага. На одном из них написали:

[ стр. 467 ]

«Христиане терпят бедствие. Спасите нас!».

Другой имел посредине большой красный крест.

Оба aлага прикрепили к вершинам двух самых высоких деревьев и поручили часовым от утренней зари до ночи не спускать с моря глаз.

Между тем турки продолжали осаду Джебель-Мусы, производя атаку за атакой, но положение осажденных никогда уже не становилось таким отчаянным, каким было при первом столкновении, так как теперь со своих господствующих позиций они могли скатывать на врага вниз по склонам горы глыбы скал, причиняя этим ему существенный вред.

Однако боевые припасы все уменьшались, истощалось также и продовольствие, несмотря на сокращение рациона до minimum'a.

Это были дни и долгие ночи тревог.

* * *

Наконец, в воскресенье утром, на пятьдесят третий день сопротивления, осажденные увидели одного из дозорных, бегущего со всех ног и кричащего что есть силы:

«Корабль!.. Подходит военный корабль!.. Он заметил наш сигнал и отвечает нам».

Это и был французский корабль «Guichen». Пока с него спускали шлюпку, несколько повстанцев бросились в море и достигли судна вплавь.

Капитан попросил прислать к нему делегацию, чтобы точно установить число и действительное положение восставших, после чего по беспроволочному телеграфу он донес обо всем адмиралу, и спустя некоторое время к "Guichen"-y в сопровождении других французских судов и английского крейсера подошла «Жанна д' Арк». После посадки уцелевших повстанцев на суда—их оказалось 4058 человек,—отнявшей некоторое время, через два дня все армяне были уже спасены и высажены в Порт-Саиде (прим. 52).

Героическое сопротивление Вана. Еще более серьезным, чем в Киликии, оказалось сопротивление в Великой Армении, в Ване—городе с 30—40-тысячным населением, преимущественно армянским... (прим. 53)

Армянские дети. Бродячие дети. Колеся по горам и долам страдалицы Армении, которую теперь освобождают русские войска, я не только собрал множество рас-

[ стр. 468 ]

сказов об ужасах и смерти, не только нашел следы множеств кровавых драм,—я видел еще здесь, в этой стране, как бы отброшенной назад в глубь средних веков, мучительно-странное зрелище, которое приводит на память и воскрешает самые необычайные, самые трагические легенды средних веков, когда крохотные созданьица на слабеньких еще ножках, едва начинавшие лепетать, шли одни в этот мир разочарования и мук!

Армянские дети!.. Я уже говорил, какова была судьба тех, которые, избежав смерти, остались—бедные крошки, бездомники—в руках палачей их родителей: турки раздали их по мусульманским семьям, где все было чуждо и враждебно им, а курды увели их с собой в глухие горы.

Из числа этих последних детей довольно многим удалось убежать от своих похитителей, и они, не отдавая себе отчета в опасностях и непреодолимых трудностях пути, старались вернуться в свои родные селения, туда, где некогда был их отчий дом...

Сколько заблудилось их!? Сколько, истощив свои слабые силы, погибло на пути от усталости, голода, холода и страха!? А те, которые каким-то чудом добрались до своих мест, не нашли ни селений, ни домов, а только пустынные развалины, груды холодного пепла тут и там и кости...

И все же они остались жить среди этих куч мусора и обломков, бывших когда-то их родным домом. Они, прячась, голые и одичалые, жили там недели и месяцы, жили, оторванные ото всех, питаясь разными, отбросами, травой, корнями и насекомыми!

Я видел нескольких из них, подобранных русскими войсками и армянами-добровольцами.

Во время вступления русских войск в Вартенис, соседнее с Мушем селение, казаки, бывшие на разведке, увидели вдруг страшное зрелище: четыре ребенка, истощенные и исхудалые, совершенно голые, сидели на корточках вокруг разлагавшегося трупа лошади и, вырывая клочья гнилья, жадно пожирали их. При виде казаков трое из них убежали с необычайной быстротой в поля, и найти их не удалось. Только одна маленькая девочка, лет около десяти, осталась, продолжая свой отвратительный пир, и была взята...

В Дзегхазе среди развалин селения был найден также маленький мальчик лет восьми. Умирая от голода,

[ стр. 469 ]

обессиленный, скелетоподобный, он двигался едва-едва. Три месяца, как он жил там один, покинутый всеми...

Агония сосланных в Месопотамию. Становища пыток и смерти. Вдоль знойных берегов далекого Евфрата, между огненно жаркой Месопотамией и Бадиет-эль-Шамом, в голой пустыне Сирии, в проклятой местности, которая— сам ад, лежат становища ссыльных армян, избежавших общей бойни. По единогласным показаниям редких путешественников, которым удавалось приближаться к этим становищам, существование несчастных таково, что описать ужас его нет слов: от Алеппо до Багдада они медленно умирают.

Перенося ужасающие страдания, без крова, без достаточной пищи, всегда на ветру, и в смертельные холода зимы, и в страшную жару неумолимого лета,—они гибнут в большом числе ежедневно, и тех, которых уносит смерть, не так жаль, как остающихся в живых...

Трагический документ. Относительно ужасной судьбы всех этих несчастных ссыльных, медленно погибавших от мук голода, истощения и болезней, в мое распоряжение поступил впоследствии новый документ—неопровержимый и точный.

Документ этот из архива «Американского комитета по оказанию помощи армянам и сирийцам». Это последний рапорт, посланный Комитету осенью 1916 г. хотя и не американцем, но лицом, принадлежащим к одной из нейтральных держав.

«Мне невозможно передать, — говорится в рапорте—то впечатление ужаса, которое осталось у меня после посещения армянских становищ, особенно расположенных на восток от Евфрата, между Мескене и Дейр-эл-Зором. В этом районе даже и становищами нельзя назвать те места, где ссыльные, в большинстве голые, остающиеся почти без пищи, согнаны вместе, как скот, и живут под открытым небом, без всякого крова, в ужасных условиях чрезмерно сурового климата пустыни, с палящим летом и вселеденящей зимой.

Только немногим, еще не совсем обессиленным удалось устроить себе убежища под землей, на берегу реки; да еще некоторые другие, сохранившие от погрома кое-какие лохмотья, построили жалкое подобие палаток.

Все изголодались. Все с их испитыми, бледными, угрюмыми лицами, иссохшим, исхудалым телом кажутся ходячими скелетами, подтачиваемыми самыми ужас-

[ стр. 470 ]

ными болезнями. Впечатление таково, что правительствво хочет уморить их всех голодом».

Затем автор рапорта напоминает, что эти остатки армянского населения Турецкой Армении, выброшенные на берег Евфрата, состоят исключительно из женщин, детей и стариков. Мужчины средних лет и молодые люди были в большинстве перебиты, а остающиеся в живых рассеяны по всем дорогам Империи, где они бьют щебень. Молодые девушки, даже совсем еще подростки, стали добычей мусульман—если только и они не были перебиты в пути.

Дальше в рапорте говорится:

«Верховые жандармы маячат вокруг концентрационных лагерей, чтобы препятствовать побегам в пустыню, где смерть неминуема

Я встретил несколько таких беглецов, предоставленных жандармами их собственной судьбе, окруженных целой, стаей голодных псов, только и ждущих, когда кто-нибудь из несчастных испустит последний вздох...».

Голоса детей, обвинявшие палачей. Чтобы закончить мой очерк о мученичестве несчастной Армении, я должен еще описать ряд ужасающих сцен, быть может, более ужасающих, чем все другие, так как жертвами палачей являются лети...

И рассказывали мне о них сами же дети.

Близ Тифлиса, над городом, на окружающих высотах разбросано около дюжины ферм и дач, обращенных в настоящее время в приюты, где армянским национальным бюро при помощи частной благотворительности содержатся армянские дети, родители которых или умерли, или пропали без вести в бурю, опустошившую их родину.

Тифлисские армянки или сами же беженки из Турецкой Армении ухаживают за этими детьми, возраст которых колеблется от нескольких месяцев до юношеских лет, и стараются заменить им тех дорогих близких, которых большинство не увидит уже больше никогда.

Почти все дети из Ванской, Битлисской и Шатахской провинций попали на Кавказ вместе с толпой турецких армян-беженцев.

Я был у этих детей и расспрашивал их. Большинство находится еще в каком-то оцепенении от пережитых ужасов и боится говорить: при одном напоминании о

[ стр. 471 ]

том, что они видели и что перенесли, их охватывает дрожь и ужас.

Например, одна девочка семи лет мне сказала; «О, я видела много ужасных вещей, но рассказывать о них не хочу... опять меня будут мучить кошмары». Другая, десяти лет, по имени Пайлун (Блестящая), ответила только: «Когда убили у меня на руках моего малютку-брата—я онемела... Я еще могла кричать, когда убивали маму, но больше никогда...». Ее язык стал заплетаться, и она замолчала. Такой полунемой осталась она несколько недель, да и в настоящее время чуть небольшое волнение, и она немеет... (прим. 54).

Aнpu Барби в стране ужаса. Тифлис, 1919.

 

220. Из воспоминаний турецкого чиновника Наим-бея (прим. 55).

(Высылка и резня в Рас ул-Айне и Дейр Зоре в 1916г.)

Перевод с английского

Я полагаю, что история высылки и резни армян... не имеет ничего себе равного в написанных по сей день повестованиях о бесчеловечных поступках. В какой бы уголок обширной территории Турции ни бросить взгляд, в какое бы глубокое ущелье ни взглянуть — везде можно найти тысячи трупов и скелетов армян, зарезанных и изуродованных самым жестоким образом.

Мне тогда еще не приходилось иметь дело с высланными; я состоял секретарем на службе Табачной монополии в Рас ул-Айне. За деревней, у берега реки, я видел караван из сотен несчастных женщин и детей, Которые приходили в деревню каждое утро, чтобы просить милостыню. Некоторые из них носили воду, пытаясь просуществовать крохами хлеба, заработанными таким путем.

Но тогда еще было лето, и они могли найти убежище в расселинах скал или холмов. Когда же настала зима, в тишине ночи раздавались стоны умирающих от холода и голода...

Я никогда не забуду этой ночи. Я находился в доме каймакама. На дворе бушевала буря. На расстоянии десяти минут ходьбы от того места, где мы находились. слышны были стоны и плач этих несчастных людей, предоставленных произволу стихии. Каймакам Юсуф

[ стр. 472 ]

Зия-бей был добрым, сердечным человеком. Мы вместе с ним вышли из дома и направились в дом одного аги, еще к некоторым другим и с трудом добыли две-три палатки. При помощи десяти или пятнадцати жандармов и других людей нам удалось разбить палатки, которые могли служить убежищем несчастным жертвам. Смерть их являла печальное зрелище, но еще ужаснее было видеть, как собаки пожирали трупы людей.

Это были остатки несчастного армянского населения Себастии, Диарбекира и Харберда, Из пяти или шести провинций было выселено около одного миллиона жителей. К моменту прибытия на место высылки в каждом караване оставалось едва 100—150 женщин и детей. Это говорит о том, что большинство было вырезано в пути.

Я прибыл в Алеппо. Случилось так, что Абдуллахад Нури-бей, прибывший тремя-четырьмя днями раньше в качестве представителя Главного комитета по делам высылки, назначил меня своим главным секретарем.

