Барсегов Ю.Г.

Документы. Дополнение к 1-му и 2-му томам Сборника

---

        

---

[стр. 5]

ДОКУМЕНТЫ

Дополнение к 1-му и 2-му томам Сборника

[стр. 6]

[стр. 7]

К РАЗДЕЛУ IV

№ 1

Защитительная речь Н. Карабчевского
в Симферопольском окружном суде по делу Киркора Гулгуляна, обвиненного в убийстве турка—участника резни армян в турецком городе Байбурта и оправданного судом после слушания дела

22 сентября 1899 г.

Господа присяжные заседатели!

Если бы мы захотели ограничить судебное исследование и самый кругозор наш в этом деле исключительно тем небогатым материалом, который заключается в рассказе подсудимого и двух-трех свидетелей байбуртской резни, мы очутились бы в странном положении. Нам показалось бы, что нас посетил тяжелый кошмар, что мы пережили нехороший сон или что нас, как детей, пугали страшной сказкой. Где-то, не так далеко от нас, на территории Блистательной Порты, всего три с половиной года назад, не в кровавой глубине прошедших веков, среди мирных жителей городских кварталов, населенных армянами, невозбранно и безнаказанно носятся шайки вооруженных людей — турок. Они грабят и превращают живых людей в трупы. Никто не в состоянии дать себе надлежащего отчета в том, что происходит. В городе есть войско, есть стражи полицейские, но они сначала бездействуют, а затем смешиваются с разбойничьими шайками и «усмиряют» собственными ударами тех из армян, которые пытаются спастись. Целый день идет резня.

Отдельные шайки вооруженных турок, под предводительством наиболее видных по своему служебному или общественному положению лиц города Байбурта и его уезда, перерывают до основания каждый армянский дом, извлекают из него все ценности, набивают ими себе карманы, предоставляя черни грабить остальное. Скрывшихся в домах армян безжалостно извлекают из их похоронок, выволакивают за ноги на улицы и тут же убивают на глазах обезумевших от ужаса женщин и детей.

Во главе одной из таких неистовствующих банд носится по городу Хассан Милий-оглу, убитый в Симферополе 29 апреля 1899 г. ударом кинжала армянина

[стр.8 ]

Киркора Гулгуляна. Этот Хассан, по словам бежавших во время резни армян, «порезал» много армян, в том числе несколько семейств очень богатых людей, деньгами которых завладел. В числе других мирных армян он собственноручно зарезал Манука Гулгуляна, старика, отца подсудимого, и двух его братьев, Саркиза и Хагадура. Сам Киркор Гулгулян спасается каким-то чудом: он забивается под рундук, прикрытый рядном. До той резни Гулгуляновы жили все вместе, в собственном доме, занимались ремеслами и пользовались хорошим достатком. После резни остались: мать Киркора Гулгуляна, Сурпуга, с четырьмя дочерьми — двадцати, восемнадцати, четырнадцати и восьми лет; они стали нищими.

Резня длилась целый день, до самых сумерек, причем убивали и женщин, если те пытались защищать мужей армян или сами искали спасения. Уцелевших от общей резни байбуртских армян власти «за беспорядки» тотчас же забрали в тюрьму, где их держали несколько месяцев.

Когда наступил вечер и насытившиеся кровью и грабежом турки отхлынули от армянских кварталов, чтобы рассеяться по домам и кофейням и предаться своему обычному кайфу, пустынные улочки и закоулки Байбурта огласились заглушаемыми до тех пор лишь страхом воплями и вздохами. То армянские женщины, накинув на головы черные хламиды в знак траура и печали, беззвучно выползали из своих разоренных лачуг на поиски дорогих трупов. Эти трупы валялись тут же, на улицах, уличные псы лизали с камней человеческую кровь, а женщины при мигающем свете зажженной спички узнавали каждая «своих покойников». Тут-то, по словам бежавшей впоследствии из Байбурта в Россию старухи Назеле Минасовой, женщины обменивались своими печальными вестями. Своей соседке, Сурпуге Гулгулян, Минасова рассказала, что ее, Минасовой, родственных мужчин убила банда Измаила-Аза, и, в свою очередь, от нее услышала, что мужа ее, Гулгулян Манука, и сыновей, Саркиза и Хагадура, зарезала банда Хассана Милия-оглу.

