Барсегов Ю.Г.
Раздел IV. Мнения экспертов по международному праву и геноциду, заключения юридических органов, судебные решения, относящиеся к ответственности за геноцид армян
ВЫДЕРЖКИ ИЗ СТЕНОГРАММЫ СУДЕБНОГО ПРОЦЕССА,
проходившего в Окружном суде Берлина по делу Согомона Тейлиряна,
застрелившего бывшего Великого Визиря Оттоманской империи
Талаат пашу 15 марта 1921 г.
(2—3 июня 1921 г.)*
Первый день заседания суда. Председательствующий судья Берлинского Окружного суда д-р Лемберг открыл слушание ровно в 9.15 утра. Путем голосования было избрано жюри присяжных; каждый из них дал клятву, что выскажет свое заключение, как подскажет ему совесть.
<...>
Свидетель-эксперт, профессор д-р Иоганнес Лепсиус
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й с у д ь я: Вы знаете какое слушается дело. Я был бы признателен, если бы Вы, не очень углубляясь, сосредоточились на следующем: достигли ли варварские акты, совершенные во время резни армян, таких масштабов, о которых говорят нам? С учетом того, что Вы изучали, и Вашего личного ответа, можете ли сказать, что показания свидетелей и обвиняемого заслуживают доверия? Из кого состояли отряды охранников, которые призваны были защищать армян во время депортации?
С в и д е т е л ь: Решение о депортации армян было принято Комитетом младотурок. В этот Комитет входили Талаат паша в качестве министра внутренних дел и Энвер паша в качестве военного министра. Талаат издавал приказы и с помощью младотурецкого Комитета претворял в жизнь принятый план. Уже к апрелю 1915 г. было решено осуществить депортацию или всеобщую высылку. Она коснулась всего армянского населения Турции за немногим исключением, о чем я скажу позже.
Перед самой войной армян в Турции насчитывалось 1 850 000 человек. В такой стране, как Турция, нет такого понятия, как абсолютно точная демографическая перепись; однако эта цифра соответствует статистическим данным Армянского патриархата в Константинополе.
Армянское население проживало в двух географических районах: в европейской Турции (в Константинополе, Адрианополе, Родосто) и в азиатской Турции (в Анатолии, Киликии, Северной Ассирии, Месопотамии).
Большинство армян проживало в Восточной Анатолии, населяя Армянское нагорье. Они проживали в шести вилайетах, которые некогда составляли их страну — Армению. Этими шести вилайетами являются: Гарин, Ван, Пагеш, Диарбекир, Сепасдиа и Харперт (Эрзерум, Ван, Битлис, Диарбекир, Сивас, Харпут или Мамурет-уль-Азиз). Значительная часть армян проживала в Западной Анатолии, напротив Константинополя на южной дуге Мраморного моря и в южной Анатолии, в Киликии, вдоль Таврского плато, вплоть до Александретского залива, который является северной границей ассирийских территорий. Часть этих территорий принадлежит армянам. Это их страна, которая называется Арменией.
По приказу высших лиц турецкого правительства все армянское население, проживавшее в районах, которые я только что назвал, было депортировано в северные и восточные части Месопотамской пустыни: в Дер-эз-Зор, Зор, Ракка, Мескене, Рас-уль-Аин, вплоть до Мосула.
Было депортировано приблизительно 1 400 000 армян. Каков смысл этой депортации?
В документе, подписанном Талаат пашой, мы находим следующее заявление: «Цель депортации — уничтожение». Эти приказы выполнялись буквально. Во исполнение этого приказа все армяне были депортированы из восточной части Анатолии на юг, только 10 процентов достигли места ссылки; оставшиеся 90 процентов были убиты, за исключением тех женщин и девушек, которых продавали жандармы, похищали курды, или тех, которые умирали в пути от истощения и голода.
Из тех армян, которых согнали к кромке пустыни из западной части Анатолии, Киликии, и северных районов Ассирии, заметную часть, численностью в несколько сот тысяч, собрали в лагерях. Когда новые группы армян приводили к пунктам поселений и для них не оказывалось свободных мест, то их выводили группами в пустыню и убивали.
Турки указывали, что они переняли эту систему у англичан, которые поступали подобным образом с бурами Южной Африки. Они изолировали буров в различных местах и держали их отдельно от остальной части населения.
Правительство официально разъясняло, что депортация — мера предосторожности. Однако авторитетные лица откровенно объявляли, что цель этих депортаций — уничтожение всего армянского населения.
То что я сказал сейчас, подтверждается официальными документами германского Министерства иностранных дел, а также документами германского посольства в Константинополе и документами германских консулов. Я все их опубликовал в книге.
Вы услышали двух людей, Тейлиряна и г-жу Терзибашян, рассказавших чтo они пережили и чтo видели во время депортаций. Существует сотня опубликованных статей армян, которые, как и обвиняемые, были свидетелями резни. Они описывают с графической подробностью то, что они лично пережили. Большинство этих статей написано по-немецки. Другие статьи были опубликованы в Великобритании и в США. Содержание этих статей не отличаются существенно от того, что Вы услышали от Тейлиряна и г-жи Терзибашян. Нет сомнения в их достоверности.
Напрашивается следующий вопрос: «Как можно убить миллионы людей за такое короткое время?»
Это, возможно, происходило в максимально зверских условиях, как об этом стало известно из слушаний Военного трибунала, учрежденного в Константинополе для того, чтобы судить Талаата, его товарищей и компаньонов. В состав Трибунала входили, кроме его председателя, командир дивизии, три генерала, отличившихся в ходе войны, и один капитан. Из пяти обвинений, выдвинутых против младотурок, первое касалось резни армян. 6 июля 1919 г. Военный трибунал вынес вердикт о виновности, приговорив к смертной казни ведущих виновников геноцида — Талаата, Энвера, Джемаля и д-ра Назыма.
Ответственность за выполнение приказов о резне была возложена на вали [генерал-губернаторы провинций], мутасаррифов [губернаторов провинций] и на каймакамов [губернаторов округов]. Тех официальных лиц, которые отказывались выполнять приказы, немедленно освобождали от должности. Например, Джелал паша, который был губернатором вилайета Алеппо, отказался выполнить приказы о депортации. Он был уволен с должности по прямому приказу Талаата и отправлен на запад в Конья. Там он повел себя таким же образом. Он отказывался подчиниться приказам и фактически помогал армянам, защищая тех, кто продолжал жить там и тех, кого депортировали туда. Он вновь был освобожден от должности, но на этот раз ему не предложили никакого поста. Он был одним из широко известных и справедливых турецких вали. Другой губернатор — Рашид бей, возглавлявший вилайет Диарбекир, казнил двух субпрефектов, которые отказались выполнить приказы. Эти приказы касались не только правительственных чиновников, но и турецких граждан. Командир Третьей дивизии издал приказ о том, что любой турок, оказавший помощь армянину, будет расстрелян перед своим домом, а дом сожжен дотла. Любой правительственный чиновник, оказавший помощь армянам, будет освобожден от должности и предан суду военного трибунала за это преступление.
Около 1 400 000 человек из 1 850 000 армян, проживавших до этого в Турции, насильственно были отправлены пешком в пустыни Дер-эз-Зора. Из оставшихся 450 000 человек 200 000 депортация или резня не коснулись главным образом потому, что они проживали в крупных городах —Константинополе, Смирне и Алеппо.
Ведущую роль в спасении армян Алеппо играл германский консул Росслер, тот самый человек, которого печать стран Антанты клеймила как организатора резни.
Генерал фон Сандерс — он будет давать свидетельские показания — вмешался в защиту армян и спас их в Смирне. Так же поступил маршал фон дер Гольц.
Когда маршал фон дер Гольц прибыл в Багдад и обнаружил, что проживавшие в Багдаде армяне были депортированы в Мосул и оттуда вместе с армянами Мосула должны были пешком отправиться к Евфрату, т.е. на верную смерть, он попросил вали Мосула запретить депортацию. Маршал фон дер Гольц подал в отставку как только узнал, что вали получил новые приказы осуществить депортацию. Энвер паша написал маршалу письмо, в котором просил его продолжать выполнять свои обязанности, пообещав, что армян не тронут. В письме, написанном Энвером, мы находим следующие слова: «В круг Ваших обязанностей не входит вмешательство во внутренние дела Турции».
В Константинополе наши дипломаты предотвратили депортацию армянского населения города. Позвольте мне сделать небольшое отступление. Мы часто читаем, что одна из причин резни армян была в том, что армянские торговцы обирали турок и таким образом вызывали гнев турецкого населения, которое стихийно выступило против армян. Во-первых, имеется достаточно фактов, свидетельствующих о том, что ни резня 1895—1896 гг., ни недавняя резня не были следствием стихийного народного возмущения. В обоих случаях выполнялись именно приказы турецкого правительства.
Далее, во время резни 1895—1896 гг. или резни в 1915 г. именно эти армянские купцы, проживавшие в Константинополе, Смирне и Алеппо, избежали резни частично потому, что они смогли заплатить выкуп. С другой стороны, все сельское армянское население Восточной Анатолии, которое составляло 80 процентов всего армянского населения Турции, так же как и торговцы, которые были в большинстве армянами, были сосланы в пустыню и уничтожены.
Остальные турецкие армяне — 250 000 человек из восточных вилайетов — были спасены наступавшей русской армией и нашли убежище на Кавказе.
В то время русские продвигались к западным берегам озера Ван. Когда войска отступили, то они взяли с собой армян на Кавказ. Однако вряд ли можно сказать, что они сделали это из любви к армянам, ибо, когда русские позже вновь захватили эти территории, они не позволяли армянам вернуться к своим домам.
Янушкевич, начальник штаба великого князя Николая Николаевича и командующий Кавказским фронтом, объявил, что курды и казаки будут осваивать захваченные русской армией территории, откуда было эвакуировано армянское население, чтобы создать широкую военную зону против турок. Милюков, руководитель русских кадетов, выступил с эмоциональной речью, решительно осудив русских за то, что они преследуют те же цели, какие ставили перед собой турки, а именно, иметь «Армению без армян».
В любом случае, продвижение русской армии спасло 350 000 армян, но не позволило им вернуться в свои дома. Даже сейчас они живут на крошечной территории на Кавказе. В течение многих лет они жили на грани голода и неизмеримо страдали. Если говорить с исторической точки зрения, то естественно задать вопрос, как могли произойти эти события. Я попытаюсь кратко ответить на этот вопрос.
Армянский вопрос не является самогенерирующим растением, он скорее связан своими корнями с европейской политикой.
Армянский народ является жертвой конфликтующих политических интересов русских и британцев. Соперничество этих двух стран началось на Востоке с Крымской войны и Берлинской конференции 1878 г.
На доске политических шахмат, в которые играли Лондон и Петербург, армяне были пешками, которых иногда продвигали вперед, а иногда приносили в жертву. «Гуманитарные причины» или «защита христианского меньшинства» были только предлогом, используемым для достижения политических выгод.
Когда в 1895 г. Абдул Гамид под давлением России, Франции и Великобритании подписал документ, дарующий реформы армянам и другим христианским меньшинствам, и одновременно в ответ прибег к резне армян, лорд Солсбери объявил, что армянский вопрос больше не существует в той мере, в какой это касается Великобритании.
Князь Лобанов сообщил Султану, что ему нечего опасаться, так как Россия несерьезно воспринимает эти реформы. Султан сделал для себя вывод. Резня в Сасуне в 1894 г., в результате которой были убиты тысячи армян, побудила Великобританию, Францию и Россию призвать Турцию провести реформы. В 1895—1896 гг. Абдул Гамид снова ввел свои войска в Сасун и вырезал 100 000 армян. Резня 1915—1918 гг., которой предшествовали реформы 1913 г., довела численность армянских жертв до 1 млн с лишним человек.
Ступени лестницы — 1894, 1895 и 1915 гг. — 1 000, 100 000 и 1 000 000 — подобны отметкам на термометре, на которые мир должен смотреть со стыдом. В мировой истории массовых избиений вряд ли найдется нечто равное этой серии резни. В промежутке между ними в 1909 г. произошла резня в Киликии, которая привела к гибели около 25 000 армян.
Несмотря на статью 61 Берлинского договора, который подписали шесть Великих Держав Европы, несмотря на договор о Кипре 1878 г., по которому Британия брала на себя ответственность за претворение в жизнь реформ, касающихся христиан и армян, несмотря на подпись Султана под англо-франко-русской программой реформ для армян, ни одна из этих Великих Держав не шевельнула пальцем, чтобы спасти армян или же по меньшей мере наказать убийц.
До сих пор армяне служат не чем иным, как средством достижения политических устремлений Великобритании, России и Франции. Именно вследствие этих игр, особенно тех, в которые играли Великобритания и Россия, вначале Султан, а затем младотурки рассматривали армян как самое опасное политическое орудие, которое европейские страны могут использовать как предлог для вмешательства во внутренние дела Турции.
Германия, как подтвердит публикация наших официальных правительственных документов, после подписания Берлинского договора проводила доброжелательную и рассудительную политику в отношении армянского вопроса. И в ответ на это нас повсюду в мире осуждали как страну, которая провоцировала все зверства Султана и правительства младотурок.
Абдул Гамид пришел к заключению, что «европейцы пробудили болгар и мы потеряли Болгарию. Теперь они пытаются пробудить армян, с тем чтобы они смогли отобрать у нас Восточную Анатолию. Таким образом, постепенно они расчленят нас». Это привело к резне армян и безумному желанию Абдул Гамида преследовать армян.
Вопрос о реформах в Армении оставался в политических планах Великих Держав. В 1914 г. вновь заговорили о реформе. В то время как русские и германские дипломаты вели серьезные переговоры, англичане держались в стороне. В конечном итоге в ходе обсуждения были согласованы реформы, с которыми согласилась Блистательная Порта и которые удовлетворяли и армян. Были назначены два европейских генеральных инспектора для наблюдения за претворением в жизнь этих реформ. Однако дело не дошло до этой стадии. Началась война, и эти два инспектора были отозваны.