Несмотря на то, что я был очевидцем преступлений в Рас ул-Айне, я все же не мог понять их цели. Только впоследствии я постиг их смысл. Я содрогался каждый раз, когда приходилось регистрировать зашифрованные секретные приказы. На смерть была обречена целая нация, в том числе женщины и малолетние дети.

Правительство сначала решило направить высланных армян в Маару, Баб и другие отдаленные районы Алеппо. Затем, однако, последовал приказ о назначении местом высылки долину реки Хан-Зор (близ Дейр Зора).

Однажды поступила следующая телеграмма от министра внутренних дел: «Цель высылки известного народа (прим. 56) состоит в том, чтобы обеспечить благополучие нашего отечества в будущем, ибо, где бы они ни жили, они никогда не откажутся от мятежных идей. Мы поэтому должны стремиться, насколько возможно, уменьшить их число».

Эта телеграмма поступила в ноябре 1915 года. Восемь дней спустя она была передана Абдуллахаду Нури-бею даже без утверждения генерал-губернатором, В тот вечер, в 11 ч. 30 мин., начальник высланных Эйюб-бей и начальник жандармерии Эмин-бей песпешили в управление губернатора, чтобы встретиться с Нури-беем. Нури-бей тут же показал им полученную

[ стр. 473 ]

телеграмму, и они беседовали еще в продолжение часа. Темой их беседы был вопрос о способах уничтожения армян. Эйюб-бей стоял за открытую резню, но Абдуллахад Нури-бей, человек очень хитрый, с этим планом не согласился. Его идея состояла в том, что целесообразнее подвергнуть их тяжелым испытаниям нужды и суровой зимы. Убивая их таким образом, можно было для будущего заручиться доказательством, будто они умерли естественной смертью.

До этого момента жандармы не вмешивались в дела высланных в Алеппо. Теперь жандармы стали действовать совместно с полицией.

Вскоре в Алеппо приступили к активным действиям. Высланных сосредоточили в районах Гармы и Килиса, а также вокруг Алеппо. Их направляли группами в Актерим, а оттуда — в Баб. Последовало то, на что рассчитывали представители власти. Ежедневно поступали донесения о сотнях умерших от голода, холода и болезней. Эйюб-бей отправился в Азаз. По возвращении он явился в управление губернатора и с радостью сообщил, что сжег палатки. Баб оказался переполненным людьми. Всюду свирепствовал тиф. Каймакам и чиновники, ведающие делами высылки, ежедневно посылали донесения о смертности. Смерть разила не только армян, она косила также местное население.

Однажды я сказал Абдуллахаду Нури-бею: «Бей-эфенди, давайте сделаем ссылку армян менее строгой, иначе смерть будет грозить всей Месопотамии. В этих обширных областях никто, кроме чертей, не останется. Каймакам в Расул-Айне сообщает тревожные сведения».

Нури-бей засмеялся. «Мой мальчик, — сказал он, — таким образом мы сразу избавимся от двух опасных элементов. Вместе с армянами ведь умирают арабы! Разве это плохо? Ведь расчищается дорога для туркизма!».

Этот ужасный ответ заставил меня содрогнуться.

Что заставляло этого человека так смело и безбоязненно проводить этот жестокий и дьявольский план? Об этом можно сказать многое, но копия одного приказа, найденная среди бумаг Комитета по делам высылки, сама по себе достаточна, чтобы объяснить ту смелость и уверенность, с которыми Нури-бей выполнял порученную ему задачу,— истребить всех армян. Вот этот приказ:

[ стр. 474 ]

«Хотя вопрос об истреблении армянского элемента, который в течение веков стремился разрушить прочный фундамент нашей Империи, а в настоящее время стал реальной опасностью, был решен ранее, обстоятельства не позволяли осуществить это священное дело. Теперь, когда все препятствия устранены и настало время избавления нашего отечества от этого опасного элемента, настоятельно рекомендуется не поддаваться чувству сострадания при виде их жалкого положения, а покончить со всеми и всячески стараться уничтожить само название «Армения» в Турции. Следите за тем, чтобы те, кому будет доверено выполнение этой задачи, были патриотами и надежными людьми».

Ни дата этого приказа и ни лицо, которому он был адресован, неизвестны, так как это была копия. Однако все указывает на то, что приказ был послан от имени Талаат-паши — министра внутренних дел — прямо генерал-губернатору и передан им Комитету по делам высылки. Этот приказ должен был прибыть в Алеппо до приезда Абдуллахада Нури-бея, вероятно, еще при управлении Джеляль-бея. Быть может, по этому именно поводу Джеляль-бей телеграфировал в Константинополь: «Я являюсь губернатором этой провинции, и не могу быть ее палачом». Он был немедленно уволен, и на его место был послан Бакир Сами-бей, который также был противником резни.

Главный надсмотрщик Шукри-бей был уже на протяжении нескольких месяцев в Алеппо, составляя планы высылок и резни. Однако он не мог найти достаточно надежных людей для выполнения ужасного плана. Генерал-губернатор Джеляль-бей еще не был уволен, и нельзя было рассчитывать на его помощь. Начальник полиции Фикри-бей находился под влиянием Джеляльбея и также не одобрял резни, так что и на его помощь нельзя было надеяться. Единственный, на кого Шукри-бей рассчитывал, это Джемаль-бей, специально посланный для руководства резней армян. Оба работали совместно для осуществления злодеяния, но они ничего не могли сделать...

Только после того, как генерал-губернатором Алеппо назначили Мустафу Абдулхалик-бея, произошла эта ужасная резня.

Вначале высылка армян в пустынные районы производилась исполнительной комиссией при Комитете по

[ стр. 475 ]

делам высылки в Алеппо. Пока этим делом занималась исполнительная комиссия, высланные были относительно ограждены от насилия и грубого обращения. Правительство ясно понимало, что при этих обстоятельствах оно не могло добиться своей конечной цели и поэтому уволило губернатора (Бекир Сами-бея) и назначило на его место Мустафу Абдулхалик-бея, которого сумело привлечь на свою сторону. Этот человек был врагом армян и стремился якобы во имя Турции уничтожить весь армянский народ. Приказы, которые он издавал для Комитета по делам высылки, были настолько безжалостны, что трудно объяснить...

Правительство назначило Абдуллахада Нури-бея помощником этого человека. Представитель Главного комитета по делам высылки Нури-бей был очень умным, но жестоким от природы человеком. Одержимый ненавистью к армянам, он был воплощением утонченной жестокости. Страдания и несчастия армян, так же как и частые донесения о случаях смерти среди них, наполняли его таким восторгом, что он чуть не плясал от радости, ибо все это было результатом его распоряжений. «Правительство не желает, чтобы этот народ существовал», — говорил он обычно. Он это повторил, когда его позвали в канцелярию правительства перед отъездом в Алеппо. Советник при Министерстве внутренних дел предложил ему повидаться с Талаат-пашой. Нури отправился в Высокую Порту. У паши было несколько посетителей.

«Когда вы уезжаете?» — спросил Талаат и, отведя его к окну, добавил тихим голосом: «Вы, конечно, знаете возложенную на вас задачу? Мы должны увидеть Турцию, избавленную от этого проклятого народа [армян]»...

Главным пособником Абдуллахада Нури-бея был его непосредственный подчиненный Эйюб Сабри-бей, кровожадный человек и взяточник. Убийства, а еще больше ограбления были целью его жизни. В период службы в этой должности он накопил большое состояние...

В соответствии с декретом губернатора Алеппо Абдулхалик-бея представитель Главного комитета по делам высылки Абдуллахад Нури-бей приступил к организации высылок, и когда они начались, преступления последовали одно за другим.

[ стр. 476 ]

Из Министерства внутренних дел прибыл новый ужасающий приказ, предоставляющий им полную свободу действий, хотя они и не нуждались в этом.

Приказ этот гласил:

«Губернатору Алеппо.

9 сентября 1915 года. Право армян жить и трудиться на турецкой земле полностью отменено. В соответствии с этим правительство берет на себя всю ответственность и приказывает не щадить даже детей в колыбели. Выполнение этого приказа в некоторых провинциях уже дало свои результаты. Несмотря на это, по неизвестным нам причинам были сделаны исключения в отношении известных людей: вместо того чтобы быть отправленными прямо на место высылки, они оставлены в Алеппо. Это ставит правительство в еще более затруднительное положение. Не принимая во внимание их возражения, удалите оттуда всех, как женщин, так и детей, кто бы они ни были, даже тех, кто не в состоянии двигаться. Не позволяйте людям защищать их, ибо вследствие своей несознательности они ставят материальные выгоды выше патриотических чувств и не могут понять большой политики правительства, настаивающего на этих мерах. Вместо косвенных мер по истреблению, применяемых в других местах, как, например, строгость, поспешность высылки, трудности перемещений и разные невзгоды, — можно без риска прибегать к непосредственным мерам. Действуйте лишь с усердием.

Военное министерство сделало общее распоряжение командирам армии, чтобы они не вмешивались в дело высылки.

Передайте ответственным лицам, назначенным для выполнения этого задания, что они обязаны проводить в жизнь наше истинное намерение, не боясь ответственности. Благоволите представлять еженедельно цифровые отчеты о Вашей деятельности.

Министр внутренних дел Талаат» (прим. 57).

Когда был получен этот приказ, Комитет по делам высылки в Алеппо уже имел право по прямому указанию генерал-губернатора совершать любые действия.

Все дело по высылке было сосредоточено в одних руках для того, чтобы приказания по осуществлению варварских мероприятий сохранились по возможности

[ стр. 477 ]

в тайне, с тем, чтобы широкая публика не узнала о происходящем и слухи о преступлениях не просачивались за границу.

Лагерь, где были собраны высланные, находился на злополучном холме Карлик, на расстоянии 20 минут от Алеппо. Оттуда высылаемые отправлялись в пустыню. Жизнь армян здесь зависела от произвола полицейского сержанта или чиновника по высылке.

Во всяком случае, здесь было мало надежды остаться в живых для всякого, кто попадал за пределы Алеппо. Весь путь от Карлика до Дейр Зора представлял собой дорогу мучений — кладбище. Ответственным чиновникам было приказано не бояться прибегать к жестокостям, приводящим к смерти.

Это подтверждается двумя следующими телеграммами, посланными министром внутренних дел Талаат-пашой.

«До нашего сведения дошло, что некоторые чиновники были преданы военному суду по обвинению в вымогательстве и жестокости в отношении известного народа [армян]. Даже если это явится лишь простой формальностью, энергия прочих чиновников может ослабеть. По этой причине я приказываю не допускать подобных расследований.

Министр внутренних дел Талаат».

«Если обращать внимание на жалобы, подаваемые известными лицами [армянами] по всякого рода личным делам, то не только задержится их отправка в пустыню, но также создастся основание для ряда действий, которые в будущем могут вызвать политические затруднения. Необходимо отдать соответствующие приказы чиновникам.

Министр внутренних дел Талаат».

Позже были получены инструкции от министра внутренних дел о том, что письма и телеграммы, адресованные высшим правительственным чиновникам с жалобами, должны приниматься, но не доставляться.

Резня в Рас ул-Айне. В то время как высылки осуществлялись по железной дороге, каймакам Юсуф Зия-бей доносил, что в Рас ул-Айне нет больше места для армян. Кроме того, он сообщил, что ежедневно умирает пятьсот-шестьсот человек и что невозможно ни хоронить мертвых и ни отправлять живых дальше на юг.