Показание старухи Гулгулян, таким образом, вполне совпадает с тем, что видел и слышал в день резни сам укрывшийся от турок Киркор Гулгулян.

Но, в самом деле, не сказка ли все это? Суд отказал мне в праве ссылаться на специальные исторические сочинения по вопросу об армянской резне в Турции в 1894—1896 гг. Я вынужден подчиниться такому распоряжению суда, хотя, да простится мне, никак не могу взять в толк, каким образом именно этим путем может быть достигнуто «неизвращение судебной перспективы».

Когда у нас вводилось гласное и публичное судопроизводство, мы, конечно, ликовали не от усиления уголовной репрессии, а от ожидания того, что только при таких условиях суд сумеет и сможет ярко осветить истинным правосудным светом не только верхушку печального явления, но и самую почву, на которой оно выросло. Всякое иное освещение общественного явления (каким всегда является преступление) представляется освещением искусственным, и тогда действительно может идти речь о перспективах... и об их извращении. Возьмем настоящее дело. При искусственном или малом освещении его оно кажется только происшествием фантастичным и романтичным, даже маловероятным. Кровавое преступление Киркора Гулгуляна, неожиданное, быстрое, дерзкое, совершенное на улице, словно сиянием молнии среди абсолютной тьмы ярко освещает только маленькую, невзрачную одинокую фигурку какого-то неведомого нам человека. Но разве при том же мимолетном освещении мы не разглядели ничего

[стр. 9]

больше? Разве мы не увидели, что эта человеческая фигурка стоит над пропастью, вырытой веками, пропастью, почти бездонной... Ужели это не должно привлечь нашего внимания? Ужели мы можем пройти мимо явления исторического характера, не пояснив себе даже его значения, не попытавшись даже понять его, как отдельное звено в общей цепи человеческих страданий, именуемой дипломатично и кратко историей: положение армян в Турции. Мы вместе с христианином армянином и турецким подданным Киркором Гулгуляном, обвиняемым в преднамеренном, из мести убийстве мусульманина, природного турка из Малой Азии Хассана Милия-оглу, стоим на самом краю исторической пропасти и не можем не заглянуть в нее...

Председательствующий. Прошу вас не касаться событий, не бывших предметом судебного следствия.

Присяжный поверенный Карабчевский. Я буду касаться лишь исторических событий, обязательно известных гимназисту седьмого класса. Получив университетское образование, я вправе считать эти исторические факты общеизвестными и не нуждающимися в судебной проверке.

Председательствующий. В числе присяжных есть лица, не получившие высшего образования.

Карабчевский. Тем более я считаю себя обязанным поделиться с ними этими сведениями...

Председательствующий. Продолжайте.

Карабчевский. Господа присяжные заседатели, вам, без сомнения, известно, что в состав Оттоманской империи, со времени вторжения турок в Европу, вошли многие народности, исповедующие христианскую религию, ставшие по отношению к завоевателям-победителям побежденными. Таковы: греки, сербы, болгары, босняки и армяне par excellence, ибо Малая Азия с Арменией во власти турок уже шесть веков. Исторические карты Европы испещрены, как иероглифами, передвигавшимися чертами завоеваний. Нет почти ни одного европейского государства, которое не сложилось бы путем завоеваний. Но, благодаря исторической культуре, происходила нормальная ассимиляция завоеванных провинций. И побежденные и победители (с осадком или без осадка политической горечи на сердцах) становились в конце концов гражданами одного государства, приобщались к общим повинностям, к общей государственной службе и в частной жизни, без различия племенного и религиозного, искали и находили благоденствие под сенью общих законов. Таков нормальный ход истории.