Я был в Константинополе в 1913 г. и мог видеть возмущение младотурок, когда европейские державы вновь заговорили о реформах для армян. Они были еще больше встревожены, когда благодаря соглашению, достигнутому между Германией и Россией, этот вопрос был решен к удовлетворению армян. Младотурки заявили: «Если вы, армяне, не осудите эти реформы, произойдет нечто такое, после которого действия Абдул Гамида покажутся детской игрой». Руководители обеих групп стали друзьями и помогали друг другу во время выборов. В течение первых нескольких месяцев войны отношения между армянами и младотурками казались дружественными до вечера 24 апреля 1915 г., когда к полному удивлению для всех в Константинополе 235 армянских интеллектуалов были арестованы, заключены в тюрьму и затем сосланы в Малую Азию. В течение последующих нескольких дней к ним присоединилась еще пара сотен армян — всего 600 человек. Из этой группы остались в живых лишь 15 человек. Таким образом, была уничтожена практически вся интеллектуальная элита армян. Член парламента Варткес, близкий личный друг Талаата, по-прежнему оставался исключением. Он пошел к Талаату и спросил его, что происходит. Ответ Талаата был таков: «Когда мы были слабы, твой народ добивался реформ и был источником постоянных неприятностей; сейчас мы собираемся воспользоваться преимуществом нашего выгодного положения и рассеять твой народ, с тем чтобы вам потребовалось 50 лет, прежде чем вы опять заговорите о реформах». Варткес ответил надлежащим образом: «Следовательно, работа Абдул Гамида будет продолжена?» Талаат ответил: «Да».
Их слова превзошли их обещания. Показания, которые приводились в ходе слушаний в турецком военном суде в Константинополе и соответствовали докладу, опубликованному в официальном турецком журнале «Takvim-i-vekayi», показывают, что решение о депортации было принято Комитетом младотурок и что Талаат был самым влиятельным членом этого Комитета, фактически он был его душой. Он приказал уничтожить и ничего не сделал, чтобы помешать этому.
Можно также представить официальное письменное доказательство, основанное на германских и турецких документах.
Цель моего свидетельского показания сегодня заключается в том, чтобы показать вам, что дипломатические игры европейских держав возбудили вначале у Абдул Гамида и затем у младотурок подозрительность в отношении армян и более того, привели их к выводу, что единственным решением является уничтожение армянского населения.
Это искоренение и уничтожение армян приняло тысячу и одну форму. Вы уже слышали несколько примеров от очевидцев.
В е р т х а у е р [адвокат подзащитного]: Вы заявили, что дипломатические игры русских и англичан способствовали уничтожению армян. Почему?
С в и д е т е л ь: Потому что эти дипломатические маневры вызвали среди турок страх, что Великие Державы стремятся к созданию независимой Армении и что это станет угрозой существованию азиатской Турции.
В е р т х а у е р: Принято было говорить в прошлом, что причиной резни было то, что армяне были христиане, в то время как турки — магометане и ненависть между этими двумя народами существовала веками.
С в и д е т е л ь: Мечта о создании панисламистского и пантуранистского государства, в котором не должно быть места для христиан, была выдвинута Энвер пашой и Комитетом младотурок.
В е р т х а у е р: Если я вас правильно понимаю, подобно «пангерманской» или «панрусской» концепции под «пантюркской» они имели в виду уничтожение всех нетурецких элементов?
С в и д е т е л ь: Да.
Н и м е й е р [адвокат подзащитного]: Разве не из этого вытекает суть дела? Народы, некогда порабощенные турками, выступали один за другим и становились свободными от турецкого господства, оставив армян единственным христианским народом, все еще находящимся под турецким правлением. И для того чтобы не дать армянам сделать то же самое, решено было уничтожить их. Верно ли такое мнение?
С в и д е т е л ь: Да. Князь Меттерних, который был германским послом в Константинополе в 1918 г., писал в своем сообщении от 30 июля следующее: «Армянский вопрос перестал существовать. Банда младотурок энергично готовится к тому моменту, когда Греция выступит против Турции с тем, чтобы греков можно было уничтожить так же, как они уничтожили армян».
Свидетель Его Превосходительство генерал Отто Лиман фон Сандерс
В дополнение к показаниям д-ра Лепсиуса я хотел бы высказать несколько комментариев с военной точки зрения.
По моему мнению, мы должны разделить на две категории имевшие место в Армении события, которые обычно называют резней армян. Первая, по-моему, — это приказ младотурок депортировать армян. Мы можем считать правительство полностью ответственным за подготовку этой депортации и частично ответственным за все последующие события. Во-вторых, мы являемся свидетелями войны и боев, которые происходили на армянской территории. Первоначально армяне защищались от турок вопреки турецким приказам разоружиться, и как было бесспорно доказано, некоторые армяне присоединились к русским и сражались против турок. Естественно, вполне понятно, что победителей в этой войне обвинят в резне побежденных.
Я считаю, что эти две категории отличаются друг от друга и их надо рассматривать отдельно. Правительство приказало депортировать все армянское население армянских территорий или провинций Восточной Анатолии как военно-стратегическую меру.
Я хочу подчеркнуть тот факт, что все капитаны и офицеры вплоть до генеральского ранга в восточных провинциях были турки. Некоторые из вас помнят распространяемые ложные слухи относительно присутствия германских офицеров в этих провинциях. Я говорю то, что эти капитаны и гражданские служащие сообщали в Константинополе; осуществление приказов, касающихся депортации, попало в самые плохие руки.
Важно также напомнить, что до войны турецкая полиция работала исключительно эффективно. Она состояла из 85 000 полицейских и специально подобранной бригады. Большинство из них было призвано в армию и распределено по различным бригадам, и вместо них была создана вспомогательная полицейская сила. Она, конечно, не представляла тщательно отобранную структуру. Она состояла в большинстве своем из преступников или вечно безработных. Дисциплина у них была, понятно, крайне расхлябанная. Мы должны иметь это в виду, когда слышим показания, касающиеся зверств, совершенных против армян.
Не турецкие военнослужащие или турецкие полицейские нападали на армян, а скорее временные вспомогательные полицейские части, созданные ввиду острой необходимости. Далее, мы должны помнить, что экономическое положение было столь плачевным, что не только много армян, но также и тысячи турецких солдат умирали от голода, болезней и других причин, порожденных плохой работой турецкого правительства. Только в моей дивизии после сражения в Галлиполи от недоедания умерли тысячи человек. Я считаю, что эти моменты надо иметь в виду. Мы не должны также игнорировать тот факт, что многие турки сражались под знаменем «священной войны» и таким образом считали, что чем жестче они будут обращаться с армянами, христианами, тем более благожелательными и востребованными являются их действия. Это особенно верно в отношении поведения подчиненных лиц. Курды, которые всегда были врагами армян, также совершили многочисленные зверства против армян.
Насколько я знаю, германское правительство делало все, что оно могло в то время с учетом условий, чтобы помочь армянам. Однако мы должны также признать, что для германского правительства это была трудная задача. Я лично знаю, что наш посол князь Меттерних постоянно выражал протест против политики и мер, принятых против армян. Я могу без сомнения сказать, что д-р Лепсиус правильно поступил, когда указал, что ни один германский офицер не участвовал ни в каких действиях, предпринятых против армян, вопреки многим инсинуациям на этот счет в отношении нас. Фактом является то, что мы вмешивались когда и где могли сделать это.
Я должен напомнить, что я лично никогда не получал никаких приказов, подписанных Талаатом. Получаемые мною приказы подписывались Энвером и они, как правило, не имели большого значения. Эти приказы были обычно непонятными или совершенно неосуществимыми. Например, однажды я получил приказ уволить всех евреев и армян, работающих у германских офицеров. Разумеется, такие приказы никогда не выполнялись, поскольку они нужны были нам как переводчики. Очень часто мы получали такие чепуховые приказы.
В феврале 1916 г. я имел возможность выступить против приказов губернатора вилайета Адрианополя выселить армян и евреев из города. Мне стало известно об этом от баварского депутата Витмара. Я пошел туда и проверил. Нашим представителем был австрийский консул. Расследование на месте подтвердило, что губернатор издал приказ о депортации.
Я поехал в Константинополь, и с помощью князя Меттерниха и советника посла Паллавичини эти приказы были отменены.
В другой раз я поехал в Смирну. Губернатор провинции собрал 600 армян и посадил их в вагоны, чтобы депортировать. Я посетил губернатора и сказал ему, что если кто-то поднимет руку на армян, я прикажу моим солдатам убить офицеров его полиции. После этого приказ был отменен. Это — правда. Д-р Лепсиус упоминает об этом случае в своей книге.
Это приблизительно то, что я знаю из личного опыта. Я хотел бы подчеркнуть, что я никогда не был в Армении. Я никогда не был близок к Армении, и турецкое правительство никогда не знало о моих взглядах и не спрашивало моего мнения в отношении любых мер, принимаемых против армян. Напротив, все делалось тайно, с тем чтобы мы ничего не знали об их внутренних политических делах.
В некоторых самых клеветнических сообщениях мировой прессы утверждалось, что германские офицеры, и я думаю, что это же относится к германским должностным лицам, принимали участие в запланированной депортации армян. Напротив, выполняя свой долг, мы вмешивались всякий раз когда могли, чтобы помочь армянам. В моем округе, кроме приведенных выше примеров, армян было немного и они жили очень разбросано.
Я не могу сказать, какова была роль Талаата в плане издания приказов. Насколько я знаю, главный приказ, имеющий отношение к депортации армян, был издан 20 мая 1915 г. В любом случае, он последовал за решением Комитета младотурок и был единодушно одобрен министрами. Осуществление приказов было оставлено за вали, за официальными лицами низшего эшелона и особенно за вселявшими ужас полицейскими частями.
В любом случае я считаю своим долгом заявить, что за пять лет, которые я провел в Турции, я никогда не видел приказа, подписанного Талаатом против армян, и я также не могу заявить, был или не был издан такой приказ. <...>
Второй день заседания суда.
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й с у д ь я: Мы продолжим слушание дела. Все вопросы, необходимые для вынесения вердикта, наличествуют.
Свидетельства, касающиеся фактической стороны дела в той степени, в какой упоминаются в обвинительном документе, были тщательно рассмотрены.
Поскольку это так, то я хотел бы зачитать вопросы, которые я составил:
1. Виновен ли подсудимый Согомон Тейлирян в преднамеренном убийстве Талаат паши на Шарлоттенбургштрассе 15 марта 1921 г.?
Этот вопрос имеет отношение к непреднамеренному убийству. На второй вопрос надо будет ответить, только если вы дадите утвердительный ответ на первый вопрос.
2. Совершил ли обвиняемый преступление предумышленно?
После этого следует третий вопрос, на который надо будет ответить только в случае, если ответ на первый вопрос будет утвердительным, а на второй вопрос — отрицательный.
3. Имеются ли смягчающие обстоятельства?
...
А д в о к а т п о д з а щ и т н о г о ф о н Г о р д о н: Все предложенные нами свидетели присутствуют здесь.
Им следует официально сообщить, что мы решили не допрашивать их. Кроме того, на суд прибыл из Сербии г-н Восканян, который собирался дать показания относительно той среды, в которой рос обвиняемый, и о его семье. Мне сказали также, что Армин Вегнер, которого мы попросили дать показания и который делал снимки во время резни, согласился принять участие в суде. Однако, учитывая просьбу суда, мы считаем, что мы не нуждаемся в дополнительных доказательствах: мы уже знаем то, что мы должны знать.
П р и с я ж н ы й з а с е д а т е л ь: Г-н Председатель, здесь в зале суда присутствует индеец, который заявил, что все те вооруженные столкновения и убийства были вызваны не экономическими причинами, а скорее религиозными.
П р е д с е д а т е л ь: Господа, это не имеет прямого отношения к убийству, однако, чтобы вскрыть возможные мотивы во всей их глубине и чтобы понять масштабы восприятия тех страшный событий, я предоставил массу дополнительного времени, чтобы составить общую картину того, что случилось. Поэтому я не считаю нужным вновь заниматься сегодня этими вопросами.
Ф о н Г о р д о н: Ваша честь, если члены жюри хотят, я думаю, мы должны предоставить всю необходимую информацию, чтобы удовлетворить их интерес. Поэтому я хотел бы пригласить профессора Лепсиуса как свидетеля-эксперта.
П р е д с е д а т е л ь: Д-р Лепсиус уже подробно высказал свое мнение.
П р и с я ж н ы й з а с е д а т е л ь: В общем смысле нас удовлетворили доказательства, представленные до сих пор; мы хотели бы получить разъяснение только по этому конкретному пункту.
П р е д с е д а т е л ь: Тем не менее я не хочу больше выслушивать сегодня показания свидетелей, которые, по моему мнению, не имеют прямого отношения к вопросу, который мы рассматриваем.
Ф о н Г о р д о н: Нам стало известно, что некоторые иностранцы беседовали с рядом членов жюри по этому вопросу и если члены жюри хотят получить дальнейшее разъяснение, мы должны попытаться удовлетворить их желание.
П р е д с е д а т е л ь: Были ли это религиозные или иные причины <...> один из свидетелей также указал, что турецкое правительство считало эти меры необходимыми<...> Все они имеют косвенное отношение к обсуждаемому вопросу.
Ф о н Г о р д о н: Быть может, вы позволите мне сказать несколько слов по этому вопросу?
П р е д с е д а т е л ь: Я бы предпочел, чтобы вы затронули этот вопрос в вашем заключительном выступлении. Я хотел бы сейчас поблагодарить всех свидетелей, которые пришли на суд. Участники этого суда решили больше не приглашать новых свидетелей. Естественно, те, кто хочет, могут остаться до окончании суда.
Сейчас я приглашаю окружного прокурора высказать свое мнение относительно вины обвиняемого.
О к р у ж н о й п р о к у р о р Г о л л н и к: Члены жюри, неюридический подтекст этого уголовного дела придает ему особую значимость и объясняет пристальный интерес, проявляемый к нему не только в нашей стране, но и в других странах. Чтобы объяснить такой интерес, мы должны взглянуть на другие аспекты событий, имевших место в годы Мировой войны. Это дело своими корнями связано с кровавыми и дикими событиями, которые имели место в Малой Азии; и нам как бы вновь приходится слышать гром Мировой войны. Более того, именно личность жертвы этого акта придает последнему дополнительное значение. Из безымянной и неизвестной массы народа поднялась рука и нанесла удар по человеку, который держал в руках бразды правления своей страны в то время, когда она была вовлечена в Мировую войну. Он был преданным союзником германского народа и вместе управлял волнами фортуны.
Однако, господа присяжные, эти воспоминания и впечатления не могут обязать обвинителя и судью игнорировать инцидент и позволить совершившему этот акт выйти из зала суда свободным. Мы должны рассматривать это дело исключительно с точки зрения уголовного права, как этого требует закон.