[ стр. 478 ]

Он получил ответ следующего содержания: «Ускорьте высылку, тогда те, которые не в состоянии двигаться, упадут и умрут на расстоянии нескольких часов от города, и город освободится как от живых, так и от мертвых».

Как видно из последних докладов местных чиновников по высылке и из отчета каймакама, за четыре месяца от голода и болезней умерло от 13000 до 14000 человек.

Таково было положение армян в Рас ул-Айне, а между тем в Алеппо турки подумывали о новых методах их полного уничтожения. Все говорило за то, что Юсуф Зия-бей не согласится стать орудием для выполнения этого преступления. Однако еще большее препятствие представлял собой губернатор Дейр Зора Али Суад-бей, который сделал все, что мог, чтобы облегчить страдания армян...

Однажды Суад-бей обратился к каймакаму со следующими словами: «Не будем спрашивать, почему армяне высылаются. Это нас не касается. Мы можем обращаться с ними так, как нам заблагорассудится. Если мы хотим, мы можем защищать их. сохранить им жизнь и использовать их ремесла. Если мы захотим, мы можем их уничтожить. Мы не можем устранить несчастье, которое над ними тяготеет, но мы можем смягчить его. Я полагаю, что благодаря их груду эти пустыни могут быть превращены в цветущие поля и вместо этих хижин — воздвигнуты прекрасные здания».

В это же время в Алеппо вырабатывался план истребления этих людей.

Приказания, отданные чиновникам, ведающим высылкой в Рас ул-Айне, не были приведены в исполнение. Абдуллахад Нури-бей, прибыв в Рас ул-Айн и припугнув Арел-бея — чиновника, ведающего высылкой, установил, что сам губернатор Дейр Зора Суад-бей не выполнил приказа о выселении армян в пустыню.

По возвращении в Алеппо Нури-бей донес генерал-губернатору (вали) Абдулхалик-бею об истинном положении вещей. Генерал-губернатор послал немедленно следующий шифрованный приказ Али Суад-бею:

«То, что тысячи армян остаются в Рас ул-Айне, противоречит священным намерениям правительства. Гоните их в пустыню».

Суад-бей ответил: «Нет средств для отправки этих

[ стр. 479 ]

людей. Если Ваша цель убить их, то я не могу сделать этого сам или заставить других».

Мустафа Абдулхалик-бей направил эту телеграмму в Константинополь министру внутренних дел, добавляй к ней следующее донесение относительно Суад-бея:

"Министру внутренних дел.

23 декабря 1915 г.

Мы узнали от представителя главного надзирателя Комитета по делам высылки, что армяне, высланные в Рас ул-Айн, все еще находятся там... Лицом, покровительствующим им и позволявшим им поселиться, является губернатор Дейр Зора Али Суад-бей.

Несмотря на то, что мы неоднократно писали, что скопление армян, оправдываемое отсутствием транспортных средств, в небольшом, но столь важном по своему расположению городе, как Рас ул-Айн, налагает на нас большую ответственность, — мы все же не добились никаких результатов.

Пристрастие, проявляемое в отношении их, и покровительство со стороны Али Суад-бея достигли невероятных пределов. Согласно имеющимся сведениям, он одевает и присматривает сам за некоторыми армянскими детьми, он оплакивает вместе с ними страдания их родителей...

Так как сохранение подобного положения вещей вызывает ненужную задержку в деле дальнейшего перемещения высланных из Алеппо, то мы обращаемся к Вашему превосходительству с просьбой сделать необходимые распоряжения.

Мустафа Абдулхалик, генерал-губернатор (вали)".

Именно вследствие этого рапорта Али Суад-бей выл впоследствии уволен.

Таково было положение до февраля 1916 года. Затем в Рас ул-Айн прибыл пользующийся дурной славой один из самых жестоких организаторов резни армян, бывший генерал-губернатор Вана Джевдет-бей, шурин военного министра Энвер-паши. Покончив с резней в Ване, он прибыл в Муш, где он также руководил резней. Оттуда он направился в Битлис, чтобы закончить резню, начатую Мустафой Абдулхалик-беем. Назначенный губернатором Аданы, он по пути туда в феврале 1916 г. прибыл в Рас ул-Айн, где в это время скопилось около

[ стр. 480 ]

50000 высланных армян. Каймакам вышел встретить его со свитой.

Среди высланных случайно находился один армянский врач — доктор Грештакян, состоявший в штате Исполнительной комиссии Багдадской железной дороги. Этот доктор впоследствии рассказывал, что Джевдет-бей прежде всего обратил внимание на гору, у подножья которой были разбиты тысячи палаток высланных армян.

Джевдет-бей решил, что это военный лагерь и спросил, куда направляются эти солдаты, Каймакам объяснил, что это не солдаты, а высланные армяне. Услышав это, Джевдет-бей, не подозревая, что среди присутствующих есть армянин, воскликнул: «Разве эти собаки все еще существуют? Я приказываю вам всех их перерезать».

Каймакам отказался выполнить это приказание, говоря, что он не может пролить кровь такого большого числа ни в чем не повинных людей, никогда не причинявших ему никакого зла.

«Значит вам неизвестна политика, которой придерживается правительство?»,— сказал Джевдет бей, пригрозив ему увольнением.

За словом последовало действие: он вызвал начальника телеграфной конторы и немедленно донес в Константинополь о происшедшем. Следствием этого могло быть только увольнение каймакама, что и последовало. Юсуф Зия-бей был удален из Рас ул-Айна, и через десять дней прибыл новый каймакам — молодой человек из Кочаны (в Румелии), Керим Рефи-бей. Он был приверженцем Джевдет-бея.

Приказ о преступных действиях в Рас ул-Айне исходил непосредственно из Алеппо. Этот приказ был дан начальникам конвоя. Некоторые из них прибыли в Алеппо и имели свидание с Мустафой Абдулхалик-беем. Через четыре или пять дней после их возвращения каймакам сообщил шифрованной телеграммой, что они прибыли и получили его приказания. Резня последовала почти немедленно после высылки, так как она была совершена неподалеку от города, в основном на берегу реки Джурджиб и на дороге в Шаддад. Армян уводили группами и убивали самым жестоким образом. Некоторым из них удалось бежать в Рас ул-Айн, ибо бежать в другое место не было возможности, где они расска-

[ стр. 481 ]

зали об этих ужасах. Можно себе представить страх, который охватил этих беспомощных людей, когда к ним приходили с револьверами, кнутами и дубинами, чтобы гнать на бойню. Не жалели ни больных, ни детей, ни стариков.

«Не оставляйте никого в живых, в частности детей до пяти-семи лет. Иначе они вырастут и будут стремиться отомстить».

На место Али Суад-бея губернатором в Дейр Зор прибыл Зеки-бей. Так как резня уже началась, то ему нужны были люди для осуществления этой дьявольской работы. Зарезать 200000 человек—не легкое дело.

Большинство людей, работавших на строительстве железной дороги, были армяне. Правительство под тем предлогом, что они непригодны для данной работы, издало следующий приказ:

«№ 801. 26 декабря 1915 г. Губернатору Алеппо.

Решено, чтобы все армяне, работающие на железной дороге или на другом строительстве, были высланы на места высылки. Военное министерство об этом сообщило начальникам лагерей высланных.

Министр внутренних дел Талаат».

На этом основании через военные комиссариаты железных дорог были запрошены их списки. Оба железнодорожных комиссара — Хайри-бей и Джеляль-паша — проявили в этом вопросе большую мягкосердечность...

Вскоре после этого вопрос был снова поднят, и тогда пришла следующая телеграмма:

«№ 840. 16 января 1916 г. Губернатору Алеппо.

До нашего сведения дошло, что вдоль линии между Интилли, Айраном и Алеппо находятся около сорока или пятидесяти тысяч армян, преимущественно женщин и детей. Те лица, которые вызывают затруднения, создавая скопления высланных в местностях, имеющих важное значение для перевозки войск, будут наказаны Со всей строгостью. Ввиду этого свяжитесь с губернатором Аданы и отправьте этих армян немедленно в Алеппо, не позволяя им продвигаться дальше. Я с нетерпением жду сведения о результатах в недельный срок.

Министр внутренних дел Талаат».

[ стр. 482 ]

В тот же день в дополнение к первой телеграмме была получена другая телеграмма:

«Губернатору Алеппо.

В добавление к телеграмме от 16 января № 840.

Не высылайте армянских рабочих, оставленных в Интилли и Айране, пока не будет закончено строительство железкой дороги. Но так как им не разрешается проживать со своими семьями, то расквартируйте их временно в окрестностях Алеппо. Остальных, женщин и детей, отправьте немедленно в пустыню, согласно предыдущей телеграмме.

Министр внутренних дел Талаат».

Вследствие выполнения этого приказа, малолетние дети были брошены тут же под деревьями, голодными и голыми.

Господин Коппель (прим. 58) собрал этих детей, уместил в ящики от динамита и отвез их в Интилли, где их воспитывали в его сиротском доме. Несколько дней спустя немецкий директор Багдадской железной дороги упрекал его за такую благотворительность.

Группы, отправленные через Айнтаб и Мараш, были поголовно вырезаны в пути, так что никто из них не прибыл в Мардин. 500 человек из этой группы были доставлены в Рас ул-Айн...

В то время как резня в Рас ул-Айне и Интилли приходила к концу, стали готовиться к еще более ужасной резне; на этот раз Зеки-бей должен был истребить 200 000 армян, сосланных в Дейр Зор.

Зеки-бей нетерпеливо отправлял телеграммы губернатору в Алеппо, требуя, чтобы армяне, находящиеся по соседству с этим городом, были как можно скорее отправлены к нему.

Но настоящий террор начался, когда стали гнать людей из Алеппо и окрестностей в сторону Мескене. Караванам не было конца. Баб, Маара и Мамбидж были полностью эвакуированы. Несмотря на суровую погоду, армян гнали в сторону Мескене, часто пешком, изредка на ослах или верблюдах. Но даже там им нельзя было оставаться; приказ требовал, чтобы они прибыли в Дейр Зор.

Большая часть высланных на берега Евфрата была из окрестностей Константинополя, а также из Родосто, Нлкомедии, Партизака, Адабазара, Джизре и Конии,

[ стр. 483 ]

одним словом, это были армяне, высланные из мест, расположенных вдоль Анатолийской железной дороги, и из Кесарии

Эти новые высылки вызвали всеобщее удивление. Непонятно было, почему людей гнали по направлению Дейр Зора. Но была еще более основательная причина для тревоги. Вести о резне в Рас ул-Айне, кроме других мест, проникли также и в Мескене. Резня, которая продолжалась несколько лет, не могла оставаться тайной даже в пустыне.

Стало известно, что высланных больше не будут отправлять правым берегом Тигра, а будут отправлять только левым. Это было равносильно смертному приговору для отправляемых караванов, так как этим караванам пришлось бы двигаться от берега Тигра до Ракка по безводной пустыне, где им грозила неизбежная смерть от голода и жажды. Эль-Джезире — так назывался левый берег реки — был дорогой к могиле.

Прибывшие из Баба выселенцы усилили панику, сообщив о следующем приказе генерал-губернатора Алеппо и мэра этого города на имя каймакама Баба:

«Весьма срочно и секретно.

Не задерживайте даже приговоренных армян и армян, обвиняемых или арестованных полицией. Отправьте их немедленно в Дейр Зор...».