Но Турция — иное дело. Status quo азиатской культуры, фанатизм ислама, деспотический образ правления, во главе которого стоит султан-калиф, т.е. глава мусульманской церкви, причем на знамени пророка ревнивые хранители заветов Магомета до сих пор не прочь читать «смерть гяурам», создали то, нечто особенное, маловероятное с точки зрения европейской культуры, с чем целая Европа, ради политических соображений, терпеливо считается, однако, уже многие века. Турецкие подданные христиане в общий строй государственной жизни, управления и суда не входили и, по искреннему убеждению истинного мусульманина, никогда войти не могут. Это райя — стадо, как всякое стадо, бесправное; с каждой головы берется налог — харадж, пока голове позволено быть на плечах. Суд по шариату не признает свидетелей христиан. Процесс, выигранный христианином, никогда не считается решенным окончательно. Всегда сыщется ин-

[стр. 10]

станция, которая может его отменить. Раз взысканная подать не считается взысканной, всегда найдется какой-нибудь охотник, который взыщет ее и во второй, и в третий раз. Ни духовная, ни имущественная личность христианина не ограждена законом. Одним словом, это вечно длящееся положение побежденных и победителей, а вы знаете, что побежденным — горе!

Из числа подвластных Турции христианских народов дольше и безнадежнее всех ей подвластен армянский народ. У подножия его ветхозаветного Арарата, в некогда цветущей Армении, он стоически претерпевал и претерпевает все унижения рабства. Привязанный к своей родине упрямым инстинктом земледельца, крепкий чистотой семейных уз и духовных начал, привитых ему христианством, каковое, как народ, он первый же и воспринял, армянский народ, подвластный туркам, в мирных добродетелях черпал неистощимый запас терпения. Лорд Байрон (вдохновенный борец за греческую независимость) так отзывается о нем: «Трудно, быть может, было бы найти другую нацию, в летописях которой было бы так мало преступлений, как в летописях этого народа, которого добродетели суть все добродетели мирного времени, а пороки лишь последствия того гнета, который он выносит».

О той же армянской нации историк Гиббон писал сто лет тому назад: «Этой нации не давали даже пользоваться спокойствием рабского состояния, с первых же шагов своей истории до настоящего момента Армения была театром вечных войн. Жестокая политика обезлюдила земли, находящиеся между Тавром и Эриванью. Ко всем несчастьям, общим всем христианским народам, подвластным Турции, по отношению к армянам надо присоединить еще: тиранию беев, грабительства черкесов и кочевых курдов, т.е., другими словами, надо присоединить довольно обычные явления рафинированного зверства на почве мрачного фанатизма в виде насильственного обращения сельского населения в ислам, похищения девушек и мальчиков для продажи их в гаремы и насилования молодых женщин на глазах их мужей и отцов».

Председательствующий. Господин защитник, прошу вас не касаться... Это не было предметом следствия и не имеет отношения к делу.

Карабчевский. Достаточно взглянуть на карту Малой Азии, чтобы убедиться, что названные мною племена, промышляющие разбоем, находятся в соседстве с Арменией; нравы их также описываются в учебниках географии...

Председательствующий. Прошу вас, продолжайте в пределах, указанных мною.

Карабчевский.Я старался доказать, что армяне не склонны к насилию вообще, я перечислял их мирные добродетели. Эти добродетели оказались политическими пороками. Наряду с армянами влачили некогда столь же жалкое рабское существование греки, сербы, румыны, болгары — словом, все христианские народности, подвластные Турции. И что же мы видим? Теперь все (т.е. почти все) мало-помалу освободились, встали на ноги. Всеобщее греческое восстание 1820—1827 гг. было первым освободительным пламенем, подогревшим Европу. Дикие репрессии турок, выразившиеся в таких фактах, как поголовные избиения всего населения острова Хиоса или повешение в день св. Пасхи в Константинополе в облачении против церкви патриарха с тремя архиепископами, вызвали вопль всеобщего негодования. Известно, что рыцарски воинственному вмешательству императора Николая I, закончившемуся нашими победами в

[стр. 11]

Турции и Адрианопольским миром (1829), обязано новое Греческое королевство своим бытием. В двадцатых годах настоящего столетия политиканской хитрости мясника Милоша обязана Сербия своему возникновению с наследственной княжеской династией. Но все это были пока только единичные попытки силой или хитростью сбросить с себя ненавистное иго рабства.