С юридической точки зрения это дело очень простое. 15 марта 1921 г. обвиняемый застрелил и убил Талаат пашу на Шарлоттенбургштрассе. Объект был хорошо известен. Смерть наступила мгновенно; нет никакого сомнения в том, что обвиняемый хотел убить. Он совершил этот акт намеренно. Разве обвиняемый не заявил, что он все еще испытывает удовлетворение от того, что успешно совершил этот акт? Совершение убийства наказуемо по германскому праву. Совершивший уголовное деяние должен быть наказан, когда оно влечет за собой гибель человека. Перед законом нет различия в том, является ли жертва германским гражданином или нет. Согласно статье 3 Уголовного кодекса закон имеет силу во всей Германии и применяется при совершении любого преступления, совершенного в пределах ее границ.
Господа присяжные, подсудимый сделал странные с нескольких точек зрения заявления, когда он был задержан сразу же после совершения акта и оказался окруженным разгневанной толпой. Он сказал: «Германия не пострадала. Я — армянин. Он — турок». Тем самым он хотел сказать: они — иностранцы и поэтому совершенный им акт не касается Германии. С точки зрения уголовного права это замечание не имеет никакого значения. Не играет роли, является или не является гражданином Германии жертва и/или совершивший преступление. Согласно нашим законам, обвиняемый должен быть наказан, если, конечно, не имеются обстоятельства, которые сделали бы это убийство заслуживающим прощения. Я остановлюсь на этом позже.
Во-первых и прежде всего, мы должны выяснить, явилось ли это предумышленным преступлением или нет. Закон делает различие между предумышленным и непредумышленным преступлением. Наказание за первое преступление очень суровое — смертная казнь. За последнее, т.е. за убийство, совершенное в момент эмоционального потрясения, наказание является менее суровым.
Более того, я могу признать известный факт: умышленное убийство — это такой вид умерщвления, когда преступление совершается вполне обдуманно и предумышленно, акт совершается при спокойных и ясных обстоятельствах с пониманием значения и мотивов действия, методов и последствий совершенного преступления, так же как и абсолютное требование морали не допустить этот акт. Иными словами, при первом типе убийств обвиняемый может учесть все эти факторы. Более того, он способен взвесить за и против и затем принять решение с учетом этих исключительно разумных соображений.
Я спрашиваю вас: «Совершил ли обвиняемый этот акт обдуманно?» Естественно, я должен также задать второй вопрос: «Какие факторы побудили обвиняемого совершить этот акт?»
У меня нет никакого сомнения, что мы имеем дело здесь с политическим убийством. Обвиняемый руководствовался политическими мотивами и политической местью.
Перед вами раскрылась графическая картина событий, которые имели место в отдаленных районах. Несомненно, произошли ужасные события; страшные события обрушились на армянский народ. Несомненно, с подсудимым и его семьей случились ужасные вещи. Нет сомнения также, что жестокая судьба постигла его; все его родственники погибли, и он вынужден был стать очевидцем всего этого. В силу того, чтo обвиняемый видел и выстрадал, он проникся чувством мести. Когда у него появилось это чувство мести, я скажу несколько позже.
Совершенно ясно также, что подсудимый считал Талаат пашу виновным за все случившееся. Он видел в Талаате человека, который уничтожил его соотечественников, его родителей и родственников и также его самого. Более того, подсудимый видел в Талаате не просто Министра внутренних дел, который, в силу занимаемого положения, вероятно, несет политическую ответственность за акты, совершенные в период, когда он занимал этот пост, но также как автора — персонально и морально — вышеупомянутых преступлений.
Господа присяжные, достаточно определить мотивы, чтобы судить о действии Тейлиряна с уголовно-правовой точки зрения.
Но анализ выступлений свидетелей навел на вопрос о том, действительно ли Талаат нес личную и моральную ответственность за эти преступления. Даже если, как мне думается, с точки зрения права не имеет вообще никакого значения, был ли Талаат инициатором этих преступлений или нет или же соответствовало ли истине мнение обвиняемого о том, что Талаат инициировал их, тем не менее, поскольку свидетели останавливались на этом вопросе, я считаю себя обязанным также высказаться.
Господа присяжные, совершенно ясно, и свидетели так и заявили, что армяне и их друзья убеждены в том, что Талаат несет ответственность за совершенные против них преступления.
Однако, господа, это не беспристрастное мнение. Нам было бы легко пригласить большую группу свидетелей, чтобы выслушать совершенно разные оценки того, что произошло. Я лично беседовал со многими немцами, которые были в Турции и находились в местах событий, о которых идет речь, и у них совсем другое восприятие случившегося, отличающееся от того, что вы услышали здесь. Они говорили, что нет основания даже для заявлений о том, что правительство в Константинополе решило уничтожить армян; скорее, именно соображения государственной и военной безопасности — быть может, по недоразумению — побудили Талаата издать приказ о депортации, результаты которой, конечно, имели фатальные последствия.
П р е д с е д а т е л ь (перебивает): Я был бы признателен, если бы вы не высказывались подробно по этому вопросу, который не обсуждался во время перекрестного допроса свидетелей. Более того, упоминание событий, которые обсуждали другие, не имеет ничего общего с делом, которое мы слушаем.
О к р у ж н о й о б в и н и т е л ь (продолжает): Тем не менее я могу использовать показания в той степени, в какой имелось расхождение между заявлениями и точкой зрения двух свидетелей-экспертов. Я считаю, что показание д-ра Лепсиуса, хотя оно подробное и интересное, тем не менее отличается недостатком, когда он, по моему мнению, подчеркивает систематический и запланированный характер преступлений, совершенных против армян. Нетрудно видеть, что он пришел к этому выводу не на основе того, что он видел и испытал в Турции, а на основе свидетельств, которые стали известны совсем недавно. По этой причине, по-моему, я прав, когда придаю больше веса показаниям генерала Лимана фон Сандерса, который был в Турции, занимал важный пост и был близок к месту, где происходили события. Генерал фон Сандерс конкретно свидетельствовал о существовании различия между содержанием приказа из Константинополя относительно депортации армян и тем, каким образом проводилась эта депортация. Правительство в Константинополе узнало, что армяне подумывают предать правительство и плетут заговор с Союзными Державами. Договорились, что, как только появится возможность, они нападут на турок с тыла и создадут независимую Армению. Таким образом, по соображениям военной безопасности правительство в Константинополе сочло необходимым депортировать армян. Что же касается характера этих депортаций, то мы должны принять во внимание, господа присяжные, что Малая Азия не совсем то место, в котором придерживаются норм поведения, свойственных цивилизованным народам. Считаю, что мне следует быть осторожным в выборе слов, т.е. тех норм поведения, к которым мы привыкли до войны. Традициям в Малой Азии всегда были свойственны жестокость и кровопролитие, и наши эксперты свидетельствовали, что в 1915 г. уже была объявлена «священная война». Когда люди, принадлежащие другим национальностям и придерживающиеся других вероисповеданий, видят, что турки депортируют всех армян в одно место, они воспринимают это, естественно, как приглашение к воинственным действиям и нападают на них. И именно так проявились зверские инстинкты людей, породившие грабежи, убийства и т.д. Свидетели-эксперты заявили также, что во время депортации солдаты, которые сопровождали караваны людей, не принадлежали больше к регулярным отборным воинским подразделениям, а скорее были «жандармами», на самом же деле бродягами, которые п о с в о е й с о б с т в е н н о й и н и ц и а т и в е с о в е р ш и л и и з в е с т н ы е н а м в с е м у б и й с т в а .
Я считаю важным сделать это отступление, чтобы показать, что выступивший здесь свидетель не приписал Талаату роль человека, персонально и морально ответственного за убийства. Различные документы, на которые хотят обратить наше внимание, не убеждают меня в обратном. Как окружной прокурор, я знаю, например, что точно такие же документы появлялись в годы революционных потрясений в нашей стране за подписью известных лиц. После войны стало известно, что их подписи были подделаны. Наконец, приговор военного трибунала в Константинополе по делу Талаата, который упоминался на этом суде, не может убедить меня в его виновности. Я не знаю, располагал ли трибунал всеми доказательствами. Быть может, однако, мы не должны забывать, что всякий раз, когда одно правительство свергается, члены пришедшего ему на смену правительства относятся к своим предшественникам как к преступникам. Вряд ли мне надо напоминать вам о событиях, приведших к власти в Турции новое правительство, о том, что правительство младотурок поддерживало дружеские отношения с Центральными Державами, в то время как новое правительство, напротив, вынуждено примкнуть к Союзным Державам. Поэтому, как я отметил выше, мы не в состоянии сказать, действовал ли трибунал в Константинополе справедливо, осуждая Талаата, или нет. Я повторяю, показания свидетелей ни в малейшей степени не подтверждают моральную ответственность Талаата за убийства армян.
Возвращаюсь к факту убийства. Как я уже отметил, обвиняемый руководствовался желанием отомстить путем убийства Талаата, который, по его убеждению, был вдохновителем и исполнителем резни армян.
Господа, этот мотив мщения отнюдь не является низким; напротив, его легко понять, поскольку человек способен любить и ненавидеть.
Позже, когда я спрошу у подсудимого, действовал ли он предумышленно, то вы легко поймете, как стремление к отмщению привело к этому предумышленному убийству. Когда вы тщательно проследите, как обвиняемый, после того как увидел разрушенный дом своих родителей в Эрзинджане, блуждал по Европе, пока не добрался до Берлина и не нашел Талаата, нетрудно будет прийти к выводу, что он был одержим фанатичной идеей мщения, которая как магнит притягивала его к дому и подъезду жертвы.
Поэтому я считаю, что заявление, которое он сделал, когда его впервые допрашивали, было абсолютно искренним. У меня нет никакого сомнения в том, что оно правдиво. В тот момент подсудимый сказал: «Как только я увидел дом моих родителей в развалинах, я захотел отомстить за их смерть. Чтобы сделать это, я пошел и купил пистолет...»
Господа, я не хочу останавливаться дальше на этом вопросе. Могут быть сомнения на этот счет. По сути, сам обвиняемый отказался от этих заявлений, сказав, что они были сделаны в то время, когда он испытывал недомогание, потерю памяти и был под влиянием потрясения, вызванного убийством. Но я хотел бы обратить внимание на заявление, которое подсудимый сделал инспектору полиции и повторил здесь на суде. По его словам, первый раз он подумал об убийстве Талаата за четырнадцать дней до фактического убийства. Поэтому мы видим, как подсудимый довел свое намерение до конца, вынашивая определенный план и взвешивая все факторы. Мы видим, как он оставил свое предыдущее место проживания; как он оправдывал это состоянием своего здоровья; как он следил за ним и выяснил, в какое именно время Талаат обычно уходит из дома; как 15 марта он положил пистолет в карман, последовал за Талаатом и затем обошел его спереди, чтобы убедиться, что это именно Талаат паша; как он позволил Талаату пройти вперед, чтобы самому оказаться снова сзади и как он выстрелил в него сзади. Он хорошо прицелился, смерть наступила мгновенно.
Чтобы еще раз убедиться в том, что это было предумышленным преступлением, давайте послушаем другое его заявление, сделанное в полиции. В ответ на вопрос: «Почему вы не выстрелили, когда вы были перед ним?», он сказал: «Я мог бы промахнуться. Он попытался бы защититься, он мог бы убежать и я не мог быть уверен, что мой выстрел сразит его насмерть».
Господа присяжные, вы также видите из этого показания, что это преступление было совершенно преднамеренно и очень спокойно. Вы помните, как он отбросил в сторону пистолет и пытался убежать. Когда его схватили и начали избивать, он заявил: «Человек, которого я убил, не немец. Я не немец. Вам, немцам, нечего огорчаться по этому поводу. Это вас совсем не касается». Принимая все это во внимание, мы можем только заключить, что убийство было осуществлено исключительно хладнокровно, оно было хорошо продумано и спланировано заранее.
Давайте теперь посмотрим на темперамент обвиняемого. Отличался ли обвиняемый горячим темпераментом или же быстрой возбудимостью? Факты свидетельствуют об обратном. Он был задумчивым и спокойным человеком, целиком ушедшим в себя. Это — не тот человек, который танцует от радости или отличается порывами страсти. Напротив, это скрытный человек, который не раскрывал своих мыслей, тщательно анализировал их и затем действовал.
Таким образом, считаю я, можно считать абсолютно объективно доказанным тот факт, что существовали основные признаки действительно предумышленного убийства. Однако все это не было бы достаточно, чтобы покарать обвиняемого. Мы должны также решить, имеются ли какие-либо оправдывающие обстоятельства, которые, как я заявил вначале, позволили бы обвиняемому избежать наказания. Именно в этом случае применяется Статья 51 Уголовного кодекса Германии; в ней говорится, что за убийство человека не подвергают наказанию в том случае, когда обвиняемый совершает этот акт не ведая этого или когда он совершает убийство под воздействием психического потрясения, которое не позволяет ему больше контролировать свои действия. Поэтому, когда дело касается действия человека, испытавшего сильное эмоциональное потрясение, закон в таком случае не считает, что это убийство уголовно наказуемо; напротив, кодекс рассматривает это как несчастный случай — просто как если бы, например, кто-то был убит ударом копыта лошади. При этих обстоятельствах, согласно закону, нет виновной стороны и по этой причине не должны быть приняты никакие меры уголовного наказания. Следовательно, мы должны определить, имели ли место какие-либо подобные обстоятельства в случае с обвиняемым.
Господа, очевидно, что если бы все эксперты-свидетели высказали такое мнение, тогда суд вынужден был бы, естественно, принять решение в соответствии с их заключением. К сожалению, однако, в данном случае у нас нет единства мнений, высказанных свидетелями. Следовательно, сам суд должен решить, применимо ли предписание Статьи 51.
Вы слышали заявления трех экспертов-свидетелей о том, что эти предписания не применимы в данном случае. Верно, что обвиняемый является эпилептиком, подвержен конвульсивным припадкам. Однако это обстоятельство само по себе все еще недостаточно, ибо обвиняемый не мог контролировать свою волю только в период этих конвульсивных припадков, хотя в другое время он вел себя как нормальный человек. По этой причине каждый раз, когда говорят, что обвиняемый страдает эпилепсией, суд и эксперты-свидетели задают следующий вопрос: «Подвергался ли он конвульсивному припадку в тот момент, когда он совершил преступление, или непосредственно перед преступлением?» Если нет, тогда он действовал как нормальный человек.
Первые три медицинских эксперта высказали такое мнение, в то время как двое других объяснили, что в момент совершения преступления обвиняемый не отвечал за свои действия.