Во всех приказах правительства говорилось: «Присоединяйте к караванам и отправляйте их». Эти двусмысленные слова означали: «Отправляйте их в пустыню». Но даже в пустыне высланные армяне не имели определенного места. Их постоянно заставляли передвигаться с места на место — неизвестно куда. Достаточно было, чтобы они не оставались долго на одном месте: ходьба должна была истощить их силы.

Правительство послало следующую телеграмму в Алеппо:

« № 723. Шифрованная телеграмма от министра внутренних дел на имя губернатора Алеппо.

3 декабря 1915 г. Отправьте без промедления армян и прежде всего тех, кто находится в окрестностях Алеппо, на место их высылки и донесите об исполнении.

Министр внутренних дел Талаат».

В начале высылок деревни вокруг Алеппо предназначались для жительства армян, В этих селениях было

[ стр. 484 ]

размещено большое число армян. По получении указанной телеграммы в окрестности Алеппо были посланы конные жандармы, которые самым жестоким образом выгоняли людей из селений и гнали их по направлению Мескене, где большинство погибло...

Из Алеппо были получены указания не давать высланным ни есть, ни пить в пути, чтобы таким образом, по мере возможности, уменьшить их число.

20 января 1916 г. Абдуллахад Нури-бей писал чиновнику Комитета по делам высылки в Бабе Мухаррем-бею; «№ 344. 20 января 1916 г. Вы, несомненно, цените доверие, выказанное Вам правительством, а даете себе отчет в важности доверенного Вам дела. Вы не должны разрешить оставаться ни одному армянину в Бабе. Только Ваша строгость и быстрота действия в отношении высылок могут обеспечить выполнение намеченного нами плана. Вы должны только следить за тем, чтобы трупы не оставались на дорогах. Сообщите нам почтой максимальную сумму вознаграждения, которое Вы предполагаете заплатить людям за выполнение этой работы. Не беспокойтесь в отношении транспортных средств— высланные могут идти пешком.

Недельная сводка о смертности, сообщенная нам за последние несколько дней, неудовлетворительна...

Отправка высланных не должна носить характера путешествия. Не обращайте внимания на протесты и плач. Правительство дало необходимые указания также каймакаму.

Абдуллахад Нури».

Абдуллахад Нури-бей издал затем следующий приказ:

«Ни один чиновник не будет нести никакой ответственности за суровое отношение к высланным армянам».

В соответствии с предыдущими указаниями все высланные, находящиеся в Бабе, должны были быть изгнаны в двадцать четыре часа. О числе умерших докладывалось в Константинополь шифрованными телеграммами раз в две недели.

Правительство требовало, чтобы все армяне были уничтожены: они больше не имели права на существование...

В то время как ликование турок достигло своего апогея, высылки в Алеппо стали настолько жестоки, что жандармы и полиция врывались в дома, связывали

[ стр. 485 ]

несчастных армян и выгоняли тех, кто, не имея никакой защиты, кроме бога, прятался в смертельном страхе.

Как-то раз несчастный человек подал заявление, в котором говорилось, что всех членов его семьи, заболевших тифом, вышвырнули на улицу, бросили в повозки для мусора и отвезли в Карлик. Несчастный человек со стонами и плачем умолял, чтобы ему дали хотя бы десятидневную отсрочку. Он не знал, что приговорен к смерти. Никто его не жалел. В течение моего срока службы высланными армянами было подано 10000 прошений в нашу концелярию. Я не видел, чтобы хоть десять из них привлекли чье-либо внимание.

Как-то видели женщину из Диарбекира, которая несла блюдо с гербом Армении. Ее повели в Главный комитет по делам высылки и спросили, где она взяла это блюдо. Женщина ответила, что оно у нее дома уже давно и что она не знает, откуда его принесли. Ее повели в камеру жандармерии, где пытали восемь или десять дней с целью выяснить, откуда у нее это блюдо. Однако бедная женщина этого не знала. Она умерла во время пыток, усугубляемых голодом.

Итак, из Алеппо, где я был свидетелем сотен и тысяч таких драм, меня отправили в Мескене в качестве чиновника Комитета по делам высылок. Когда я собирался уезжать, меня позвал Эйюб-бей и сказал: «Мы не удовлетворены работой ни одного из посланных в Мескене чиновников. Вы знаете это дело и знакомы с поступившими приказами. Следите, чтобы никто из этих людей [армян] не остался в живых. Если нужно, убивайте их собственноручно. Убивать их — одно удовольствие».

Я отправился в Мескене. Я слышал о совершенных преступлениях. Я там пробыл два месяца и только один раз выслал одну группу, которая едва достигала тридцати человек.

Когда я был еще в Алеппо, там получили следующую зашифрованную телеграмму из Константинополя:

«Шифрованная телеграмма от министра внутренних дел, адресованная губернатору Алеппо.

1 декабря 1915 г. До нашего сведения дошло, что некоторые духовные лица отправлены в такие сомнительные пункты, как Сирия и Иерусалим, несмотря на то, что армянское духовенство должно быть истреблено в первую очередь. Подобное разрешение является не-

[ стр. 486 ]

простительным упущением. Место высылки этих мятежных людей—уничтожение. Я рекомендую Вам действовать в соответствии с этим.

Министр внутренних дел Талаат».

Когда я прибыл в Мескене, там находился старый епископ Никомедии (Измида). Он сидел в маленькой палатке и размышлял о своей судьбе. Неизвестно, каким образом этот человек, неспособный причинить кому-либо вред, привлек внимание руководителя Комитета по делам высылки.

Я получил записку с указанием, что здесь находится епископ Измида. Почему его здесь задержали? Он должен быть так выслан, чтобы на каком-либо повороте дороги свалиться и умереть. Я не мог сказать, что я этого не сделаю, или отказаться выслать его. Все же мы его не отправили.

В другом случае два священника были отправлены в Мескене. Приказ, данный в отношении их, был чрезвычайно строг: он прямо требовал их смерти. Я не выслал этих двух священников и оставил их там, где они были. Я не помню их имен, но думаю что оба находятся в настоящее время в Алеппо.

Мескене из конца в конец был завален скелетами... Он походил на долину, наполненную высохшими костями

Только из Алеппо было отправлено двести тысяч армян в сторону Мескене и Рас ул-Айна, и лишь пять-шесть тысяч человек из этой огромной массы остались в живых... Новорожденных бросали в Евфрат. Женщин убивали штыками или револьверами в разных местах дороги жестокие жандармы...

Резня в Дейр Зоре. Уволенный начальник почтовой конторы в Дейр Зоре описывал начало резни в Дейр Зоре следующим образом. В Дейр Зор пришла шифрованная телеграмма министра внутренних дел, в которой говорилось: «Пришел конец высылкам. Начинайте действовать согласно прежним приказам, и сделайте это как можно скорее».

Резня началась через два дня после получения шифрованной телеграммы.

Людей гнали из Дейр Зора партиями, под предлогом отправки их в Мосул. Однако они были не в состоянии идти дальше Шаддада. Зеки-бей выбрал местом резни

[ стр. 487 ]

пустыни Марата и Сузара по дороге в Шаддад. И так как было невозможно вырезать такое большое число людей, то он вызвал искусственный голод, во время которого люди съели сперва ослов, собак и кошек, а за-тем, когда нечего было больше есть, начали пожирать человеческие трупы, в особенности трупы малолетних детей.

Чтобы не дать остыть энтузиазму турок в проведении резни, Зеки-бей часто, сидя на лошади, хватал малолетнего ребенка за руку и, покружив его над головой, швырял на землю, разрывая на куски. Он при этом обыкновенно говорил: «Не думайте, что я убил невинное существо. Даже новорожденные дети этого народа [армян] являются преступниками, так как они носят в себе семена мести. Если вы хотите обеспечить завтрашний день, то убивайте даже их детей».

И они никого не щадили.

Только несколько привлекательных девушек спаслись от резни. Через одну или две недели эти девушки были отправлены на верблюдах в Рас ул-Айн по направлению Мардина, где их продавали обычно по пять пиастров (один шиллинг). Таким образом закончилась резня в Дейр Зоре, во время которой почти все высланные в пустыню армяне—более 200000 человек— были уничтожены...

The Memoirs of Naim Bey. Turkish official documents relating to the Deportations and Massacres of Armenians. Compiled by Aram Andonian.
London. 1920, p. 1-47.

 

221. Из письма католикосу всех армян Геворку V

Перевод с армянского
Ерзнка, 21 января 1917 г.

Насильственное выселение из Кегинского уезда было начато и окончено 28 мая 1915 г. без всякого промедления.

Народ погнали в сторону Гуручая и Мескене, и по дороге в некоторых местах подвергли ужасной резке. Камахская молодежь, спрятавшая, по увещанию архимандрита, свое оружие и патроны, тоже пала жертвой.

Главными ответственными лицами за резню являются Галид-бед (сын Тагир-паши) и все государственные служащие...

[ стр. 488 ]

Правитель Ерзнка Мемдун-бек и его приспешники не остановились ни перед какими средствами, чтобы вырезать всех армян от Мамахатуна до окраин Камаха. Таким образом, камахцы тоже отдали свою долю крови вместе с закланной Арменией. Немногие только спаслись, укрывшись у дерсимскнх курдов, и теперь живут в городе Ерзнка.

Г. Тарикян
ЦГИА Арм. ССР, Ф. 57, д. 683, л. 17.

 

222. Из письма немца, жившего в 1915—1917 гг. в Турции

Перевод с немецкого
Малатия, 26 марта 1917 г.

...Я убежден, что если бы наш народ знал правду, то раздался бы вопль негодования. Нет сомнения: все, что чинится армянскому народу и что ему еще предстоит, является величайшим преступлением в мировой истории...

Эрнст Ж. Христофель
Deutschland und Armenien..; S. 355.

 

223. Из телеграммы министру иностранных дел Терещенко

Перевод с французского
Париж, 31 мая 1917 г.

... Было бы унизительно протянуть руку какому-нибудь Талаату — организатору неслыханных официальных погромов или туркам, устраивавшим погромы христиан на протяжении семи веков.

Все армяне надеются, что Россия явится освободительницей турецких армян и удовлетворит их национальные чаяния.

Генерал-лейтенант Камсаракан
АВПР, Политархив, д. 3484.

 

224. Католикосу всех армян Геворку V

Перевод с армянского
Эрзрум, 27 июня 1917 г.

Из докладной записки

Объехав почти все селения Дерджанского уезда, я нашел большинство их разрушенными. Уцелели лишь

[ стр. 489 ]

четыре стены церквей Пркича, Цахкавора и Апрунка. Все движимое имущество этих церквей вместе со священными сосудами и книгами расхищено. Из рукописных книг старик Казар, крестьянин из Хачаха, доставил мне всего лишь одно Евангелие, приобретенное им у курдов.

Армянская церковь как во всех других местах, так и в этом уезде потерпела огромный ущерб. Остались только ее земли.

Дерджанское армянское население, насчитывавшее от 10 до 11 тысяч душ, проживало в центре Дерджанского плоскогорья, примерно в тридцати селениях, либо чисто армянских, либо смешанных с курдами и турками. Оно было окружено курдами-кызылбашами...

Из дерджанцев более тысячи человек находится в эмиграции, главным образом в Румынии, Болгарии и небольшое число — в России и Америке. Выселение и резня начались 1-го мая 1915 г. и закончились 17-го мая.