Армяне оставались стоически терпеливыми. Самое большее, в чем проявлялся их протест, это в периодических переселениях в пределы России. Петр Великий, покорив побережья Каспийского моря, спешит заселить этот край христианским элементом, армянами-колонистами, и воспользоваться ими как надежной точкой опоры в борьбе с мусульманством. Особенное значение для порабощенной «райи» и вообще для судеб турецких армян имели победоносные войны Екатерины П. Кучук-Кайнарджинский трактат 1774 г. впервые ставил официально христиан Востока под покровительство России. Постройкой на Днепре города Григориополя, исключительно для эмигрировавших турецких армян, императрица надеялась достичь того, что «находящиеся за границей армяне, видя благоденствие переселенцев, к ним присоединятся». И действительно, армяне массами стали переселяться в Крым, «превращая пустыни в грады». Павел I «во внимание к отличному трудолюбию, тщательному домостроительству и примерному поведению» переселившихся в Россию турецких армян и для привлечения новых переселенцев жалует им грамотой 28 октября 1799 г. новые милости и преимущества. По окончании войны 1812 г. Александр I грамотой на имя всего армянского народа, данной в Теплице 16 сентября 1813 г., выражает благодарность за то, что посреди смутных обстоятельств они «пребыли тверды и непоколебимы в своем усердии к Нам и Престолу Нашему, жертвуя имуществом своим и всеми средствами и самой жизнью на пользу службы Нашей и для общего блага». Император считает себя обязанным засвидетельствовать им перед целым светом справедливую признательность и благоволение. С особенной силой сказалась привязанность армян к России во время войны ее с Персией в 1826 г. Они массами стали переселяться в Россию. Персидское правительство пугало их крепостным правом в России и рекрутчиной, но армяне отвечали: «Лучше будем есть сено в христианской земле, нежели хлеб в Персии». В Турецкую войну 1828 г. Порта переселила всех армян из пограничных местностей в отдаленные области, но не могла преградить путь для выражения симпатий России. По заключении Адрианопольского мира турецкие армяне массами стали выселяться в Россию (около 90 тыс. душ). Порта встревожилась, так как уходил самый трудолюбивый ремесленный народ. Из Константинополя послали в Эрзерум епископа Варфоломея, чтобы удержать армян от переселения; но ему отвечали: «Если бы сам Христос сошел с неба, чтобы уговорить нас остаться в Турции, и Его бы не послушались».

Предпоследняя война наша с Турцией, которой император Николай I надеялся «похоронить мертвого», т.е. покончить с Турцией как с европейской державой раз и навсегда, исполнила турецких армян самых радужных надежд. Армяне выказали преданность и содействие России. Увы! — этим надеждам не суждено было сбыться. Война с «союзниками», закончившаяся одиннадцатимесячной геройской обороной и падением Севастополя, как известно, спасла «больного человека», т.е. Турцию и дала отсрочку подвластным Турции христианам для новых страданий. По окончании нашей Крымской кампании турецкие армяне подверглись страшным репрессиям за свои симпатии к России.

[стр. 12]

Так дело оставалось до нашей последней Турецкой войны с ее кровавыми Дунаем, Плевной и Шипкой и победоносным Сан-Стефанским трактатом, ограниченным впоследствии Берлинским трактатом. Известно, что этой последней нашей войне 1878 г., последним усилиям окончательно освободить христиан на Востоке предшествовала сербская война и болгарская резня. Но по крайней мере, для этих и других христианских народностей пролитая русскими кровь оказалась пролитой недаром; Сан-Стефанским трактатом установлена автономия Румынии, Сербии и Черногории, возникло и новое христианское государство, независимое от прежнего своего властелина,— Болгария.