В этом случае решение должен принять сам суд. Поэтому важно уяснить себе личность обвиняемого с учетом его поведения на суде. Я убежден, что его поведение на суде показало нам, что мы имеем дело с очень умным человеком. Его ответы были четкими и всегда по существу. Мы должны были быть свидетелями какого-то необычного поведения, но это полностью отсутствовало. Обвиняемый прожил такую же жизнь, как и все его сверстники. Его материальное благосостояние было таким, что ему совершенно не надо было искать работу. Он посещал своих родственников и друзей и брал уроки танца. Владелица дома, у которой он снимал жилье, характеризует его как спокойного и скромного человека. Таким образом, по всем признакам мы можем считать его, за исключением периодов, когда с ним случались приступы эпилепсии, умственно полноценным человеком. Следовательно, я думаю, мы должны согласиться с тремя медицинскими экспертами, которые исключают применение к этому делу Статьи 51.
Господа, вероятно, вы знаете, что в результате судебной реформы в ближайшее время вступит в силу новый Уголовный кодекс; уже подготовлен первый проект этого кодекса. Уголовный кодекс предусматривает смертную казнь за предумышленное убийство, но он признает смягчающие вину обстоятельства, которые делают возможным замену смертного приговора другим, более мягким приговором. Однако действующие сегодня законы не учитывают смягчающие вину обстоятельства. Хотя я знаю, что это для кого-то из вас будет звучать довольно жестоко, тем не менее я вынужден просить вас признать обвиняемого виновным в совершении предумышленного убийства.
Мы должны считаться не только с обвиняемым, но учесть также и жертву. Мы должны помнить, что человек лишился жизни во цвете лет. Его смерть оплакивают его вдова и родственники. Его считали великим патриотом и уважаемым человеком по крайней мере его соотечественники и единоверцы.
Наконец, господа, обстоятельства, свидетельствующие в пользу обвиняемого, будут учтены полностью соответствующим органом, если и когда будет приниматься решение о том, должен ли он быть прощен за содеянное.
В заключение я предлагаю, чтобы вы утвердительно ответили на вопросы, поставленные перед вами на этом суде и признали подсудимого виновным в преднамеренном убийстве Талаат паши.
П р е д с е д а т е л ь: Не будет ли переводчик любезен сообщить обвиняемому, что окружной прокурор просит жюри присяжных признать обвиняемого виновным в предумышленном убийстве? (Переводится).
Адвокат подзащитного Адольф фон Гордон (тайный советник юстиции)
Господа, окружной прокурор упомянул, что если признаете подсудимого Тейлиряна виновным в преднамеренном убийстве и тем самым заложите основу для вынесения смертного приговора, это не будет серьезным делом, поскольку Президент Республики несомненно помилует его.
Я не считаю позволительным таким образом влиять на вас. Если признаете подсудимого виновным, то он будет приговорен к смертной казни и никто из нас не может сказать, какое решение Президент нашей Республики примет в отношении помилования. Мы здесь должны рассматривать доказательства, а не спекулировать тем, будет или не будет помилован обвиняемый.
Я рад приветствовать в лице окружного прокурора — в некотором отношении коллегу — сторонника, правда не Тейлиряна, а Талаат паши, который рассказывал о том, чтo ему говорил тот или иной человек. Господа, я не буду следовать его примеру. Я сознательно отвергаю такой образ действия. Я располагаю массой телеграмм, и здесь в суде находится свидетель, который говорит: «Эти телеграммы подлинные. Я их подтверждаю». Я уже указывал на это во время суда. Я внес предложение и затем снял его, ибо нам важно решить вопрос не о том, виновен ли Талаат в убийстве армян, а скорее, убеждены ли подсудимый и другие армяне в том, что Талаат является виновной стороной.
Вы дали понять, что в этом отношении вы верите подсудимому. И если во время суда возникло какие-то сомнения, то они были рассеяны показаниями епископа Балакяна, который заявил: «Мой профессор и я, будучи высланными вместе, пошли к вали Чангере. Мы попросили его помочь нам. Он показал телеграмму, в которой Талаат запрашивал: «Сколько депортированных живы и сколько мертвы?» Мы все поняли значение этой телеграммы. Это был единственный случай, когда перед вами был поставлен вопрос о вине Талаата. Мы воздерживались от предъявления вам других доказательств на этот счет. Достаточно сказать, что в течение нескольких месяцев из 1 800 000 армян, проживавших в Турции, 1 400 000 были депортированы и 1 000 000 из них были убиты. Я предоставлю вам решить, возможна ли такая массовая и методичная депортация без указаний сверху. Действительно ли турецкое правительство не в силах было принять какие-то превентивные меры? Вы верите в это? Я, конечно, не могу поверить.
В качестве третьего предварительного наблюдения окружной прокурор напомнил, с некоторым сомнением и озабоченностью, приписываемое обвиняемому заявление, которое тот сделал на следующий день после инцидента. Эти высказывания якобы доказывают, что обвиняемый заранее задумал это убийство — что обвиняемый решил убить Талаата сразу же после резни, когда он увидел разрушенный дом своих родителей.
Господа, мы не должны рассматривать несущественные свидетельства. Перед вами сидит человек, который служил переводчиком во время первого допроса. Переводчик считал обвиняемого человеком, достойным огромного уважения, и он сам был столь восхищен тем случившимся, что воспринял это как великое событие. Вы слышали, как он заявил, что обвиняемый в тот момент находился в состоянии психологического шока. Его лихорадило, он был ранен, избит и истощен до такой степени, что он утвердительно отвечал на все вопросы, которые ему задавали. «Да, только оставьте меня в покое. Я знаю, чтo я сделал и то, что сделал — хорошо. Сейчас я хочу, чтобы вы меня не беспокоили больше». Переводчик далее сообщил в своих показаниях, что его попросили перевести эти слова обвиняемого. Он сказал им: «Если бы вы задавали ему вопросы в негативной форме, то он все равно отвечал бы «да». Когда переводчика затем попросили подписать показания обвиняемого, он сказал: «Я не подпишу это, потому что это не совсем точно». Таким образом, мы должны рассматривать только показания, представленные на этом суде; председатель суда уже предложил поступить таким образом.
Обвиняемый родился в Пакариче и переехал в Эрзинджан, когда ему было четыре года. Этот город, один из самых крупных в регионе, находится на расстоянии 100—150 км к западу от реки Гарин, одном из двух притоков реки Евфрат, которая доходит почти Эрзерума. Оттуда широкая долина тянется на юг в направлении к тем местам, куда позже выслали армян.
В Эрзинджане проживало около 20 000 армян и приблизительно 25 000—30 000 турок. Родители обвиняемого принадлежали к среднему классу. Отец подсудимого был довольно преуспевающим купцом. Его родители накопили скромные сбережения. Это была большая и добрая семья. На ней в какой-то степени сказалась война, но до июня 1915 г. все было спокойно и в порядке.
Затем из Константинополя поступила ошеломляющая весть о том, что армян депортируют. Было объявлено: «Вы должны собрать все, что вы можете нести на себе несколько дней, поскольку вы будете депортированы». 10 июня началась депортация. Первыми депортировали богатых и обеспеченных, которые имели лошадей и повозки. Это была первая партия. Подсудимый и его родители оказались во второй партии. Подсудимый не в состоянии сообщить, какова была численность этой партии депортированных. За этими группами депортированных последовали многие другие. За чертой города к ним присоединились другие армяне, изгнанные из соседних деревень. Подсудимый не смог увидеть хвост этой колонны: он шел в середине со своей 15-летней сестрой. Я полагаю, что с ним была также его 16-летняя сестра. Его 26-летняя сестра и ее ребенок тоже были там. Кроме того, там были два его брата — 22 и 24 лет — и, наконец, его мать и отец, которым было соответственно 50 и 55 лет. Таким образом, вся семья шла за своей повозкой, запряженной волами.
Как только они прошли небольшое расстояние, на них напали. Кто напал на них? Жандармы — генерал Лиман фон Сандерс описал их — а также банды курдов, турок и других. Сначала они отобрали у армян все оружие, вплоть до зонтов; затем отобрали деньги, золотые изделия и продукты питания. Они лишили женщин чести, чтобы удовлетворить свою скотскую похоть. Молодых девушек, среди которых были 15- и 16-летние сестры обвиняемого, затащили в кусты. Их родители и сам обвиняемый, которые находились в кювете, слышали их вопли и поняли, чтo происходит с ними. Они больше никогда не видели этих девушек. Обвиняемый смог увидеть труп одной из своих сестер, когда он пришел в сознание. А что же случилось с его братьями? Голова его 22-летнего брата была рассечена пополам топором и это потрясло его больше всего. Даже сегодня подсудимому видятся эти ужасные картины, когда он теряет контроль над собой. На его глазах его мать, пораженная, наверно, пулей, упала как подкошенная. Другие бесследно исчезли, хотя подсудимый все время пытался найти их, размещал газетные объявления в разделе о пропавших людях.
Подсудимый не имел возможности увидеть больше, ибо его тоже ударили по голове сзади тяжелым предметом. Даже сейчас врачи могут подтвердить наличие шрама от нанесенной ему раны. Страшной силы удар — это единственное, что он помнит. Он упал на землю без сознания и только вечером пришел в себя в окружении тысяч трупов. Он обнаружил, что выстрелом ранен в руку и саблей в колено. Шрамы от тех ран все еще видны. В полутьме он смог определить, где находится, и даже пытался найти тела своих родителей, братьев и сестер. После этой резни он не нашел ни одного живого человека. Покинув это место, он попытался найти какое-то убежище. Он ушел в горы, которые хорошо знал. Добрая курдская женщина приютила его на время, пока не зажили его раны. Затем он отправился в путь, пока наконец после месяца скитаний не добрался до границ России. Пограничный дозор арестовал его, но затем отпустил. Российские армяне радушно приютили его, затем помогли добраться до Персии, где он смог найти работу и торговлей зарабатывать на жизнь.
Господа, эта ужасная резня вызывает такое потрясение, что вначале мы сомневались, поверят ли господа присяжные показаниям подсудимого. Несколько дней назад оппоненты опубликовали сенсационную брошюру, озаглавленную «Тайна убийства Талаат паши»; это было проявление дурного вкуса. Конечно, там нет никакой тайны, поскольку вопрос вполне очевиден. Ничего в этой брошюре не заслуживает доверия. «Молодой армянин, утверждается в ней, взял на себя обязательство убить Талаат пашу» (подразумевается, что за этим событием стоит какая-то крупная держава). В брошюре также говорится: «Он был орудием варварского фанатизма, который характеризует его расу; он действовал бездумно и не ведая что творит. Его трогательная история о том, как турки расправились с его родителями, очевидно, ставит целью добиться сочувствия судей». Если бы автор той брошюры был в этом зале вчера и услышал показания г-жи Терзибашян, он, конечно, ушел бы с сильным желанием отказаться от своих слов.
Мы хотели бы представить суду даже более подробные доказательства. В зале суда присутствуют две немецкие сестры милосердия, которые были в Эрзинджане в тот самый момент и которые направили в Министерство иностранных дел доклад об имевших там место событиях. Я решил не допрашивать этих свидетелей, поскольку достаточны были показания нашего свидетеля г-жи Терзибашян; спустя три недели после тех событий наш свидетель, направляясь из Гарина, прошла в составе такой же большой колонны через Эрзинджан и через ущелье Кемах. Я не хотел бы повторять ее слова, чтобы описать те страшные события. Она уже говорила нам о трупах, которые оставались после предыдущих колонн. Она рассказала нам, как мужчин и детей сбрасывали в реку. Все эти существенные свидетельские показания соответствуют в точности показаниям Тейлиряна и именно поэтому я упоминаю это здесь. То, что Тейлирян говорил на суде — это правда, а не «сенсационная история».
В 1917 г. в России произошла революция. Захватив Карин (в провинции Эрзерум), русские продвинулись до Эрзинджана. Подсудимый, который в то время жил и работал в Персии, услышал о наступлении русских и решил вернуться в Эрзинджан, чтобы узнать, жив ли кто-либо из членов его семьи и вообще узнать, как обстоят там дела. Он приехал в Эрзинджан и увидел разрушенный отчий дом, но там все еще осталось достаточно, чтобы напомнить ему о любимых, с которыми он прожил и провел свои юношеские годы. Он вспомнил свой счастливый дом, каким он выглядел раньше, и когда взглянул на развалины, вспомнил сцены резни и потерял сознание.
Там впервые с ним случилось то, что позже было установлено как приступы эпилепсии. Позже эти приступы случались с ним все чаще, причем они сопровождались ощущением трупного запаха, воскрешением в памяти сцен резни, душевными потрясениями, упадком сил и обмороками.
Что же он увидел, когда вернулся в Эрзинджан? Из 20 000 проживавших там армян остались только три семьи, которые спаслись лишь потому, что приняли мусульманство, и еще несколько человек. Всего там было примерно 20 выживших армян.
Господа присяжные, такие впечатления нельзя забыть никогда. Подсудимый тогда вспомнил, что его родители прятали свои сбережения, заработанные тяжелым трудом. Он начал искать, не осталось ли что-нибудь. Все в доме было разграблено и разрушено, но свыше 4 000 золотых монет оставались там, где их спрятали. Он взял деньги, надеясь найти кого-либо из членов семьи, и отдал их на хранение одному из своих родственников в Сербии. Этот родственник сейчас находится в зале суда; мы попросили его приехать, чтобы дать показания о семье подсудимого. Однако нам не нужно больше допрашивать его. Спустя месяц подсудимый ушел из Эрзинджана в Тифлис вместе с русской армией, которая отходила к границе России. Там он опять занялся торговлей и именно там в 1918 г. он купил пистолет.
Как я уже упоминал, подсудимый вернулся в Эрзинджан в 1917 г., т.е. спустя два года после резни. Он оставался в Тифлисе до 1919 г. Затем, когда положение в Турции изменилось, он перебрался в Салоники и оттуда в Сербию, но не для того, чтобы увидеть своих родственников или развлечься, а чтобы найти подходящую работу. Он вернулся затем в Салоники и в начале 1920 г. поехал в Париж, чтобы выучить французский, поскольку этот язык был официальным в торговых операциях в Турции. Он оставался в Париже в течение десяти месяцев и учился весьма упорно. Он уже мог относительно свободно читать французские газеты и говорить по-французски, хотя учил этот язык очень недолго. Затем он решил, что карьера торговца, сопряженная с постоянными разъездами, не подходит ему и подумал, что лучше будет, если он поедет в Берлин и выучится на механика. Он хотел поехать из Парижа прямо в Берлин, но ему сказали, что очень трудно получить германскую визу. Один пожилой армянин посоветовал ему поехать пока в Женеву, где у этого армянина было жилье, и тогда, выдав себя за жителя Швейцарии, легче будет получить в германском консульстве визу, чтобы поехать в Германию.