Большую часть дерджанского населения вырезали и бросили в воду около Камахского моста, а остальных — по всему течению Евфрата вплоть до Камахского ущелья, к западу от города Ерзнка.

Очевидцы свидетельствуют, что часть населения Бай-берда, для перевозки которой озверевшее правительство предоставило сорок повозок, возле Котерского моста подверглась нападению со стороны заранее подосланной разбойничьей шайки и до последнего человека была беспощадно истреблена.

Некоторые дерджанцы рассказывают, что на их глазах и одновременно с дерджанцами была вырезана большая часть армянского населения Эрзерумской равнины и Басена, начиная от Мамахатуна до Камахского ущелья.

В погромах главную роль играли: мутесарриф города Ерзнка Мемдун-бек, глава аширета Бабалан Кюло-ага и камахец Галед-бек, член оттоманского парламента; это они составили дьявольский план избиений и ужасающих злодейств, совершенных от Мамахатуна до самого Камаха, они подстрекали изуверов на то, чтобы зверств стало вдвое, вчетверо больше...

Эти сведения сообщил апрунский крестьянин Мартирос Тероян, бывший до падения Мамахатуна хлебопеком. Он своими глазами видел все это и только за 48 часов до падения Мамахатуна бежал в горы и вер-

[ стр. 490 ]

нулся вместе с приходом победоносной русской армии.

Дерджанцы, таким образом, . видели и испытали та же бедствия и страдания, что эрзрумцы и басенцы; тысячи их были вырезаны, тысячи женщин и детей сами бросились в воду, чтобы не попасть в руки к озверелым туркам и башибузукам, пользующимся покровительством бесстыдных правителей и поощряемым ими, в руки организованных чете и правительственных войск.

Воды Евфрата, начиная от старого моста, что возле селения Гохек, обагренные кровью возлюбленных братьев, мужей и отцов, несли тысячи безжизненных тел детей и невинных молодых женщин...

Г. Тарикян
ЦГИА Арм. ССР, ф, 57, д. 623, л. 20—23.

 

225. Из докладной записки католикосу всех армян

(О зверствах, совершенных над армянским духовенством в Харберде)*

Перевод с армянского

Я слышал от очевидцев, видел сам и узнавал, как безжалостно обращалось турецкое правительство, в частности, с лицами духовного звания. Их мучали, прибегая к следующим различным средствам:
1. Жгли, выдергивали, сбривали бороды.
2. Стискивали головы машиной так, что люди падали в обморок.
3. Вешали и в полумертвом состоянии вынимали из петли, требуя, чтобы находящиеся в бессознательном состоянии жертвы выдали свои тайны и подписали все, что им велят.
4. Без всякой жалости вбивали в ступни гвозди, подковывали, распинали.

Двух священников преднамеренно замучили, и те скончались. Это произошло так:

Священника Тер-Асатура из селения Кармир, находящегося в трех с половиной часах пути от Харберда, в полуудавленном состоянии повесили, потом вынули из петли и потребовали, чтобы он указал место, где хранится оружие. Он стойко держался, и за это был жесто-

__________________________
* Документ не датирован. Вероятно, составлен в начале 1917 г. В Харберде (Ред.).
__________________________

[ стр. 491 ]

ко избит. Достопочтенного священника утром отпустили, чтобы он указал место, где хранится оружие. Несчастный убежал в селение Хойлу и бросился в колодец, откуда жандармы его тотчас же извлекли и после продолжительных истязаний размозжили ему голову топором.

Одного из палуйских священников, Тер-Атовма, оседлали, как лошадь, сели на него верхом и полтора часа гоняли. Его довели до изнеможения и затем потребовали, чтобы он выдал тайны и указал место, где хранится оружие. Он стойко и твердо отпирался, тогда его подковали и распяли... Под тяжестью этих мук он испустил дух.

Арсен Хачикян
ЦГИА Арм. ССР, ф. 57, д. 622, л. 16.

 

226. Декрет Совета Народных Комиссаров о «Турецкой Армении»*

29 декабря 1917 г. (11 января 1918 г.)

Совет Народных Комиссаров объявляет армянскому народу, что Рабочее и Крестьянское Правительство России поддерживает право армян оккупированной Россией «Турецкой Армении» на свободное самоопределение вплоть до полной независимости.

Совет Народных Комиссаров считает, что осуществление этого права возможно лишь при условии ряда предварительных гарантий, абсолютно необходимых для свободного референдума армянского парода.

Такими гарантиями Совет Народных Комиссаров считает:

1) Вывод войск из пределов «Турецкой Армении» и немедленное образование армянской народной милиции в целях обеспечения личной и имущественной безопасности жителей «Турецкой Армении»;
2) Беспрепятственное возвращение беженцев-армян, а также эмигрантов-армян, рассеянных в различных странах, в пределы «Турецкой Армении»;
3) Беспрепятственное возвращение в пределы «Турецкой Армении» насильственно выселенных во время

__________________________
* Декрет утвержден III Всеросийским Съездом Советов 15(28) января 1918г.
__________________________

[ стр. 492 ]

войны турецкими властями в глубь Турции армян, на чем Совет Народных Комиссаров будет настаивать при мирных переговорах с турецкими властями;
4) Образование Временного Народного Правления «Турецкой Армении» в виде Совета Депутатов армянского народа, избранного на демократических началах.

Чрезвычайному Временному Комиссару по делам Кавказа Степану Шаумяну поручается оказать населению «Турецкой Армении» всяческое содействие в деле осуществления пунктов 2-го и 3-го, а также приступить к созданию смешанной комиссии для установленния срока и способа вывода войск из пределов «Турецкой Армении» (пункт 1-й).

Примечание: Географические границы «Турецкой Армении» определяются демократически избранными представителями армянского народа по соглашению с демократически избранными представителями смежных и спорных (мусульманских и иных) округов совместно с Чрезвычайным Временным Комиссаром по делам Кавказа (прим. 59).

Председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов (Ленин)
Народный Комиссар по Делам Национальностей И. Джугашвили (Сталин)
Управляющий делами Совета Народных Комиссаров В. Бонч-Бруевич
Секретарь Совета Н. Горбунов.
«Декреты Октябрьской революции», т. 1, Партиздат, М., 1933, с. 393—394,

 

227. Из беседы с полковником З., напечатанной в газете «Кавказское слово»

В наши великие и страшные дни цена крови невелика.

За три почти года беспощадной, отчаянной борьбы мы привыкли к смерти.

Почти равнодушно пробегаем мы газетные сообщения о новых кровавых боях, принесших новые смерти и новые страдания, о новых беспощадных и кровавых глумлениях сильного над слабым, о новых и неизменно кровавых безумствах этого небывалого торжествующего разгула разнузданных страстей, каким явилась современная война...

[ стр. 493 ]

Не знаю, как Вы, читатель, но я все еще не могу оставаться равнодушным, когда мне рассказывают— рассказывают очевидцы,— как вот только вчера командир одного из кавказских саперных батальонов полковник 3..., вырвавшийся на несколько кратких дней с фронта, о тех кровавых ужасах, о тех гнусных зверствах, о которых уже говорили, быть может, холодные, глухие, нас не трогающие газетные цифры.

Да, слова видевших пока имеют удивительную неодолимую силу. А полковник 3... при этом не только видел. Он сам со своим младшим офицером принимал участие в одной из бесчисленных сцен извечной, неизбывной трагедии несчастного армянского народа, предавая земле уже полуистлевшие кости нескольких сот замученных армянских женщин, девочек-подростков и грудных детей.

Но я постараюсь лучше передать рассказ самого полковника 3..., и читатель увидит, что он жестоко ясен и без комментариев.

«Около селения О., в районе города Муша, на самом берегу Евфрата,— начал рассказывать полковник,— я проезжал случайно еще прошлой весной и совсем не думал, что когда-нибудь снова попаду в эти края.

Близ большого, массивного, вероятно, векового уже моста через Евфрат, который мы собирались переезжать... встретился нам сгорбленный, совсем седой старик-армянин, одетый в какие-то жалкие цветные лохмотья, если только можно сказать, что он был одет... Старик низко поклонился мне... Через ординарца — он у меня армянин—я заговорил с ним. Мне хотелось узнать, куда делось все население С., большого и когда-то, видимо, зажиточного селения, так как проезжая, я не встретил там ни души. Даже обычных собак— и тех не было. Одни уродливые оскалы полуразрушенных домов, изрытые улицы, грязь и запустение.

И жуткая, могильная тишина.

Как я Вам сказал, я решился расспросить встречного старика, куда бежали жители.

Мой ординарец так его и спросил. В это время мы как раз въезжали на мост.

«Куда бежали жители?»— точно не понимая, переспросил старик...

[ стр. 494 ]

«Куда бежали»— и он горько и злобно улыбнулся.

«Вот куда,— ответил он,— туда»,— и дрожащей рукой показал вниз да реку... «Только тогда другая вода была,— добавил он, помолчав,— много воды было. Глубокий Евфрат тогда был, и бурный был. Разливался... Все туда ушли. Я один остался. Не было меня в селе; по делу в соседнем селе был...»

И я узнал жуткую быль о том, как занявшие селение турки окружили его, согнали все, решительно все мужское население, до маленьких мальчиков включительно, на мост, на самую середину, а затем ударами прикладов и штыков начали сбрасывать этих несчастных в полноводный Евфрат. При этом по обеим сторонам моста выставили дозорных, чтобы не допускать сброшенных на берег. Тех, которые упорствовали, без всяких разговоров расстреливали, как диких зверей.

«А что сталось с женщинами, с детьми?»—спросил я.

«С женщинами, с детьми?»— опять переспросил старик. «Как нам знать. Мы не знаем. Может быть, дальше угнали, может быть, их также где-нибудь погубили». И теперь старик точно перестал скрывать свои чувства, он дышал такой ненавистью, такой злобой к туркам, что весь дрожал мелкой дрожью, как от долгого холода, хотя было жарко.

Таким образом, тогда о женщинах и детях в С. я так ничего и не узнал. Узнал я о их судьбе четыре месяца спустя, в августе. И вот как: в С. попал в это время я уже не случайно. Было приказано произвести в этом селении некоторые инженерные работы. Мы и приступили к ним. В числе других работ нам надо было укрепить и приспособить для разных целей несколько сараев. От первого, с которого мы начали, уцелели только стены из нетесаного камня, проложенного известкой; ни окон, ни дверей, ни крыши не было. Стены были шагов 20 в длину и 10— в ширину.

Только что мои солдаты приступили, как их сразу поразило, что пол в сарае необычно рыхл, точно вспахан, между тем обыкновенно в таких сараях, как тот, о котором я говорю, пол бывает прекрасно утрамбован и тверд, как глиняный. Решило мы, что в сарае почему-то настлан наносный земляной слой. Стали рыть... и один череп, затем другой... Я приказал, когда мне обо всем этом доложили, рыть возможно осто-

[ стр. 495 ]

рожней, и через день-два мы весь наносный слой сняли. То, что мы увидели, было так ужасно, что ко всему привыкшие солдаты и те с долгую минуту стояли молча.

Мы увидели, что по обеим стенам в длину близко, близко один к другому лежат человеческие скелеты, прикрытые полуистлевшей, но все же достаточно сохранившейся одеждой, настолько сохранившейся, чтобы производить жуткое впечатление одетых в цветные платья скелетов в разных позах, от покойных, как бы спящих, до судорожно изломанных от страданий.