Армяне, как настоящие пасынки истории, и на этот раз оказались в хвосте исторических удач и благополучия. Но все же Сан-Стефанский договор имел для армянского народа огромное нравственное и политическое значение. На страницах международных трактатов о его судьбе заговорили впервые. Часть турецких армян Малой Азии перешла России, а относительно другой части, оставшейся за Турцией, впервые, по инициативе России, было выговорено право на специальные реформы, ограждающие личную и имущественную безопасность армян. По ст. 16 Сан-Стефанского договора Турция торжественно обязывалась перед Россией: «Произвести без дальнейшего отлагательства улучшения и реформы, вызываемые местными потребностями областей, населенных армянами, и обезопасить их от курдов и черкесов». Берлинский конгресс вырвал у России исключительное право на такое обязательство, добытое русской кровью, и воспроизвел ст. 16 Сан-Стефанского договора в § 61 Берлинского трактата, предоставив не исключительно России, а шести великим европейским державам сообща следить за выполнением обязательств Порты и требовать их выполнения. Чтобы ослабить влияние России на Востоке, Европа себя поставила на ее место и, таким образом, как бы поручилась торжественно за безопасность армян. Независимо от этого 4 июня 1878 г. Англия отдельно заключила трактат с Турцией, которым брала Малую Азию, а стало быть, и судьбу Армении под свой великодушный протекторат.

Итак, на основании всего сказанного мною следует считать бесспорно официально и документально установленным, что до Сан-Стефанского договора личная судьба каждого армянина, жителя Малой Азии, не была законно ограждена турецкими законами, не была обезопасена и от разбойных нападений соседних курдов и черкесов. В Константинополе впоследствии действовала так называемая «армянская конституция»; но это была эфемерная конституция, полная платонических благопожеланий, бесплодных ходатайств, надежд и — только. В провинциях никаких реформ не предпринималось, несмотря на «зоркий» надзор шести держав. Если, по русской пословице, у семи нянек дитя без глазу, то для несчастной Армении оказалось довольно и шести нянек для того, чтобы продолжать влачить свое прежнее бедственное существование.

Затем, в 1894, 1895 и 1896 гг., как раз в то время, когда, после шестнадцати лет бесплодного ожидания, стали торопить Турцию с реформами для армянских провинций, которые желала облагодетельствовать Европа, совершилось нечто столь дикое и неслыханное, чему не хотели сперва верить и чему с содроганием вынуждены были наконец поверить. Я говорю о массовых избиениях армян в Сассуне (1894), а затем последовательно и во всех округах Малой Азии, наконец, и в самом Константинополе.

[стр. 13]

Избиение в городе Байбурте, родине Киркора Гулгуляна, где от ударов убитого им здесь Хассана Милия-оглу пали его отец и два брата, совершилось 27 октября 1895 г. По официальным данным (донесения консулов, английская «Синяя» и французская «Желтая» книги и т. п.), установлено, что в Байбурте все армяне мужского пола были перебиты или заключены в тюрьму. Эти данные вполне совпадают с тем, что мы слышали здесь. Разграблено было четыреста домов, число убитых достигало тысячи. В окрестностях Байбурта совершенно разграблено и разрушено сто шестьдесят пять деревень.

Первая сассунская резня была объяснена мятежом якобы со стороны самих армян, причем их убито было десять тысяч человек. Но мало-помалу истина вскрылась. Благодаря данным, разоблаченным представителями держав и частными лицами (в их числе с уважением следует помянуть ирландца Диллона, англичан-супругов Гаррисов, француза Шарметана, немца Лепсиуса и наших русских публицистов Джаншиева, Гольстрема, графа Комаровского и других), получилась картина поистине потрясающая. По сведениям, собранным представителями великих держав, до начала 1896 г. в Малой Азии убито 37 085 душ, разорено и сожжено домов 39 749, насильственно обращено в магометанство 40 950 человек, пущено по миру 290 300 человек. Повсюду были открыты подписки на пожертвования в пользу вдов и сирот армянских, разрешен был официально такой сбор и русским правительством в 1896 г. Но самой ужасной стороной этого исторического события явилось то, что вся эта резня оказалась, по-видимому, не случайным взрывом племенной или религиозной вражды, а прямо-таки организованным, систематическим массовым избиением армян на пространстве всей Малой Азии. Это был по-своему изготовленный Востоком суррогат так долго и терпеливо ожидаемых Европой реформ для Армении.

Вот на какой исторической почве выросло событие, которое вы неожиданно призваны рассудить сегодня. На почве бедствий всего армянского народа, бедствий, о которых тот, кого Европа привыкла звать «праведным старцем», — Глад-стон, едва ли не первый, недаром во всеуслышание провозгласил: «Это были бедствия, в которых преувеличение невозможно потому, что действительность превзошла самое необузданное воображение!» Что мне еще сказать вам?