Тейлирян тогда поехал в Женеву и оттуда в Берлин по восьмидневной визе. Срок этой визы был продлен в Берлине, как ему и сказали в Женеве.
<...>
В Берлине он начал упорно изучать немецкий и встречаться с другими армянами. Он был грустен и, казалось, занят своими мыслями, поэтому его друзья пытались развлечь его и в то же время предоставить возможность выучить немецкий язык. Трое из них начали брать уроки танца. Тейлирян не хотел встречаться с девушками; напротив, вы слышали от свидетелей, как наивно и просто он разговаривал с немками и то, видимо, чтобы практиковаться в немецком; и тогда он вел себя как-то застенчиво.
Кроме этого в свое свободное время он занимался музыкой, играл на мандолине и пел грустные армянские песни. Иными словами, он не проявлял никаких иных желаний, кроме желания лучше выучить немецкий, чтобы иметь возможность поступить в колледж. Его учительница уже выступала на суде. По ее словам, Тейлирян показался ей исключительно прилежным и несколько застенчивым молодым человеком. Однако на последних нескольких уроках он был настолько взвинчен, что на занятиях не мог сосредоточиться. Из-за того что с ним случались припадки эпилепсии, он обратился к психиатру профессору Кассиреру. Профессор выписал ему лекарство, которое оказывало на него наркотическое воздействие. Тем не менее он продолжал свои занятия до 26 февраля. После этого каждое утро он занимался самостоятельно по немецкому учебнику. Короче, он упорно стремился к своей цели — получить высшее образование в Германии.
Интересно заметить — и это было отмечено всеми свидетелями — что он был исключительно молчалив и сдержан и не проявлял внешне свои глубокие личные переживания. Любой, кто пережил по-настоящему глубокую трагедию, конечно, не говорит об этом с удовольствием. Тейлирян вряд ли когда-либо говорил о пережитой им трагедии с Апеляном или Терзибашяном. В тех случаях, когда он должен был говорить об этом, как например с профессором Кассирером, он лишь вскользь касался этого предмета. Он еще раз напомнил об этом в беседе со своим преподавателем, когда они столкнулись со словом «место рождения» в тексте для перевода; тогда подсудимый сказал: «У меня нет больше места рождения. Вся моя семья уничтожена». Однако, как правило, на эту тему он предпочитал говорить откровенно только со своим единственным другом, г-жой Терзибашян, которая пережила те же самые ужасы и полностью понимала его.
Таким образом, налицо определенная постоянная сдержанность. Однажды, когда он увидел книгу д-ра Лепсиуса в руках у Апеляна, он вырвал ее у него со словами: «Оставь в покое старые раны. Давай уйдем».
Господа присяжные, перед вами не тот человек, который постоянно старался возродить в памяти те ужасы, напротив, он пытался забыть их и говорить о них как можно меньше. Поэтому он, конечно, страдал внутренне вдвое больше.
В этот период с ним произошел случай, который словно удар молнии пронзил его и лишил спокойствия. Это произошло тогда, когда подсудимый столкнулся с тремя туркоговорящими людьми на Гарденбергштрассе. Двое из них назвали третьего «пашой». Этот человек привлек внимание Тейлиряна; он взглянул на него более внимательно. Он сравнивал его с фотографией, которую видел когда-то, и пришел к выводу, что этот человек должно быть Талаат паша. Он увидел, как один из двух других вошел в дом 4 по Гарденбергштрассе вместе с Талаат пашой, в то время как третий почтительно распрощался с ним. Тейлирян пришел к выводу, что в этом доме живет Талаат. Это случилось в середине января этого года.
Интересно заметить, что Тейлирян не сказал никому об этом. Он не хотел испытать эмоционального стресса и не считал нужным говорить с кем-нибудь на эту тему.
Эта встреча не вызвало у него желания убить Талаата. Поэтому он ничего больше не сделал. Глубокое чувство, которое он испытал тогда, прошло, и у него не возникла мысль о мести.
Он продолжал вести обычную жизнь, пока, спустя пять или шесть недель, ему не приснился сон, столь отчетливый, что он был похож на видение. Перед ним возник труп его матери. Он сказал ей: «Я видел Талаата». Его мать ответила: «Ты видел Талаата и не отомстил за убийство матери, отца, братьев и сестер? Ты мне больше не сын!»
Именно в этот момент подсудимый подумал: «Я должен сделать что-то. Я вновь хочу быть сыном моей матери. Она не может отвернуться от меня, когда я окажусь с ней в раю». Как объяснили доктора, это видение исчезло, когда он проснулся.
Совершенно очевидно, что такое видение играет совершенно другую роль в жизни пылких уроженцев Востока, чем в жизни родившихся на Западе, которые смотрят на подобные вещи с философской и медицинской точек зрения. Я напомню вам одно место из Библии, где говорится: «И ангел предстал перед ним во сне». Такое видение или телесное восприятие оказало решающее воздействие на Тейлиряна. На следующее утро он отправился на работу, но не сказал об этом сне своему соотечественнику Апеляну. Он находит председателя Ассоциации армянских студентов, который бегло говорит по-немецки, и вместе с ним идет на Гарденбергштрассе с намерением, — а не потому, что его «притягивало как магнитом», как утверждает окружной прокурор, — снять с его помощью комнату, из которой он может следить за Талаатом. Он находит такую комнату на первом этаже дома 37 по Гарденбергштрассе.
В этой связи мы должны также учесть его болезнь, которая делала необходимой аренду солнечной комнаты, отапливаемой электричеством, а не газом. Поскольку комната в доме 37 по Гарденбергштрассе отвечала всем этим условиям, он снял ее 3 марта, на следующий день после того как он увидел во сне свою мать. Но поскольку в это новое жилье можно было вселиться только после 5 марта, то подсудимый должен был прожить в своей прежней комнате еще два-три дня. После того как он оформил аренду на новое жилье, обвиняемый пошел к Апеляну и сказал ему: «Послушай, в субботу я переезжаю в мою новую комнату». Он потерял месячную арендную плату, которую он внес заранее за свое прежнее жилье. Он пошел на эту жертву, чтобы вселиться в новую комнату. Он думал так: «Я решил убить Талаата, поэтому я должен быть ближе к нему». В тот момент подсудимый хотел убить Талаата.
Здесь я существенно расхожусь с окружным прокурором вот по такому вопросу. Вы слышали, как председатель суда повторил вопрос подсудимому, после того как последний сказал что-то. Подсудимый не понял вначале вопроса. Тейлирян ответил, сказав, что после того как он переехал на новое место жительства, он вспомнил, что он — христианин (между прочим, армяне относятся к числу самых первых в мире христианских народов) и что существует заповедь, запрещающая убийство. Осознав это, он почувствовал полное нежелание совершить акт насилия и отказался от решения, к которому пришел несколько ранее. У него тогда возникло сомнение, которое он описал выразительно: «Когда я чувствовал недомогание и представлял себя страшные картины резни, я был полон решимости убить Талаата. Но когда я чувствовал себя лучше и мог контролировать свои эмоции, мне становилось ясно, что я не должен убивать его». Все доктора согласились, что нет ничего странного в том, что говорит обвиняемый. Они заявили: «Трудно было добиться что-либо у этого человека». Мы, три защитника, можем подтвердить это. Когда он не может сказать что-нибудь с чистой совестью, он не будет говорить это. Очень трудно проникнуть в его внутренний мир и получить информацию, особенно благоприятную для него. Поэтому надо верить всему тому, что он говорит.
Однако существуют внешние обстоятельства, которые подтверждают показания Тейлиряна о том, что когда он переехал на новое место, он больше не испытывал прежнего желания убить Талаата. В то время, когда он жил там, он не предпринимал ничего в этом направлении. Например, он никогда не спрашивал сторожа, в какое время Талаат обычно уходит из дома. Он даже не интересовался, действительно ли Талаат живет в том доме. Короче, Тейлирян продолжал жить и работать в обычном ритме — он совершенствовал свое знание немецкого языка, играл на своем музыкальном инструменте. Лекарства, выписанные ему профессором Кассирером, вызвали у него упадок сил, поэтому он вынужден был прекратить занятия. Он посетил своего репетитора и сказал ей, что надеется возобновить занятия через несколько дней. Нельзя сказать, что в течение этих первых 10 дней велась какая-то подготовка к убийству Талаата.
Теперь наступает день, о котором идет речь, — 15 марта. Его домохозяйка заявила на суде, что в то самое утро он выпил как всегда чай, но на этот раз несколько больше коньяка, чем обычно. Бутылка коньяка была куплена накануне. Следует учесть, сколько в бутылке осталось коньяка 15 марта. Служанка заявила, что была выпита одна четверть или одна треть, а не одна треть литра. Это, как наконец было установлено, — правда. Показание медицинского эксперта д-ра Штёрмера о том, что подсудимый выпивал, чтобы набраться храбрости, абсолютно неверно. Он пил коньяк с чаем, ибо у него было расстройство желудка. Он наливал коньяк в отдельный бокал, чтобы установить нужное количество и затем смешать с чаем. Он занимался лишь лечением.
Идея о том, что подсудимый пил коньяк в 9 утра в тот день, чтобы набраться храбрости, не выдерживает критики. На самом деле как мог Тейлирян знать, что Талаат появится на балконе и затем выйдет на улицу в то утро, когда он не видел Талаата предыдущие десять дней? Как он мог предвидеть это? Здесь нельзя установить никакой связи.
Но затем в 12 часов утра Тейлирян увидел Талаата, стоящего на балконе в лучах солнца. Он также открыл свое окно. Он расхаживал по своей комнате читая и переводя текст из своего немецкого учебника. В тот момент, когда он увидел на балконе с виду счастливого человека, спокойно наслаждающегося лучами солнца, кровь, конечно, ударила ему в голову. Но даже тогда Тейлирян отверг мысль об убийстве Талаата.
Талаат покинул балкон и вернулся в свою комнату, и по всем практическим соображениям дело закончилось бы на этом в тот день. Но вдруг, спустя четверть часа, Талаат вышел из дома. Тейлирян все еще стоял у окна, он увидел его. Все ужасы резни вновь вспомнились ему. Он вспомнил своих родителей, бросился к своему чемодану, взял револьвер, надел пальто, схватил шляпу, выскочил на улицу, стремительно бросился в сторону Талаата и выстрелил.
Выстрелил ли он спереди или сзади, для меня это не имеет значения.
Господа, по мнению окружного прокурора, все это свидетельствует о предумышленном характере убийства. По-моему, в тот момент этого человека захлестнула волна эмоций. Поэтому он не выбросил, как заявляет окружной прокурор, свой револьвер, как это делает человек, который не хочет выглядеть подозрительным; просто он позволил револьверу упасть на землю, как это обычно делает человек, который говорит: «Теперь я отплатил свой долг». Естественно, он убежал, чтобы подальше уйти от прохожих, но был быстро схвачен.
Спустя пять секунд после происшествия Тейлирян сказал: «Это не касается немцев. Он — иностранец, и я — иностранец». Он повторил эту фразу. Я не склонен видеть ничего предумышленного во всем случившемся.
Господа, это просто инцидент. Вот что произошло до этого инцидента. Вот этот человек. Теперь я в свою очередь выскажу вам как юрист свое мнение по вопросу: «Как судить об этом акте?»
Я пока не хочу касаться вопроса: «Несет ли он ответственность за этот акт или нет?» Затем, естественно, я должен задать вам следующий логический вопрос: «Произошел ли этот инцидент предумышленно?» Конечно, нет вопроса о том, что этот акт был совершен осознанно.
Господа, есть вопрос, на котором окружной обвинитель остановился недостаточно. Короче, слова, которые использовал окружной прокурор — «Он, кто с готовностью убил» — неверны. С юридической точки зрения правильнее спросить: «Совершил ли подсудимый убийство предумышленно?»
Верховный суд нашей страны — председатель суда, конечно, скажет вам об этом позже, когда будет инструктировать жюри присяжных — вынес решение, которое рассматривается в восьмом томе, где очень ясно указывается, что существует разница между нашим нынешним правом и предшествующим ему прусским правом. По прусскому праву следует спросить, явилось ли решение совершить преступление результатом обдуманного шага.
Таким образом, по этому прежнему праву, в том случае когда решение совершить преступление принимается в течение четырнадцати дней до факта преступления, тогда оно безоговорочно считается заранее продуманным преступлением.
Сегодня речь идет не об этом. Фактически, действующее сейчас право полностью отвергает предыдущее право. Верховный суд категорически считает, что время совершения преступления имеет решающее значение.
Поэтому важно знать, когда возникло решение совершить преступление. Чтобы судить, было ли это продуманным заранее преступлением, мы должны взвесить и решить, был ли этот акт в момент его совершения заранее продуманным или же подсудимый действовал под влиянием гнева и ярости, сильных эмоций и психологического стресса.
Я не хочу даже пытаться ответить на этот вопрос. По-моему, ответ кроется в самом существе акта. Однако я хочу подчеркнуть, что Верховный суд этой страны очень четко объяснил различие между продуманностью и эмоцией.
Господа, я вынужден обсудить этот вопрос о продуманности. Тем не менее я выступаю против этой идеи в какой-то степени потому, что мы, адвокаты защиты, должны просить вас с чистой совестью и глубоким убеждением отрицательно ответить на вопрос: «Виновен ли обвиняемый в совершении акта убийства?»
Вы знаете — председатель суда скажет вам — что первый вопрос начинается следующими словами: «Виновен ли он<...>?». Вам будут заданы отдельные вопросы по поводу того, совершил ли он акт, будучи не в своем уме и т.д. Упор делается на слово «виновен». Ваш ответ на вопрос о «виновности» является также вашим ответом на вопрос о том, отвечал ли подсудимый за свои действия в тот момент, когда он совершил этот акт.
Мы услышали целую гамму мнений психиатров относительно вопроса об «ответственности».
Нарушение нормального функционирования эмоций человека рассматривается в законе в контексте отсутствия свободы воли. Действительно, господа, крайне интересно видеть, как психиатры развивали свои теории перед нашими глазами за явным исключением д-ра Штёрмера, консультанта суда, который, до того как выступить с показаниями, уже пришел к окончательному выводу и изложил его в письменной форме. Кроме него, все другие впервые сталкивались с таким вопросом на суде и даже спорили между собой. У вас, должно, быть сложилось, конечно, такое же впечатление.