Как оказалось, эти ужасные оскаленные черепа и скелеты были все женские и детские. При этом, если судить по цветам одежды, по цвету и длине кос, а главным образом по прекрасным жемчужным здоровым зубам, жертвами турок стали или совсем молодые женщины, или девочки-подростки, или дети. Большинство черепов было в платках, повязанных, как повязывают обыкновенно армянки. Вы представляете себе голый череп, улыбающийся всем оскалом зубов и в платке. Но особенно тяжелое впечатление на всех произвел один скелет молодой матери, в костяных руках которой, прижавшись к грудной клетке, покоилось дитя месяцев 4—5-ти. Я эту несчастную сфотографировал отдельно. К сожалению, после, когда мы хоронили все эти жертвы, маленький скелетик не удержался в объятиях матери и рассыпался на множество истлевших костяных обломков, а маленький череп, так тот обратился совсем в прах. Перед этой жертвой я с моими солдатами долго стоял в тяжелом молчании.

Большинство черепов и вообще костяков никаким оружием тронуто не было, но некоторые черепа мы нашли разрубленными острым холодным оружием, вероятно, тесаками, которые у турок действительно очень остры.

Тут же, в сарае, была разбросана разная домашняя утварь, бывшая в употреблении. Видимо, турки кормили несчастных, пока держали их для чего-то в сарае. Гибель этих жертв варварства и дикости турецкой армии представляется мне в следующем виде: вероятно, когда мы начали наступать и турки решили бросить селение, сарай с женщинами, забив наглухо узкие оконца и дверь, они подожгли. Деревянные стол, бы и деревянная же крыша, подгорев, рухнули и похо-

[ стр. 496 ]

ронили всех находившихся в сарае. Что же касается тех женщин, у которых черепа были рассечены, то это, вероятно, те, которые делали попытки спастись.

Когда все скелеты, которых оказалось 112, были откопаны, мы похоронили их в одной общей могиле, обложив ее внутри травой и дерном, а снаружи насыпав большой холм, во главе которого водрузили большой деревянный крест с доской и надписью: «Покоится 112 скелетов армянских женщин и детей—жертв деяния турецкой армии, полуобгорелых, задавленных крышей подожженного сарая, что вправо от креста. Отрыты при производстве инженерных работ в селении С. и погребены заботами командира кавказского саперного батальона полковника 3... и младшего офицера того же батальона прапорщика Р-а». Так как священника с нами не было, то совершал похоронный обряд я сам: прочел несколько молитв, какие помнил, пропел с саперами «вечную память» и все.

Таким же образом, месяц спустя, мы хоронили в другом армянском селении около 100 женских и детских скелетов, также найденных нами в сарае при работах, как и в С.

Я сделал снимки со всех найденных нами костей. К сожалению, вот эти скелеты (при этом полковник З. показал мне фотографический снимок) до меня были вырезаны и разложены каким-то извращенным эстетом «в картинном порядке». Я этой «картинностью» был сильно возмущен.

Само селение, я говорил уже Вам, нашли мы полуразрушенным. Армянская церковь, по-видимому, довольно художественной архитектуры, обращена в мусор и в отдельные глыбы спаявшихся от времени кирпичей и цемента— некоторые с художественной облицовкой. Вообще к армянским храмам турки относятся особенно варварски, с особой дикостью. Мне пришлось производить, между прочим, работы в армянском монастыре Шанки-Килиси, или св. Карапета. Раскинулся он на склоне Багланского перевала. Природа здесь чарует глаз. Монастырь, как мне говорили, очень древний. Монастырь до войны процветал. Имел свои мельницы, свой маслобойный завод, виноградники, винодельную и другие хозяйственные «послушания». Теперь же все это в развалинах. Только водопровод— без которого и варвары не обходятся — остался цел.

[ стр. 497 ]

Монастырские кельи очень оригинальной архитектуры также в развалинах и, кроме того, загажены и загрязнены ужасно. Загажен и главный храм. У алтаря храма сохранились каким-то случаем плиты из белого-белого, точно снежного, мрамора с удивительной, тончайшей резьбой. Одну из таких плит, а также колокол, отлитый 117 лет тому назад, весь простреленный пулями и побитый снарядами, привез с собой, и вот мне хотелось бы сохранить эти памятники о древнем монастыре — пока его не восстановят...

Я Вам рассказывал, что турки особенно упорно и по-варварски разрушают армянские церкви. И так везде. В Муше уцелела всего одна церковь и то потому, что в ней помещался турецкий мучной склад. Иконы везде и всегда загажены и осквернены самым гнусным, самым варварским образом. Турок точно хочет стереть с лица земли все армянское. Надо же, например, доходить до такой злобы, чтобы нарочно ставить артиллерию на позиции для расстрела армянских домов, как это было в Муше, где турецкие орудия громили армянский квартал чуть ли не круглые сутки. И за эту злобу, за все это зло, причиненное и чинимое турками страдальцу-народу, армяне платят одной, чем только и можно платить, глубокой всепоглощающей, стихийной ненавистью, заглушающей все другие мысли».

Таковы страшные были, о которых рассказал мне полковник З..., и я уверен, читатель, что несмотря на всю привычку к смерти и крови, несмотря на все равнодушие к страданию, были эти все же прожгут мозг и заставят мучительно сжаться сердце...

Ф. Шишмарев
«Кавказское слово», 1917, 22 января, № 18.

 

228. Отрывки из книги А. Мандельштама «Судьба Оттоманской империи»

Перевод с французского

Предвестники резни. Осенью 1914 года были призваны в армию все оттоманские подданные в возрасте от 18 до 50 лет, в том числе и те армяне, кто заплатил налог за освобождение от несения воинской службы. Но в начале 1915 года, после первых поражений турок, все армянские солдаты были удалены из турец-

[ стр. 498 ]

ких рядов и собраны в «рабочие батальоны» для использования их на строительстве дорог и укреплений. В то же время декретом было предписано разоружение всего армянского гражданского населения Империи. Этот декрет положил начало режиму террора во всех армянских провинциях. В тех случаях, когда армяне сдавали оружие, в Константинополь докладывали о раскрытии заговора. Если же обыски не давали желаемых результатов, то применяли пытки, и многие мирно настроенные армяне вынуждены были покупать оружие у мусульман, чтобы сдать его властям. Но иные, предвидя, что разоружение армян это лишь предвестие резни, сохраняли средства защиты, решив продать свою жизнь дороже, чем их соотечественники в 1895 году.

Резня на месте. Вопреки лживым заявлениям турецкого правительства, не было никакого армянского бунта или революции. Армяне взялись за оружие лишь тогда, когда увидели угрозу резни, подчиняясь естественному желанию продать свою жизнь как можно дороже.

В Ване они прибегли к оружию после избиения большей части населения окружающих деревень и после предательского убийства многих их именитых граждан по приказу вали Джевдет-бея, который к тому же окружил их кварталы траншеями. Военные действия были начаты турками, которые не смогли, однако, взять армянские позиции и сняли осаду 20 мая 1915 г. при приближении русских. Прогнанный из Вана Джевдет-бей вначале двинулся со своими «батальонами мясников» (kasap taburu), как их называли, на Сорб, где он вырезал (в конце мая) большую часть жителей.

Достопочтенный зять Энвер-паши вернулся затем в Битлис, где он вырезал (в конце июля) 15000 армян, которые оказали лишь слабое сопротивление. Тем временем турки и курды Диарбекира вырезали армян Сильвана, Бешери и обширной равнины, которая простирается от Диарбекира до подножья Сасунских гор. Но горцы Сасуна, поддержанные беженцами, решили защищаться. В начале июля турки, подкрепленные армией в 20000 человек, под командованием Кязим-бея, несмотря на отчаянное сопротивление, вырезали всех крестьян Мушской равнины. 10 июля сам город Муш

[ стр. 499 ]

был бомбардирован; мужчины были убиты после четырехдневного сопротивления, женщины и дети были заживо сожжены в лагерях, куда их загнали. Но сопротивление сасунцев было сломлено лишь 5 августа, после долгих и ужасных боев, в которых погибла большая часть из них. К концу июля туркам удалось временно вернуться в Ван и уничтожить тех жителей города, которые не последовали за русской армией при ее временном отступлении.

Следует признать, таким образом, что армяне районов Вана, Битлиса, Муша и Сасуна оставались лояльными вплоть до момента, когда они оказали сопротивление, не допустив, чтобы их вырезали как элемент «вредный и опасный», ради блага и безопасности дорогого оттоманского отечества. Следует также отметить, что, несмотря на все пытки и обыски, проведенные в первый период войны, они смогли сохранить кое-какое оружие и осмелились воспользоваться им против своих палачей, в определенном числе продолжавших сопровождать их в последнем путешествии. Но надо особо подчеркнуть, что армяне только защищались и никогда не нападали первыми на турецкие войска.

Тем более было бы неверно говорить об армянском мятеже в других частях Оттоманской империи.

В Зейтуне «мятеж» ограничился защитой одного монастыря двумя десятками армян, выведенных из себя жестокостями, совершаемыми жандармами; действие, изолированное и нисколько не поддержанное населением, которое, тем не менее, было выслано.

Армяне некоторых городов Сивасского вилайета, как, например, Амасии и Шапин-Карахисара, приложили вначале все усилия, чтобы избежать столкновения с турками, но, предвидя резню, предпочли погибнуть с оружием в руках. Таким же образом погибли армянские жители Урфы. Армяне, находившиеся в таком же положении на горе Муса, были спасены французским флотом.

Итак, во всех случаях вооруженного сопротивления мы видим не революционеров, а несчастных, которые сохранили кое-какое оружие и предпочли бороться до самой смерти, нежели переносить медленные муки или невзгоды высылки. Впрочем, к чему приводили отказ от всякого сопротивления и сдача оружия видно на примере города Г., где вали, заставив сдать оружие,

[ стр. 500 ]

поспешил доложить в Константинополь о вспышке армянской революции, которую он был вынужден, следовательно, подавить.

Таким образом, армян нельзя порицать за то, что они защищали свою жизнь. Однако не следует забывать, что только незначительное меньшинство могло это сделать. Большая часть армян уже в начале войны сдала свое оружие властям, и в силу этого должна была принять без малейшего сопротивления жестокую участь, которую правительство уготовило им.

Отправка высылаемых. Депортация не осуществлялась одинаково по всей Империи. Вначале высылке подверглось трудоспособное мужское население. В некоторых местах молодые армяне, не зачисленные в армию, еще весной были заключены в тюрьмы. В других местах на приготовления давалась отсрочка обычно в несколько дней или часов и даже всего на один час.* Очень часто армян просто сзывали с помощью глашатая к правительственному зданию и арестовывали; иногда их задерживали на улице или в своих домах. Затем арестовывали женщин и детей, применяя те же жестокие способы.