Киркор Гулгулян и Хассан Милий-оглу случайно встретились в России, здесь, в Симферополе, после трех лет. Хассан преуспевал. Нажившись на убитых там, у себя в Байбурте, он не переставал наживаться и на их вдовах и сиротах, ссужая им деньги и припасы за огромные проценты. Об этом свидетельствует список найденных при нем документов, перечень векселей и обязательств армянских женщин, родственники которых бежали в Россию. По отзыву свидетелей, он был всегда злым ростовщиком, а после байбуртовской резни особенно нажился и стал наезжать в Россию по своему законному турецкому паспорту для сбора дани и по документам, и без документов с армян, у которых оставались родственники в Байбурте. Из страха за участь оставшихся там ему платили исправно. Неслыханная дерзость и откровенность своеобразного разбойно-международного промысла и полное бессилие противопоставить ему что-либо!

Киркор Гулгулян, разоренный, обездоленный скиталец, встретил неожиданно Хассана в кофейной Карабета и замер на месте. Перед ним был Хассан, тот самый Милий-Хассан, который резал его отца и братьев в ту минуту, когда, изнывая от страха, он сам лежал под рундуком, не смея перевести дыхание. Это был не при-

[стр. 14]

зрак Хассана, это был сам живой Хассан, от которого лишь на Киркора веяло ужасом замогильного призрака. Призрак заговорил. Он даже произнес несколько слов на человеческом языке: «Здравствуй!.. Я помню твою фамилию».

Далее он не продолжал. Он — «помнил фамилию Гулгулянов»! Этого было достаточно. Участь Хассана была решена.

Мы знаем, что Киркор бросился на Хассана, когда тот шел не один, а в числе еще других пяти человек. Вместе они составляли одну, довольно компактную группу. Ночь была темная и туманная, уличные фонари едва освещали их путь. Вы знаете, какую страшную рану нанес Гулгулян Хассану. Без колебаний он отличил его от всех других, почти одинаковых с ним по росту и фигуре. Он не колебался и не ошибся. Хассан упал замертво на месте. По заключению врача-эксперта, длинный кинжал проник прямо в его сердце. Как рассчитал и угадал Гулгулян свой удар в темноте, остается тайной его или Провидения. Словно лезвие кинжала было намагничено и его притянуло к железному, не знавшему никогда сострадания сердцу Хассана.

Теперь остается еще один вопрос: виновен ли Киркор Гулгулян? Русские законы, в том числе и тяжкая статья уголовного закона, карающего за преднамеренное убийство, рассчитаны вообще на людские отношения, нормируемые законами. Вы знаете, из какой пучины бесправия и беззакония вынырнул несчастный Гулгулян. Убийца его отца и братьев, которого он увидел теперь перед собой, не подлежал и не мог подлежать никакому законному возмездию. Стало быть, несчастному оставалось бы только «забыть» о том, что его старик-отец и два брата на его же глазах безжалостно зарезаны Хассаном. Но разве это забыть возможно? Разве подобные вещи забываются?

Он не искал встречи с Хассаном. Их свела судьба, их свел тот рок, вера в который так сильна на Востоке.

От человека мы вправе требовать лишь человеческого. Забыть, простить Хассану мог бы разве «сверхчеловек». Не ищите его в несчастном, жалком Гулгуля-не. Ваш суд также только суд человеческий. Что сверх человека, то уже Божье, и нам остается только посторониться... Посторонимся!

____________
После двух минут совещания присяжные заседатели вынесли подсудимому оправдательный приговор.

Печатается по: Карабчевский Н. П. Около правосудия: Статьи, речи, очерки / Сост. И.В. Потапчук. Тула: Автограф, 2001. С. 339—349.

---

Также по теме:

Барсегов Ю. — Геноцид армян. Ответственность Турции и обязательства мирового сообщества. Том 1

Барсегов Ю. — Геноцид армян — преступление против человечества (о правомерности термина и юридической квалификации)