Д-р Штёрмер, наш очень опытный судебный медик, не являющийся тем не менее психиатром, пришел к заключению, что мы сталкиваемся здесь с обычной физической эпилепсией. Он основывал свое показание на этом заключении.
Вы все знаете, что эпилепсия в ограниченной степени влияет на эмоциональную стабильность. И тем не менее д-р Штёрмер задает следующий вопрос: «Такой ли это тип эпилепсии, который влияет на эмоциональную стабильность в такой степени, что полностью исчезает свобода воли?» Он дает следующий ответ: «Свобода воли уменьшается, но полностью не исчезает».
Позже профессор Липманн квалифицированно высказал другую точку зрения, а именно, что эпилепсия в этом случае не является телесной болезнью. Эпилепсия не привела к сбою в деятельности центральной мышечной системы и не является болезнью отдельных нервов. Скорее, это — результат сильного физического воздействия, которое породило нынешнее состояние, похожее на телесную эпилепсию.
В какой-то степени все пережитое им прежде, особенно то, что он увидел, когда вернулся в родительский дом, сделали подсудимого физически больным. Профессор Липманн заявляет, что над подсудимым в какой-то степени довлело все увиденное им прежде, он был во власти памяти и всего того, что исходило из этой памяти. Он также находился полностью под воздействием образа приснившейся матери и данных ею наставлений.
Профессор Липманн заявляет, что Тейлирян жил под постоянным стрессом. У него случался приступ болезни каждый раз, когда в его памяти возрождались сохранившиеся образы и ощущение трупного запаха начинало преследовать его. Кроме того, он находился под огромным психологическим стрессом, под воздействием непреодолимой силы. Он был эмоционально больным человеком с минимальным чувством ответственности.
Но этот престарелый, осторожный доктор приходит к заключению, что не было полного отсутствия свободы воли. «По крайней мере, говорит он, по крайней мере, что касается меня, должен сказать, что не могу прийти к какому-то другому заключению».
Поэтому он, как доктор, обязан принять во внимание позитивные факторы. Он не может сказать: «Я принимаю во внимание крайне невероятные возможности». Он должен иметь позитивное медицинское доказательство, чтобы основать на нем свой диагноз. Таким образом, как психиатр, он не может прийти ни к какому другому заключению. Однако в осторожной манере он добавляет: «С моей стороны, я не могу дать другое заключение; однако только лишь на волосок отличается состояние подсудимого от состояния, когда полностью отсутствует свобода воли».
Профессор Кассирер по существу пришел к такому же заключению.
Остальные психиатры также отвергли мнение д-ра Штёрмера о том, что в данном случае мы имеем дело с эпилепсией и что эпилепсия повлияла на эмоциональную стабильность обвиняемого. Все они пришли к заключению, что эмоции, эмоциональное расстройство были основной причиной его состояния. Профессор Кассирер говорил об «обманчивом искажении реальности». Он подчеркнул, что каждый раз, когда обвиняемый чувствует недомогание, он возрождает свою память с нарастающей интенсивностью; он пришел к выводу, что в результате этого существует основополагающий фактор болезни, который почти позволяет применить Статью 51. (Это та статья, в которой говорится о полном отсутствии свободы воли.) Различие между положениями этой статьи и обоснованным медицинским диагнозом обвиняемого является минимальным с точки зрения этого психиатра. Профессор Кассирер затем добавил, что как психиатр он не хочет сказать ничего больше этого, ибо тогда он перешел бы допустимые для его профессии границы и вступил бы в область, которая является прерогативой судьи или, в данном случае, жюри присяжных.
В ответ на вопрос, заданный ему моим коллегой Вертхауером, профессор Кассирер завил: «Как медик я не могу дать ответа на это». Он добавил: «Вообще говоря, можно лишь строить догадки в отношении состояния обвиняемого во время совершения преступления».
Сейчас мы переходим к более молодому поколению, и это представляет интерес с психологической точки зрения.
Известный психиатр, профессор Форстер, вначале соглашается с мнением профессора Липманна и профессора Кассирера. Но позже, руководствуясь опытом, полученным в годы войны, и учитывая психические заболевания, вызванные войной и другими подобными факторами, профессор Форстер выражает скептицизм. Мне было известно, что он принадлежит к той группе врачей, которым трудно согласиться с применением Статьи 51. «В этом случае сыграла свою роль очень серьезная болезнь, заявляет он. Психиатру очень трудно ответить на последние несколько вопросов, ибо как ученые мы, психиатры, вообще не можем признавать существование свободы воли».
Но именно в этом случае малейшее отклонение в значении слов играет очень важную роль. Когда поднимается вопрос о свободе воли, то возникает трудная ситуация и требуется утвердительный или отрицательный ответ. Пожалуйста, обратите особое внимание именно на эти последние слова. Я скоро остановлюсь на них.
Затем мы слышали специалиста по мышечным заболеваниям д-ра Хааке, который обследовал подсудимого 4 февраля 1921 г. Он, в общем, согласился с диагнозами трех предыдущих психиатров. Однако в своем заключительном заявлении он добавил: «Я все-таки иду дальше. Это такой случай, когда человек перенес эмоциональный припадок, и убийство было совершено под воздействием возникших в его уме образов. Я считаю, что он совершенно не отвечал за свои действия».
На самом деле окружной прокурор ясно признал, что изложенное мною выше — устами медицинских экспертов — абсолютно верно.
Как я уже упоминал — и как вы сами можете видеть — более молодое поколение (даже если профессору Форстеру уже 42 года) готово сделать шаг вперед, в то время как старое поколение проявляет больше осторожности. «Это очень трудное дело. Мы все опасаемся сказать больше, чем мы в состоянии сказать как ответственные врачи. Тем не менее мы вместе с тем не хотим также быть банальными. Могут быть сомнения». Более пожилые психиатры также заявляют это.
Поэтому вся ответственность падает на ваши плечи и это справедливо. Господа, я могу вообще сказать вам, что роль медицинских экспертов — и в этом плане всех экспертов — сводится только к тому, чтобы помочь судье. Они помогают нам прийти к решению, но только судье принадлежит последнее слово.
Тем не менее мы сделали еще один шаг вперед. Другой суд высшей инстанции, Военный трибунал, вынес два очень интересных решения, касающихся этого дела. В 14-м томе решений трибунала, говорится следующее:
«Что касается Статьи 51 Уголовного кодекса, то роль медицинских экспертов кончается тогда, когда они высказывают и обосновывают свое мнение в той степени, в какой оно касается психических заболеваний. Им не положено решать, отсутствует ли ввиду психического заболевания свобода воли или — что имеет такое же значение — несет ли обвиняемый ответственность за свои действия и должен ли он или не должен быть осужден. Решение этого вопроса является исключительной прерогативой суда».
Решение такого же характера можно найти в 17-м томе, где говорится:
«Судебно-медицинские эксперты проводят обследование, чтобы выяснить, было ли нарушено психическое состояние обвиняемого в момент совершения акта или оно не было нарушено. Отвечал ли обвиняемый за свои действия или не отвечал — это правовой вопрос и должен решаться судьей».
Но на самом деле мы не должны принимать никакие такие решения, ибо, как я уже напоминал, вы по существу свободны принять для себя решение. Даже когда речь идет о психической болезни, мы не связаны мнением медицинских экспертов.
В вопросе о свободе воли, который является здесь предметом обсуждения, мы сталкиваемся с новым явлением, которое медицинские эксперты не могут объяснить нам. Профессор Форстер указал, что медицинская наука вообще не признает свободу воли.
Вопрос о свободе воли, как хорошо известно, является одной из тех проблем, которая чаще всего обсуждается не только философами, но также и богословами. Естественно, наш Уголовный кодекс не признает никакой ссылки на этот фактор, никак не поддающийся экспериментальному исследованию. Концепция свободы воли считается фундаментальным принципом кодекса, основанного на выводах, вытекающих из повседневной жизни. Закон допускает — и он должен делать так в интересах стабильности общества — что взрослый и психически здоровый человек должен обладать достаточной силой воли, чтобы противиться порыву совершить действие, которое наказуемо по нашей юриспруденции, и что он должен действовать в соответствии с общей концепцией правосознания.
Теперь я вернусь к тому, что я несколько раньше просил вас запомнить. Профессор Форстер пошел еще дальше и сказал: «Как бы то ни было, здесь имеются обоснованные сомнения». И вот я со всей уверенностью утверждаю, что Верховный суд в своих многочисленных решениях указывает на то — что само по себе понятно — что никогда нельзя ставить вопрос так: «Имеется ли здесь в положительном смысле такое нарушение, которое является препятствием для свободы воли?» Напротив, необходимо придти к положительному убеждению, «что этот человек полностью ответственен». Даже малейшее сомнение в наличии свободы воли в момент совершения деяния должно быть достаточно, чтобы оправдать вынесение вердикта «не виновен». Если бы требовалось обосновать вердикт, то тогда недостаточно было бы лишь негативно констатировать, что в этом случае указывали на обстоятельства, которые ставили бы под сомнения наличие свободы воли. Таким образом, абсолютно необходимо было бы доказать противное, а именно, «этот человек был ответственен за свои действия».
И мне кажется, господа, что Верховный суд дал нам направляющую нить и в другом главном вопросе: когда отсутствует свобода воли? Причем ответ предельно ясный, яснее, чем у медиков, которые вообще не признают свободу воли.
Я привожу дословно одно из решений Верховного суда: «Свобода воли отсутствует там, где в результате болезненного расстройства определенные представления или чувства или постороннее воздействие настолько сильно действует на волю, что определение воли разумным взвешиванием исключается. Поэтому лишь в том случае, когда творцом решения является совокупность душевных сил, Я в целом, тогда лишь ответственность за осуществление его можно приписать самому Я как выразителю этой целостности».
И далее: «<...>если навязчивая идея, которая целиком владеет личностью, только сама является причиной осуществления поступка, а все остальное отодвинуто на задний план, то поступок совершает не Я в целом, а лишь болезненная частица Я».
Допустим, вы согласны с этой точкой зрения, скажите мне тогда, можете ли вы категорически утверждать, что подсудимый в тот момент, когда он увидел Талаата выходящим из дома, когда принял решение, вытащил револьвер из чемодана, выбежал на улицу и выстрелил в него, можете ли вы утверждать, что в этот момент он был абсолютно способен контролировать свои физические способности принять решение или это были образ его покойной матери и воспоминания о своем подвергшемся мученичеству народе, которые терзали его и побудили взять в руки револьвер? Я считаю недопустимым категорически утверждать обратное.
Врачи ставят вас в трудное положение. Они считают, что вы несете ответственность за ответ. Двое из врачей заявили: «Нет, нельзя считать точно, что он был ответственен за свои действия»
Я считаю, что сказаннго мною достаточно, чтобы вы определили тот путь, по которому вы должны следовать, столкнувшись с бесконечно трудной проблемой.
Я знаю, что можно сказать следующее: перед нами здесь достойный сожаления трагический случай; человек, будучи гостем в нашей стране, в Германии, убит.
В настоящее время во всех частях мира ведутся военные действия. Война между турками и армянами продолжается по сей день, кровь льется повсюду. Окружной прокурор уже упомянул об этом. При этих обстоятельствах легче воспринять случай, который произошел в Германии.
Каждый человек должен знать, что в период правления Талаата пролилось море крови, кровь по меньшей мере одного миллиона армян — детей, женщин, стариков, здоровых и мужественных мужчин. Если на Гарденбергштрассе добавилась к этому еще одна капля крови, то мы должны утешить себя тем, что нам суждено жить в это ужасное время.
Я далек от того, чтобы вынести окончательное суждение об этом человеке — Талаате. Я уже сказал то, что можно было сказать беспристрастно. Тем не менее хочу высказать еще одну мысль. Конечно, Талаат, как и его друзья, стремились уничтожить армянский народ, чтобы создать исключительно турецкое государство. Конечно, чтобы добиться этой цели, он использовал методы, которые, мы, европейцы, считаем недопустимыми. Возможно, несправедливо, когда говорят, что в Азии, где человеческая жизнь так мало ценится, подобные зверства воспринимаются нормально.
В конце концов, разве не в Азии проживают представители разных мировоззрений и, прежде всего, буддисты, которые с особой любовью берегут человека и даже животных? Но, тем не менее, я бы лично не считал Талаата лично ответственным, ибо я должен учесть и более высокие побуждения. Это — теория, которую излагали два выдающихся француза — Гюстав Лебон и Анри Барбюс — в отношении ужасов Мировой войны.
Теория гласит: за отдельными действующими лицами стоят определенные духи или демоны, которые руководят ими. Они претворяют в жизнь концепции, правдивые или неправедные, а также занимаются массовым внушением, которое определяет действия людей, словно они пешки. Эти люди думают, что они предпринимают эти действия по своему собственному желанию, хотя в действительности они поступают так под воздействием.
Каким бы ужасным ни был поступок, который рассматривается здесь, мы не должны проявить ограниченность мышления и возложить всю ответственность на одну несчастную личность.
Нас действительно постигла ужасная судьба, и маленькой частицей этой судьбы стал случай, который произошел на Гарденбергштрассе. Но было бы гораздо ужаснее, если бы германский суд усугубил эту судьбу, использовав наш выдержанный и продуманный судебный процесс против этого человека, который уже претерпел немыслимые страдания.
Я надеюсь, господа присяжные, что эта мысль глубоко западет в ваши сердца, чтобы помочь вам прийти к безгранично трудному решению, которое я сейчас оставляю на вашей совести.
Наша работа как адвокатов подзащитного — самая скромная, она, подобно повивальной бабке, должна помочь вам сформулировать свое решение.
Адвокат подзащитного Йоганнес Вертхауэр
(тайный советник юстиции, Берлин)
Господа присяжные, вы получите инструкции, в числе которых найдете вопрос, имеющий отношение к убийству. Как вы ответите, «да» или «нет»? Этот вопрос должен решаться именно здесь.
Поскольку я уверен, что ваш ответ на вопрос о предумышленном убийстве будет отрицательным, я не считаю необходимым и дальше говорить об этом. Таким образом, я буду касаться только вопроса, имеющего отношение к убийству.
Сама формулировка вопроса создает основу для отрицательного ответа. Вас не должны спрашивать, убил ли или не убил подсудимый Талаат пашу; скорее всего, надо спросить, виновен ли обвиняемый в убийстве Талаат паши. Эта разница в формулировке вопроса имеет первостепенное значение; когда вы уйдете в комнату для совещания присяжных, и когда вы вернетесь оттуда, это должно быть отражено в вашем ответе. На всех стадиях вашего совещания эта разница должна быть определяющей в вашем сознании. Это соответствует германскому праву.