В условиях, когда мужчины были внезапно оторваны от своей работы и вынуждены оставить свои мастерские и лавки, не имея возможности даже закрыть их, когда им приходилось бросать свой скот в горах и свои плуги на пашнях, когда женщин хватали в постели или во время стирки,— очевидно, не могло быть и речи о том, чтобы они успели привести в порядок свои дела. Но даже в тех случаях, где на это было отпущено несколько жалких дней, высылаемые могли извлечь из этого лишь незначительную пользу. Потому что, если в нескольких городах, вопреки положениям декрета, власти и разрешали распродажу имущества, она проводилась по ничтожной цене, к тому же вырученная сумма часто конфисковывалась полицией. В местах, где продажа была запрещена, имущество армян частью сваливалось в кучу в магазинах, без какого-либо учета, частью же расхищалось населением; а недвижимость систематически отдавалась в наем мусульманским мухаджирам. Что касается правительствен-

__________________________
* Было несколько исключений, как, например, в Эрзруме, где вали согласился дать отсрочку на две недели
__________________________

[ стр. 501 ]

ных комиссий, созданных для присмотра за имуществом высылаемых, то они не довольствовались тем, чтобы остаться на обычном уровне и без того достаточно бесславной репутации оттоманских властей: отмеченные злоупотребления превосходили все подобное, что было известно до настоящего времени даже в Турции, Таким образом, несчастные высылаемые имели в начале своей голгофы только одну возможность— захватить с собой кое-какое имущество, насколько это можно было сделать при нехватке и дороговизне средств передвижения.

Резня в пути. Караваны высланных армян, состоявшие исключительно из здоровых мужчин, полностью уничтожались в пути, обычно недалеко от места отправления. Это зловещее деяние выполнялось либо Курдскими бандитами, либо турецкими крестьянами, Либо турецкими жандармами или регулярными солдатами. В смешанных караванах обычно убивали только мужчин, а молодых женщин похищали или насиловали. Однако были случаи, когда вырезали всех без различия— мужчин, женщин, детей. Немецкий профессор Нипаге сообщает о резне в Рас ул-Айне каравана, состоявшего .исключительно из женщин и детей. Резне обычно предшествовали ужасные жестокости.

Следует особенно заклеймить убийство тысяч армянских солдат, занятых на строительстве дорог и расстрелянных или вырезанных своими «товарищами»-турками.

Дурное обращение в высланными во время перемещения. Караваны высланных, состоящие главным образом из стариков, женщин и детей, начиная с момента их отправления становились объектом самой постыдной эксплуатации со стороны властей, которые должны были их опекать. На большом расстоянии от города возчики при участии жандармов высаживали их и возвращались назад со своими повозками, оплаченными на вес золота, оставляя несчастных продолжать путь пешком... Разбойники нападали на караваны и грабили их по ночам, убивали мужчин, насиловали или похищали молодых женщин, крали детей. Жандармы помогали разбойникам в этом деле, вымогая у своих жертв деньги за их «охрану». Каймакамы (начальники уездов), чтобы гарантировать безопасность армян, заставляли их платить им деньги, а затем поз-

[ стр. 502 ]

воляли нападать на них. Власти почти не производили раздачи продовольствия; часто они даже препятствовали тому, чтобы высланные обеспечивали себя продовольствием во время перемещения. Поэтому высланные тысячами погибали от голода и жажды.

Жестокость жандармов и разбойников не имела границ. В некоторых случаях они снимали с высланных всю одежду и заставляли шагать целыми днями, шагать совершенно голыми под палящим солнцем пустыни, когда же приходили к колодцам, право пить жандармы продавали. Только что разрешившиеся женщины должны были сразу же продолжать путь; тысячи людей падали на дорогах, убитые голодом, жаждой и усталостью. Трупы, особенно маленьких детей, нередко с отрубленными ручками, устилали дороги. Время от времени палачи, словно выведенные из себя выносливостью оставшихся в живых, топили женщин и детей в реках, сжигали их живыми или убивали с утонченной жестокостью. Евфрат нес тысячи трупов. Множество других, к радости ястребов и собак оставленных без погребения, отравляли зловонием большие дороги.

В таких условиях, как свидетельствуют немцы, караваны высланных, которые при своем отправлении из Великой Армении насчитывали тысячи человек, к моменту прибытия на юг сокращались до сотни и меньше человек. Из 18000, изгнанных из Харберда, Акна, Токата и Себастии, только 350 человек достигли Алеппо, а из 19000, высланных из Эрзрума, осталось 11 человек. Очевидно, что высылка никогда не привела бы к таким «результатам» без участия и даже подстрекательства турецких властей, которые не только не приняли необходимых мер для снабжения продовольствием и обеспечения безопасности караванов, но и поощряли и организовывали нападения бандитов на высланных, используя жандармов и регулярные войска для узаконенной резни. И если, несмотря на это сообщничество, часть высланных все же достигла места назначения, то это только потому, что нужно было доказать европейскому [общественному] мнению, что на место назначения прибыло по меньшей мере хоть некоторое число армян, и также потому, что гибель оставшихся в живых на новом месте не вызывала сомнений.

[ стр. 503 ]

Обращение с высланными во временных концентрационных лагерях и местах назначения. Армяне, которых транспортировали по Анатолийской железной дороге, избежали, правда, преследований разбойников, поскольку они были в поездах, но их положение было не более завидным. Загнанные в вагоны для скота, в большей тесноте, чем животные, они задыхались там, умирали от голода и жажды; часто матери бросали своих детей через окна в реки, чтобы положить конец страданиям этих изголодавшихся маленьких созданий. Движение воиск и количество высланных делали это путешествие очень медленным, и во многих пунктах людей загоняли в концентрационные лагеря, где они пребывали в течение многих недель или месяцев в ожидании новой погрузки. Санитарные условия этих открытых лагерей, где высланные жили в палатках, ими самими сооруженных из своего отрепья, не поддаются никакому описанию. Власти не раздавали продовольствия, а если что и давали, то совершенно в недостаточном количестве. Ужасные эпидемии тифозной лихорадки, малярии и дизентерии также опустошали лагеря. Что касается властей, то они эксплуатировали высланных самым постыдным образом, заставляли их платить за все, вплоть до разрешения хоронить мертвых.

Не менее ужасным было положение армян по прибытии в места назначения, где они надеялись найти хоть некоторое облегчение своим страданиям. Было ли это в Султание, вредной для здоровья пустыне в вилайете Конии, в районах Алеппо, Хама, Хомса и Дамаска или в наиболее крупном сборном пункте— Дейр эл-Зоре— они продолжали подвергаться такому обхождению, которое не оставляло ни малейшего сомнения в том, что власти намерены их истребить. Изнуренные страданиями своего ужасного путешествия, они умирали в бесчисленном множестве, а правительство, не помышлявшее о том, чтобы обеспечить их продовольствием, достаточным для поддержания жизни, препятствовало всякой помощи, которая могла прийти к ним из-за границы.

Религиозная сторона. Решение о гонениях на армян было принято правительством по мотивам политическим, а не религиозным, и именно потому турецкие власти так неблагосклонно относились к обраще-

[ стр. 504 ]

нию их в иную веру, которое освободило бы новообращенных от действия декрета о высылке. Таким образом, лишь в одном или двух городах более или менее большое число семей смогло спастись благодаря отступничеству. В большинстве же случаев новообращенные, как и другие, спустя некоторое время были высланы. Многие женщины, действительно, приняли ислам, но после брака, заключенного с турком: одного принятия магометанства было недостаточно для того, чтобы избежать высылки. Дети армян, взятые турками, естественно, также воспитывались в мусульманской вере.

В некоторых местах приказы из Константинополя делали исключение при высылке для армян-протестантов или католиков, т. к. эти две общины не вмешивались в политические дела григориан, и посольства Австрии и Америки выступили в их поддержку. Но эти приказы редко выполнялись, и большая часть католиков и протестантов разделила участь григориан.

Несмотря на, так сказать, светский характер преследований— поскольку они были направлены против расы, а не против религии,— во время этих событий у турок не раз пробуждался инстинкт религиозного фанатизма. Он выражался в жестоких казнях многих армянских священников, в грабеже церквей и в превращении их в мечети.

Можно, таким образом, смело утверждать, что в ужасных муках, перенесенных армянскими христианами, не только их раса, но также и религия их была поругана, оскорблена и осквернена.

Жестокости и пытки. Пытки и жестокости, жертвами которых стали армяне в 1915 г., с точки зрения утонченности и разнообразия нисколько не уступали тем, которым подверглись они в 1895 и 1909 гг.

Жестокое избиение палками, вырванные глаза, ногти и волосы; отпиленные или отрубленные носы, руки, ноги и другие части тела; прижигание каленым железом, подвешивание к потолку— ничто не отсутствовало в списке. Было бы, однако, обидно не упомянуть здесь об ужасном обвинении, публично вынесенном армянами против зятя Энвер-паши, губернатора Вана Джевдет-бея, начальника «батальонов мясников». Именно его превосходительству принадлежит честь изобретения двух пыток: одна из них— это подковывание ар-

[ стр. 505 ]

мянам ступней, как вьючным животным,—новость, из-за которой ее изобретатель удостоился клички «подковщик из Башкале»; другая— это пытка кошками, заключающаяся в том, что кошек вводили под одежду пытаемых и затем избивали животных, чтобы заставить их погружать свои зубы и когти во внутренности жертвы.

Ответственность центрального правительства, его органов и турецкого народа. ... Как с точностью установлено в «Синей книге», уничтожение в таких громадных масштабах человеческих жизней, сопровождаемое такими муками, не было проявлением религиозного фанатизма. Это была резня по приказу, проводимая или несознательными солдатами, или лицами, жестокие инстинкты которых не было нужды стимулировать.

«Синяя книга» и мы вместе с ней констатируем, что если городское население использовало высылку для грабежа, именитые мусульманские граждане нередко протестовали против совершаемых злодеяний, а иногда даже пытались препятствовать им, без особого, впрочем, успеха. Некоторые турки были даже наказаны за это гуманное вмешательство. Тот, кому знаком восточный характер, вместе с «Синей книгой» признает, что мусульманские крестьяне никогда не осмелились бы действовать без подстрекательства официальных властей.

Поведение турецких жандармов, опьяненных властью, данной им над тысячами человеческих жизней, вызывает еще большее отвращение, ужас и презрение, чем поведение курдов или крестьян...

Справедливости ради нужно признать, что находились турецкие чиновники, отказавшиеся выполнять кровавые приказы из Константинополя и даже старавшиеся им противодействовать. Так, Рахми-бею, вали Смирны, Сулейману Назиф-бею, вали Багдада, Фаик-Али, губернатору Кютахии, удалось воспрепятствовать какой бы то ни было резне. Но подобная оппозиция, насколько мы знаем, увенчалась успехом лишь в этих трех случаях. Вали Эрзрума Тахсин-бей, вали Трапезунда, Ангоры, Алеппо и Аданы также пытались противодействовать бесчеловечным приказам, поступавшим из Константинополя. Но их сопротивление было быстро сломлено, и приказы из Константинополя были выполнены чиновниками, более послушными воле младоту-

[ стр. 506 ]

рецкого правительства, решившего истребить весь армянский род в Империи. Страшную правду высказал иностранный очевидец, заявив, что «высылка была лишь вежливой формой резни». Провинциальные чиновники, преданные правительству и бывшие в курсе его намерений, нисколько это не скрывали. Об этом они кричали в лицо американцам и немцам. Мутесарриф Муша открыто заявил, что при первой же возможности турки уничтожат всю нацию. «Истребление— единственное средство»,— заявил его коллега Г... «Вы не понимаете, какую цель мы ставим себе,— сказал председатель одной из комиссий по высылке некоему немцу,— мы хотим уничтожить само название «армянин». Как немцы не хотят, чтобы существовал кто-нибудь кроме немцев, так и мы, турки, хотим, чтобы были одни турки».