Германский закон, имеющий отношение к этому конкретному пункту, — старый закон, хотя он был сформулирован более 50 лет назад, он все же хороший закон. Если и критикуют судопроизводство по уголовным делам в Германии, то критикуют не закон, который сам по себе хорош, а его применение.
Я не думаю, что нужно изменить этот закон; я не думаю, что изменения, о которых говорил окружной прокурор, улучшат в конечном итоге применение наших законов. Ныне действующий закон достаточно хорош, если каждый будет выполнять долг и свои обязанности.
Существует общее мнение, что подсудимый будет оправдан. Трудность в том, что некоторые из вас могут подумать так: обвиняемый кого-то убил; разве закон не требует, чтобы он был осужден за этот акт? Мы — судьи, придерживающиеся германского права. Мы дали присягу способствовать торжеству справедливости. Поэтому по закону мы не должны оправдывать убийц.
Должен вам сказать, что такой вывод был бы ошибочным, и я заявляю это, исходя из самого права.
Согласно нашему германскому праву, этот подсудимый должен быть оправдан. Это — общее мнение и, между прочим, этого-то закон как раз и требует в данном случае. Мне остается лишь объяснить это вам простыми и ясными словами.
Защита отнюдь не намерена добиваться несправедливого решения и тем самым опорочить германское правосудие, представителями которого являетесь как вы, так и мы.
Весь мир смотрит на нас, и ваше решение должно быть таким, которое, спустя быть может тысячу лет, будет считаться мудрым и справедливым решением.
Поэтому даже обязанность защитника должна уступить место человеческой ответственности, которая не должна вводить вас в заблуждение настолько, что вы не сможете вынести справедливое решение.
Но когда вы внутренне убеждены, что подсудимый должен быть оправдан и когда присутствующий здесь юрист говорит вам, что это чувство полностью соответствует даже самой строгой интерпретации закона, тогда я, как адвокат подзащитного, обязан объяснить вам эти вещи, чтобы устранить очевидные трудности, с которыми вы сталкиваетесь.
Я уже напоминал, что в инструкциях присяжным содержится вопрос: «Виновен ли обвиняемый?» Я повторяю, что в этом слове «виновен» кроется целый ряд обстоятельств, которые касаются всей гаммы Уголовного кодекса.
Наш Уголовный кодекс имеет общую и специальную часть. В специальной части рассматриваются отдельные правонарушения: убийство, обман, воровство и др. Там в одной статье говорится: «Тот, кто умышленно убил человека, <...> обвиняется в убийстве». Но есть и общая часть, которая специально предшествует всем этим отдельным видам преступлений и которая относится ко всем частным вопросам, и по этой причине она не повторяется каждый раз.
В Статье 2 этой общей части указывается, что никто не может быть наказан, если за подобное преступление ранее не было предусмотрено наказание. Наказания за отдельные преступления предусмотрены в общей и специальной частях. Общая часть содержит только несколько статей, которые имеют решающее значение для сегодняшнего приговора и, как вы уже узнали из слушания дела, они содержат особые и спорные моменты, которые заслуживают вашего внимания. Статья 51 общей части устанавливает, что при определенных обстоятельствах не совершается наказуемое действие, если даже личность совершила какое-либо из преступлений, предусмотренных специальной частью закона, а именно: кражу, убийство и прочее. Это та статья, которая рассматривает душевное состояние виновного.
Вслед за двумя статьями следует еще одна такая статья, которая касается необходимой обороны. Под необходимой обороной понимается защита от нападения. Но в третьем разделе той же статьи говорится, что если даже не было причин для необходимой обороны, тем не менее из-за того, что обвиняемый испытал страх и панику, он мог превысить пределы необходимой обороны. В этом случае он также освобождается от наказания.
Я возвращаюсь к этим двум статьям, потому что только они имеют существенное значение для вашего решения. Как уже указывалось, первое предложение Статьи 51 гласит, что нет наказуемого действия, если виновный был лишен возможности отдавать себе отчет в своих действиях и, как указывается во втором предложении, он действовал в состоянии болезненного нарушения психики.
Таким образом, в одной и той же статье слились две совершенно различные между собою концепции — отсутствие возможности отдавать себе отчет в своих действиях и болезненное нарушение психики. Безусловно, есть случаи, когда одновременно существуют оба фактора. Возможно, так обстоит дело в нашем случае. Я хочу сказать, что два фактора, упомянутые в Статье 51, настолько четко проявляются в нашем деле, что обвиняемый с полным основанием должен быть оправдан не только по одному, но и по двум основаниям.
Выше уже упоминалось, что в отношении подобных вопросов могут возникнуть сомнения. На вопрос: «Произошел ли действительно инцидент, который уже в прошлом и который никто лично не видел» каждый из вас может ответить положительно или отрицательно. Но может быть и такой ответ: «Я не знаю».
Если, например, кто-то спросит, было ли такое изобретение, то один может сказать: «Да, я это знаю», другой может решительно заявить: «Я не знаю, я этим вопросом не интересуюсь». Точно так же и в нашем деле. Нужно всегда иметь в виду, что юриспруденция — это не искусство магии, а применение здравого человеческого ума. Нарушить эту реальную границу значит вступить на ошибочный путь.
Чем проще и более открыто смотреть на дело, тем легче будет принять решение. Этот молодой человек совершил поступок 15 марта 1921 г. Вступает ли в действие в данном случае Статья 51? Имело ли место тогда состояние невменяемости или болезненное нарушение психической деятельности?
Обвиняемый уже дал показания, свидетели тоже, эксперты высказали свои мнения, так что вы выслушали все важное, что имеет отношение к делу. Теперь вы должны принять решение.
Допустим, что вы скажете — «Обвиняемый был полностью в здравом уме». Возможно также, что кто-нибудь из вас скажет: «Он не был в здравом уме, его психика была расстроена». Но возможно также, что кто-нибудь из вас скажет: «Мы не знаем. У нас остались сомнения на этот счет».
Здесь уже упоминалось об одном решении Верховного суда по подобному делу. Верховный суд, конечно, выносит как правильные, так и ошибочные решения. Если одно из его решений по своему содержанию правильное, то тогда можно сослаться на него, но не потому, что Верховный суд является авторитетом, — вообще говоря, в области права нет вообще других авторитетов, кроме верховенства истины.
Но если решение, вынесенное Верховным судом, является правильным и если наш здравый рассудок подсказывает, что это именно так и что решение объективно верно, то в таком случае мы можем со спокойной совестью использовать такое решение как существенное обстоятельство.
Верховный суд вынес следующее решение:
Если точно установлена невменяемость как причина, освобождающая от уголовной ответственности, тогда в соответствии со Статьей 266 Уголовно-процессуального кодекса недостаточно общего утверждения о преднамеренности совершенного действия без объяснительного довода. Необходимо будет точно установить, что виновный в момент совершения деяния не находился ни в одном из состояний, предусмотренных Статьей 51.
Недостаточно установить, что судебное разбирательство не предоставило нам никаких оснований для признания состояния невменяемости. Напротив, необходимо позитивно установить, что совершивший преступление в момент этого деяния не был ни в одном из состояний, предусмотренных Статьей 51.
Поэтому нужно будет установить позитивно, что в момент совершения преступления не было нарушено душевное спокойствие. Если возникнут какие-либо сомнения в отношении того, что такое нарушение могло иметь место, тогда обвиняемый должен быть оправдан.
Таково руководящее указание Верховного суда, в отношении которого до сих пор никто не высказывал серьезных претензий, потому что оно действительно соответствует здравому человеческому суждению.
Значит, если на основании данного судебного разбирательства у вас не возникают сомнения, что в 11 часов утра 15 марта 1921 г., когда обвиняемый произвел выстрел, он полностью владел свободой воли, — что он не был лишен свободны воли в результате невменяемости или болезненного нарушения психики — тогда вы должны будете сказать: «У нас нет никаких сомнений». Но если у вас возникнут какие-либо сомнения на этот счет, тогда вы должны его оправдать.
Если кто-либо из вас думает: «Совершенно очевидно, что обвиняемый не контролировал полностью свое душевное состояние», а другие считают: «Мы сомневаемся, контролировал ли он по существу свое душевное состояние», тогда вы оба придерживаетесь единого мнения, это будет совершенно достаточно, чтобы обвиняемому вынести оправдательный приговор.
Лишь те в состоянии дать положительный ответ на поставленный вопрос, кто может без труда сказать: «Мы заявляем, что этот человек в момент совершения деяния полностью был в состоянии вменяемости, как указано в Статье 51; ни потеря сознания, ни серьезное нарушение психики никоим образом не влияли на его свободу воли».
Позвольте мне для облегчения вынесения вашего вердикта заполнить некоторые пробелы в показаниях медицинских экспертов.
Необходимо проанализировать душевное состояние Тейлиряна в момент, когда он произвел выстрел. Необходимо также объяснить саму суть действия, которое психологически было порождено внешними факторами и совершено физически данной персоной. Иными словами, в какой момент наступили потеря сознания и болезненные нарушения психики.
Медицинские эксперты должны были объяснить вам, что в соответствии с ныне господствующим мнением действия, руководимые волей, вызываются впечатлениями, которые существуют в голове данного лица и которые из так называемой большой коры головного мозга по так называемому пирамидному пути передаются в центр спинного мозга, который дает команду руке подняться, глазу увидеть и прицелиться и пальцу нажать на спусковой крючок. Таков нормальный процесс. Но если это нормальное функционирование свободы воли нарушено в результате какого-либо болезненного явления или если всего лишь на одно мгновение в коре больного мозга приостановилась сознательная деятельность, то в этом случае свободы воли уже нет. Потеря сознания или болезненное нарушение психики исключили свободу воли.
Хотя мой коллега д-р фон Гордон уже прочел это вам, я хотел бы еще раз процитировать здесь это важное место.
Согласно Статье 51, под свободой воли понимается способность человека организовать свою волю в новой, необычной и совершенно особой манере, четко и окончательно, руководствуясь различными мотивами, определившими развитие его воли, и в форме выражений или чувств, которые противодействуют или способствуют этому развитию. Иными словами, «решение», которое является выражением способности или власти личности в отношении конкретного аспекта развития духа.
Эта способность не должна быть просто ограничена или ослаблена, а должна полностью отсутствовать, поскольку отдельные эмоции, проявляемые под воздействием чувств и впечатлений, невозможно подчинить власти целого и без трудностей превратить их в общую волю всего Я.
Самоопределение отсутствует, когда нет способности сосредоточить всю энергию духа с тем чтобы объяснить отдельные мотивы и творчески преобразовать их в единое желание с новым содержанием. Тем не менее решение принимается не просто в силу того, что Я контролирует различные мотивы и объединяет их; скорее один или другой мотив становится доминирующим и вырабатывается решение, которое подчиняет себе Я.
Здесь, конечно, техника формирования воли такая же, как и в процессе самоопределения, с одной лишь разницей, т.е. Я как совокупность всех душевных сил больше не контролирует и не определяет волю. Скорее всего, решающим фактором уже служит один из отдельных элементов воли.
Свобода воли отсутствует, если в результате патологического нарушения психики определенные впечатления или чувства оказывают такое сильное воздействие на волю, что свободное, разумное определение воли становится невозможным. Только если вся совокупность умственных способностей, все свое Я является творцом решения, тогда можно приписать Я поступок, исходящий из этого решения.
Таким образом, я изложил одну из самых трудных медицинских и юридических проблем. Однако я убежден, что к ней можно подойти так, что каждый здравомыслящий человек поймет и согласится с приведенными доводами.
Вы видите, что наша юриспруденция совершенно согласна с мнением о том, что если в коре головного мозга или в центральной нервной системе какая-то часть оказалась больной или в большой коре оказались бессмысленные посторонние впечатления, которые отрицательно влияли на нормальный процесс осуществления воли, то в таком случае данное лицо не могло больше осуществлять свободу воли. В таком случае действуют навязчивые впечатления, которые в какой-то степени снимают с обвиняемого ответственность за свои действия.
После подобных правовых разъяснений вы сможете ясно и просто судить о данном деле.
Позвольте мне добавить к этому то, что часто произносится и уже стало частью нашего лексикона. Говорят: «У него потемнело в глазах». Это значит, что в конкретный момент свободное сознание человека нарушено. В этом состоянии человек сделает то, что в ином случае не сделает.
Хочу напомнить и другое решение Верховного суда. Один человек, отличающийся предубеждениями, пошел в церковь. Священник выступал с проповедью, которая полностью противоречила убеждениям этого человека. Он внимательно его слушал и в конце концов его недовольство достигло такой силы, что он не смог совладеть собой и закричал: «Замолчи. Все что ты говоришь — это ложь!» Этого человека судили за то, что он прервал проповедь, но оправдывали, потому что под влиянием проповеди священника кровь настолько сильно ударила ему в голову, что в тот конкретный момент он больше не контролировал свою волю.
Сейчас все что было сказано о подсудимом в ходе суда, можно свести к немногим существенным пунктам. Это может служить отправной точкой для принятия вами решения о том, контролировал ли он свою свободу воли 15 марта в 11 часов утра. Разногласия между медицинскими экспертами вас не касаются, ибо ваше решение должно основываться на ваших собственных выводах, а не на выводах различных врачей.
Если вы хотите вынести объективное суждение о состоянии воли подсудимого и чувствах, обуревающих его в момент этого акта, тогда вы должны учесть тот факт, что он — южанин. Те, кто принадлежит к южной расе, как известно, гораздо легче приходят в возбуждение, чем лишенные эмоций уроженцы севера. Кроме того, вы должны также учесть, что, как уже упомянул окружной прокурор, у Армении — кровавая история.
Хорошо известно, что повсюду, куда турки ступали ногой, они несли кровь и разрушение. В 1683 г. турки даже дошли до ворот Вены. Если бы они дошли до Германии, то в этой стране также не осталось бы многого. История южных народов отличается кровопролитием не только в случае с турками. Это касается и истории армян.
Вы услышали, что обвиняемый болел тифом. Вы знаете, что если кто-то болеет тифом или малярией, то очень часто такой человек не может считаться вполне нормальным в течение ряда лет.
Мы также слышали, что обвиняемый выпил коньяка больше чем обычно из-за болезни желудка или по какой-либо другой причине. Следовательно, и в этом отношении его психическое состояние было не совсем нормальным.