Такова ужасная правда. Именно младотурецкое правительство с заранее обдуманным намерением хладнокровно декретировало уничтожение армянского народа. Мы не знаем, входило ли в программу верховных правителей также то, чтобы отрубали руки маленьким детям, чтобы раздетые женщины скитались по пустыне, насиловались в присутствии изувеченных мужей или родителей, или все это было дополнено самими исполнителями для собственного развлечения. У американцев сложилось впечатление, что даже жестокости были хорошо организованы. Но мы знаем наверное, что резня на местах и в пути была совершена по приказу. Эпидемии в концлагерях, предоставленных произволу, без снабжения продовольствием, были желательны. Уничтожение караванов в пути голодом, жаждой и болезнями было предусмотрено. Предусмотрена была также медленная смерть армян, добравшихся до вредных для здоровья мест высылки, так как турецкое правительство и члены комитета «Единение и прогресс» бдительно следили за тем, чтобы строгости их «системы» ни в какой мере не были смягчены. С безжалостной твердостью турецкое правительство запрещало и отклоняло всякое милосердное вмешательство как находящихся в стране европейцев, так и американского правительства, которому оно не разрешило даже вывезти армян в Америку. С большей жестокостью, чем при Абдул-Гамиде, оно казнило тех турок, которые осмеливались помогать армянам. И чле-

[ стр. 507 ]

ны местных комитетов «Единение и прогресс» находились на местах, чтобы стимулировать рвение властей, изобличать и смещать чиновников, поддающихся жалости. Некоторые, как, например, известный Джемаль-эфенди, лично вмешивались, с тем, чтобы организовать хотя бы небольшую резню на месте или оказать полезную помощь убийцам, не забывая о праведном «отдыхе» в объятиях обращенных в «истинную» веру дочерей вырезанных. И за всеми этими мерзостями, заклеймившими самым позорным бесчестием окровавленный век, раздавались циничные и торжествующие голоса «великих убийц», сменивших Абдул-Гамида: Энвер-паши, «героя свободы», Талаат-бея, «воплощения» «Единения и прогресса»...

Да, Энвер и Талаат, два диктатора Империи, являются главными виновниками бойни армян. Очень вероятно, что они были подталкиваемы к преступлению зловещими докторами Бехаэтдином Шакиром и Назым-беем. Но возможное соучастие двух чудовищ не снимает обвинения с этих хозяев Турции. Говоря это, мы, конечно, не хотим снять ответственность с других членов кабинета Сайда Халим-паши. Они все вместе ответственны за ужасное убийство несчастной армянской нации. Ни великому визирю Сайду Халим-паше, пустому и напыщенному, ни «великому юристу» Хали-бею, ни коварному Джемаль-паше не удастся смыть со своих имен ужасную грязь. Они не протестовали против резни, они ее допустили, поскольку все они остались в красном кабинете (прим. 60).

А. Mandelstam. Le sort de l'Empire Ottoman.
Lausanne-Paris, 1917, p. 248-278.

 

229. Из статьи В. А. Гордлевского «Армяне и война» (1917г.)

...Не один раз обагрялась земля «кровью армян, но война сообщила резне гигантский масштаб, как будто С человека сметены задерживающие покровы; и, презрев законы божеские и человеческие, дал человек волю зверю, притаившемуся в глубине души. Страсти разгулялись вовсю.

Не отставали во время резни от турок и их политические друзья— германский империализм. По край-

[ стр. 508 ]

ней мере в Муше немка, заведовавшая приютом, выдавала властям армян, которые простодушно искали у нее как у христианки защиты...

Резня производилась по определенному шаблону. Население уводилось из городов в пустынные места, чаще всего в уединенные ущелья, и там избивалось или оставлялось на голодную смерть.

Будучи проездом в Битлисе, захватил я отголоски резни, происшедшей там. Как мне рассказывали местные жители, улицы, дома, где проживали армяне, церкви и монастыри были завалены трупами; женщины лежали убитые после изнасилования, трупы валялись нередко обугленные, «как поджаренный поросенок»,—говорили очевидцы. Нередко полость живота была набита песком, косы пообрезаны; в полуистлевшей обуви и брюках скрывалась нога, а подальше валялся череп, рука. В ущелье за Битлисом лежали горы трупов, у некоторых на шее были веревки с металлическими наконечниками, как будто сперва мучители прободали жертвы. То была бойня, беспримерное избиение народное. Люди потеряли как будто совесть. Но устыдился Евфрат и всплакнул кровавыми слезами— мост у Муша все еще сохраняет на себе полосы, следы, когда вздулась река от крови. Так погибло более одного миллиона армян.

«Теперь армян можно встретить разве только в музеях»,— горько улыбались иногда армяне.

Резня резней, а война войной, и армян берут на военную службу, но, видно, не посылают на передовые позиции, а оставляют в тылу на работах. Изредка попадаются армяне и в войсках. Как-то перебежал к нам армянин, до войны живший в России. Он рассказывал, что армяне, спасая свою жизнь, иногда при призыве в армию принимали ислам, или, точнее, насильственно обращались в мусульманство. Когда во время переклички в строю такой новообращенный мусульманин назвался христианским именем, он немедленно был расстрелян...

И так без конца— зверства, резня, порабощение, расстрелы. Только сравнительно небольшой части армян, проживавших в Турции, удалось спастись. И вспоминаю я горестную картину, когда армяне, перепуганные неожиданным отходом русского войска, побросали только что восстановленные дома и потянулись в

[ стр. 509 ]

Алашкертскую долину. Вот, вол медленно тащит скрипучую повозку, на которой сложен весь домашний скарб. А рядом идет женщина, в одной руке она держит зеркало, в другой — кинжал. Решайте, что в ней сильнее— инстинкт кокетства или самозащиты...

Когда спрашиваешь пленных, они отмалчиваются; стыдно им, или они опасаются, что рассказом они ухудшают свое положение, — не знаю. Впрочем, на этапе Латер к повстречался с военнопленным турком; и он много рассказывал мне про Измир и говорил, что у него был друг армянин...

Но стихнут ли разбушевавшиеся страсти, когда замолкнет гром пушек? И кто по истинной правде рассудит и примирит турок и курдов с армянами? И верю я, пройдет это тяжелое, как кошмар, время, и стыдно станет человеку...

Сотни тысяч безвинных армян пали в Турции жертвами зверств. С огромным мужеством шли на смерть сыны Армении; они знали, что через смерть армянский народ возродится к жизни, к лучшей жизни. И будет жить Армения!

Наш воскрешенный край,
Несокрушимый край,

как пел восторженно в свое время О. Туманян, патриарх армянской поэзии (прим. 61).

Академик В. А. Гордлевский. Избранные сочинения, т. Ill,
М., 1962, с. 128—130.

 

230. Из докладной записки В. Теряна о Турецкой Армении (1917 г.)

...Армяне, которые на своей родной земле, в Армении, еще в XVII столетии составляли 98% населения, при 2% мусульманского населения, в 1914 году составили уже только 42% всего населения Армении, остальные 58% были греки, курды, езиды, кизилбаши и турки, причем все мусульманское население составляло 38% всего населения Армении. Но все же перед началом войны армяне составляли самую многочисленную группу населения Армении. При этом нужно принять во внимание также и то обстоятельство, что процент армянского населения значительно повысился бы, ес-

[ стр. 510 ]

ли бы в Турецкой Армении создались хотя бы самые элементарные гарантии личной к имущественной безопасности, что дало бы возможность вернуться сотням тысяч армян, в самые последние годы эмигрировавшим из Армении в разные страны, но не порвавшим с родиной и готовым вернуться на родные пепелища при первой возможности.

Итак, несмотря на периодические погромы, еще о начале войны армяне на своей родине все же составляли весьма значительное большинство сравнительно с каждой национальной группой, взятой в отдельности, а в случае возможности обратного водворения еще недавно эмигрировавших (или, вернее, бежавших от резни) сотен тысяч рассеянных по разным странам армян, армяне составили бы в Армении больше половины всего разноплеменного населения...

Правительство младотурок, всецело проникнутое идеями панисламизма, во главе с империалистическими мечтателями-патриотами вроде Энвера и Талаата, искавшими повода, чтобы раз навсегда развязаться со злополучным армянским вопросом, воспользовалось всемирным пожаром, дабы самым радикальным образом разрешить армянский вопрос. Это правительство решило подвергнуть армян физическому истреблению, чтобы тем самым раз навсегда покончить с вопросом об Армении...

Началось, с одной стороны, беспощадное истребление мирного и безоружного армянского населения Турецкой Армении и, с другой стороны, насильственной выселение армян в Месопотамию, причем выселение сопровождалось не только ограблением всего имущества армян, не только жестокостями, но очень часто кровавой расправой, так что больше половины выселяемых погибло от рук убийц, не дойдя до места ссылки.

Из всей этой массы истребляемых и изгоняемых армян уцелело очень немного. По свидетельству американских миссионеров, в различных пунктах Месопотамии сосредоточено до 1/2 миллиона армян, которые еле влачат свое жалкое существование. Уцелело кое-какое количество армян (главным образом ремесленников, специалистов-техников и некоторые категории рабочих, которых турки оставили в живых для своих надобностей) в Конии и других пунктах Турции, но

[ стр. 511 ]

точно число их может быть установлено лишь по окончании войны.

В Россию успело бежать лишь триста с лишним тысяч армян, которые распределены по различным пунктам Закавказья, в ожидании, когда им дана будет возможность вернуться на родные пепелища и восстановить свое разоренное хозяйство. Таким образом, из двух с четвертью миллионов турецких армян уцелела приблизительно половина. Но эта половина населения Турецкой Армении, как было упомянуто выше, рассеяна более или менее значительными группами по различным углам Турции (Месопотамии, Конии и пр.) и России. Кроме того, сотни тысяч армян под страхом резни эмигрировали только за последние годы в Европу и Америку, но не порвали связи с родиной и готовы вернуться в Армению, лишь только будут созданы там хотя бы элементарные гарантии личной и имущественной безопасности... (прим. 62)

«Жизнь национальностей», М., 1920, № 18, 15 июня.

 

231. Сообщейие о зверствах турецких войск в Трапезунде

Перевод с французского

24 февраля [1918 г.] турецкие войска вновь оккупировали Трапезунд, который с 18 апреля 1916 года принадлежал русским. Та часть греческого и армянского населения города, которой не удалось бежать, сильно пострадала во время этой реоккупации... Турки расстреляли, утопили или заживо сожгли не только отставших русских солдат, которых захватили в ходе своего продвижения, но они также пытали тех армян, которые попались им в руки.

В Трапезунде армянские дети были зашиты в мешки и брошены в море.

"L'Asie française ", Janvler—avril 1918, № 172, p. 23. Peris.


Содержание  Tитульный лист и т.д.  Предисловие
[1-5] [6-11] [12-16] [17-24] [25-28] [29-33] [34-42] [43-47] [48-53]
[54-57] [58-65] [66-74] [75-89] [90-98] [99-102] [103-117] [118-121]
[122-137] [138-147] [148-158] [159-168] [169-175] [176-181] [182-188]
[189-192] [193-203] [204-231] [232-249] [250-258] [259-267]
Примечания  Библиография  Указатель  Документы и материалы
Summary  Содержание (как в книге)