Объективно можно добавить, как было заявлено на этом суде, что во время резни армяне и турки официально находились в состоянии объявленной войны. Везде, где эти два народа сталкивались друг с другом, они противостояли как враги и в определенной степени считали своим правом относиться друг к другу как воюющие стороны. Когда подсудимый сказал: «Он — иностранец. И я — иностранец. Это не касается Германии», он должен был просто добавить слова: «Мы находимся в состоянии войны друг с другом».
Вы слышали также, что Талаату вынесли смертный приговор. Решение суда признается либо не признается. Если мы не хотим признать решение другого суда, тогда мы не можем требовать, чтобы другие суды признавали наши решения. Приговор, предусматривавший смертную казнь, был вынесен Талаату военным судом. Я лично противник военных трибуналов и военных судов. Лично я считаю, что если создается надлежащий суд, тогда отпадает необходимость создавать специальные суды. Тем не менее во всех тех случаях, когда мы имеем дело с военными трибуналами и военными судами, мы несомненно имеем также честных судей, которые выносят справедливые решения. У меня нет ни малейшего сомнения в том, что те высокопоставленные и образованные судьи, которые скрупулезно изучили дела и судили константинопольских преступников, вынесли справедливые решения.
Более того, непростительно, конечно, заявлять, что этот приговор был вынесен под давлением, которое оказывало присутствие британских военных кораблей. Я никогда не слышал, чтобы на британских судей оказывали давление таким манером. Можно либо поддерживать, либо осуждать англичан, но мы не должны забывать, что британское правосудие служит примером, которому давно следуют во многих странах. Поэтому было бы ошибочно утверждать, что военный суд в Константинополе вынес свое решение под угрозой британских военных кораблей.
Правильнее было бы изучить основу этого решения. Тогда было бы совершенно очевидно, что, как заявил здесь один из свидетелей, подсудимым было предъявлено обвинение в резне армян и четыре других обвинения и на основе этих пяти пунктов они были осуждены и приговорены к смертной казни.
Один из этих обвиняемых в период работы суда находился в Константинополе. Он был арестован и казнен. Я противник как смертных приговоров, так и убийства. И я не считаю, что проблема убийства может быть решена с помощью смертной казни. Я вообще придерживаюсь мнения, что убийство непозволительно ни при каких обстоятельствах.
Спасаясь от того суда, Талаат вынужден был сбежать и скрываться под вымышленным именем, чтобы избежать казни по смертному приговору, вынесенному ему судом. Я не сомневаюсь в справедливости этого решения суда, который признал Талаата ответственным за совершенные им злодеяния. Но тот приговор имеет значение и для армян. Даже очень миролюбивый армянин скажет себе: «Этот человек приговорен к смерти. Он творил преступления и заслуживает смертной казни».
Затем мы должны также рассмотреть принцип самозащиты. Эти люди, Энвер и Талаат, жили в Германии под вымышленными именами. На этом суде было сказано, что они были «гостями» Германии. Я категорически отвергаю это заявление. Я не считаю, что германское правительство позволило таким преступникам, которые сбежали из своей страны, быть «гостями» здесь, скрываться здесь под чужими именами.
Разве один из них совсем недавно не покинул Германию? Как сообщают газеты, Энвер вновь отбыл в Россию, чтобы разработать с большевиками новые проекты, один из которых ставит своей целью развязывание войны против армян и их уничтожение. Если бы Талаат последовал за Энвером, как он, конечно, хотел это сделать, то весьма вероятно, что по истечении нескольких недель против армян были бы совершены новые зверства.
Если лицо, которое борется за свободу своего народа, убивает другого человека, который занимается опасной и преступной деятельностью против этого народа, то он, конечно, рассуждал бы так: «Этот человек является врагом армянского народа. Если он уедет из Германии, как Энвер, и присоединится к большевикам, то наши женщины и дети вновь подвергнутся резне». Мы видим, что в этом смысле концепция неизбежной самозащиты имеет отношение к действиям подсудимого. Будучи неприемлемой для нашей юриспруденции, тем не менее концепция неизбежной самозащиты существует здесь в широком смысле этого слова. В любом случае обвиняемый, конечно, чувствовал страх при новой встрече с Талаатом.
Давайте сейчас проанализируем показания экспертов. Вы слышали споры, которые вели между собой эксперты относительно эпилепсии. Эксперты являются помощниками судьи; они должны говорить только то, что, учитывая их знания, может помочь в осуществлении правосудия.
Если человек погиб под обломками развалившегося дома, то можно было сказать, что архитектор виновен в смерти этого человека. Но я никогда не позволил бы эксперту решить, действительно ли архитектор повинен в смерти этого человека. Это не его дело. Он может лишь сказать, был ли дом построен надлежащим образом или же с нарушениями. В конце концов, другие факторы могли способствовать разрушению дома. Подобным же образом медицинский эксперт не может сказать, применима ли в этом случае Статья 51 Уголовного кодекса или нет, ибо только психиатр должен ответить на вопрос о потере сознания в момент убийства, а не свидетельствующий медицинский эксперт.
Обязанность врача — объяснить причины заболевания, а не влияние этой болезни на человека. Когда речь идет о болезни, я должен спросить врача и тогда он может сообщить мне все, что он знает из этой области. Однако он не имеет права вмешиваться в дела юриспруденции. Вступает ли в действие в данном случае Статья 51? Это тот вопрос, который, по-моему, совсем не касается медицинского эксперта.
Я должен признать из практических соображений, что мы, защитники, часто спрашиваем врачей во время судебных заседаний, относится ли их мнение только к болезни обвиняемого или также к влиянию, которое эта болезнь оказала на его волю. В этом случае их часто спрашивают, применима ли Статья 51 или нет.
Я лично никогда не задавал бы последний вопрос. Если бы министр юстиции по занятии своего нового поста спросил меня, каким должно быть его первое решение, я бы ответил: «Запретите практику выяснения мнений экспертов о том, должна ли — или может ли — применяться Статья 51 в конкретном случае и запретите медицинскому эксперту отвечать на этот вопрос». Обязанность врача, учитывая огромный запас его медицинских знаний, — исследовать и описать в мельчайших подробностях физическое состояние человека. Он ничего не должен говорить по вопросу, который мы решаем здесь.
Вы слышали, как медицинские эксперты, за исключением д-ра Штёрмера, говорили, что они на самом деле не обсуждают этот вопрос, ибо врачи придерживаются отличных от юристов взглядов в отношении воли, ее ограничений и т.д. Тем не менее каждый из них отвечал на вопрос, не беря на себя ответственность за юридическую суть ответа. Некоторые из них отвечали на вопрос «нет»; другие — «да». Только первый эксперт утвердительно ответил, что нельзя применять Статью 51.
Я не хочу унизить д-ра Штёрмера. Я питаю к нему огромное уважение и восхищаюсь им. Но его мнение не имеет практического смысла и, я надеюсь, вы тоже обратили на это внимание.
Установленный д-ром Штёрмером диагноз эпилепсии ошибочен. Он установил физическую эпилепсию, хотя все другие врачи и, думаю, все мы не сомневаемся, что обвиняемый страдает душевной эпилепсией. Первый эксперт не полностью изучил причины душевной эпилепсии и в результате неточно установил диагноз. Я не исключаю, что это мнение было им тщательно и четко продуманно, но это не лишает меня права заявить, что это мнение неверно. Можно представить подробный анализ, но при этом прийти к весьма ошибочному заключению, хотя другой может дать правильный диагноз на основе получасового осмотра больного.
Коллеги д-ра Штёрмера объяснили, почему его мнение неверно, и сделали это самым подходящим образом. Эти эксперты говорят нам, что обвиняемый страдает душевной эпилепсией, т.е. в результате психологического потрясения он страдал физически от эпилептических припадков.
Здесь уже совершенно обоснованно указывали, что мы не знаем, перенес ли обвиняемый эпилептический приступ ночью накануне убийства или даже в то самое утро. Такие приступы могут произойти и пройти, причем больной может даже не знать об этом и только после такого приступа больной чувствует слабость или нечто вроде этого. В ответ на мой вопрос: «Можете ли вы заявить, был ли у обвиняемого приступ ночью накануне инцидента?», д-р Штёрмер ответил просто: «Нет, я не могу определить это. Обвиняемый не говорил, был ли у него приступ. Я не знаю, был ли он у него или нет, но возможно, конечно, что у него мог быть припадок».
Поэтому мнение, которое один из помощников судьи хотел добавить к медицинскому показанию, имеет исключительное значение, а именно, что такие приступы могут случиться и обвиняемый может не знать об этом. В этом случае психическая реакция на такой приступ может продолжаться долго, даже несколько дней. Следовательно, неважно, что такой припадок случился непосредственно перед убийством, накануне ночью или в то самое утро, когда произошел инцидент.
Мы слышали об актере, который болел эпилепсией. В один день он просто не пошел в театр; он покинул город и исчез, и никто не знал, куда он уехал. Он был в состоянии купить железнодорожный билет, поехать куда-то и поселиться там в отеле, при этом он не знал, что все это происходит с ним в состоянии эпилептического приступа. У него отсутствовала целая гамма умственных и психических предпосылок для такого понимания, очевидно, из-за серьезного ухудшения его рассудка.
Помощник судьи спросил д-ра Штёрмера: «Быть может, вы знаете, случился ли приступ эпилепсии до убийства или нет?» В этом вопросе кроется самый важный элемент этого дела. И когда д-р Штёрмер в ответ сказал: «Нет, я не знаю», он, что касается меня, полностью высказал свое мнение.
Другие эксперты рассматривали эту проблему в гораздо более широком свете, не более глубоко, а скорее более научно.
В любом случае вы знаете, что обвиняемый получил сильный удар по голове и что утром, в день убийства, обвиняемый выпил коньяк, потому что чувствовал себя неважно.
По заключению врачей, обвиняемый страдал душевной эпилепсией и нервным расстройством. Такие запутанные объяснения сами по себе не могут убедить никого в чем-то, но то, что врачи хотят сказать этим, по существу своему, верно.
Медицинский эксперты объяснили, что в 1915 г., когда среди жертв резни была и семья обвиняемого, он пришел в сознание после того, как его ударили по голове, и почувствовал трупный запах. Позже, каждый раз вспоминая эту резню, он всегда чувствовал тот же трупный запах. Как говорят врачи, это признак того, что обвиняемый страдает от внутреннего расстройства, поэтому каждый раз, когда в его памяти всплывают эти сцены резни, он больше уже не контролирует себя.
Если я полностью контролирую себя, я не ощущаю трупный запах, когда вдыхаю запах чернил в чернильнице. Но если я знаю, что этой чернильницей убили человек, и каждый раз, когда нюхаю чернильницу, я думаю, что на самом деле вдыхаю трупный запах, тогда это свидетельствует о том, что я больше уже не контролирую свою свободу воли.
Как вы знаете, существует такое явление, как «приступы головокружения», и есть люди, которые считают, что они расположены к таким приступам. Когда они взбираются на гору, они должны держаться за кого-то, даже если нет никакой реальной угрозы падения. В этом же смысле существуют определенные фантазии, от которых нельзя отделаться. Например, человек выглядывает из окна и постоянно думает, что он должен выпрыгнуть. В этом случае ему лучше всего закрыть окно и отойти от него. Кто на самом деле может сказать, что человек, который психически неуравновешен, не выпрыгнет из окна? Психические импульсы не поддаются противодействию. Медицинские эксперты убедительно объяснили это нам; мы можем поверить им на слово.
Сейчас каждый из вас спрашивает себя: «Что случилось с психикой подсудимого? Какие сковывающие волю образы овладели им?» Сам обвиняемый объяснил убедительным образом — Талаат, встреча с ним. Когда подсудимый приехал в Берлин, он не думал об убийстве Талаата. Он не думал о Талаате даже после того, как находился в Берлине целый месяц. Но однажды, пересекая Гарденбергштрассе, он увидел трех турок и обратил внимание на то, как один из них поклонился другому и назвал пашой. Сравнивая этого человека с фотографиями, которые он видел в газетах, он понял, что «паша» — это Талаат. В этот момент Талаат стал для него, по известному выражению, как красная тряпка для быка.
Он увидел этого же человека утром в день инцидента. Талаат вышел на улицу. Какие образы возникли в голове подсудимого, когда он выхватил револьвер, вышел на улицу и выстрелил? Эти образы, конечно, были связаны с личностью Талаата.
Я не намерен вносить в слушание дела политические моменты, но я должен указать, что именно окружной прокурор поднял эту проблему, когда сказал некоторые вещи о Талаате. Если бы окружной прокурор воздержался от этого, тогда я не был бы вынужден высказать свое мнение о Талаате.
Здесь говорилось об убийстве «союзника» Германии. Это неверно. Талаат и его Комитет были союзниками нашего предыдущего прусско-германского военного правительства. Младотурки никогда не были союзниками немецкого народа. Однако, поскольку на этом суде было сказано, что Талаат был союзником Германии, я не могу упустить эту возможность и считаю своим личным долгом подчеркнуть, что те младотурки никогда не были союзниками немецкого народа.
Действительно, они свергли прежнее турецкое правительство и в течение нескольких лет возглавляли правительство ценой неисчислимых человеческих жизней. Верно также, что предыдущее германское государство находилось в союзе с ними. Но германское правительство было также союзником Ленина и Троцкого и помогло им пересечь Германию, чтобы добраться до России и начать революцию. То же самое правительство спросило Гейзе, знает ли он нескольких революционеров или анархистов в нашей стране, которых можно было бы спровоцировать совершить революцию. Но заявление о том, что Талаат был союзником немецкого народа, совершенно неприемлемо для меня ни при каких обстоятельствах.
Возможно, что Талаат как человек был порядочный малый. Но он был членом милитаристского кабинета. А милитарист — это человек, который отвергает справедливость. Милитарист — это не человек, который входит в военную организацию как таковую. Можно быть офицером или солдатом, носить форму, использовать оружие и в то же время не быть милитаристом. Офицер или солдат сам по себе может придерживаться принципов права и справедливости и одновременно выполнять свой долг как член военной организации. С другой стороны, существует бесчисленное множество милитаристов, которые никогда не носили военную форму. Они сидят за письменным столом, пишут статьи и неистово защищают принцип грубой силы. Милитарист — это тот, кто верит в грубую силу, а не тот, кто верит в справедливость. Последний ставит справедливость превыше всего на свете. Если он верующий, то для него вслед за Богом следует справедливость, а затем уже человек. Если он неверующий, то тогда человек как святое создание становится в его глазах первой ценностью.
Милитарист мыслит иначе. Это человек, который верит в насилие, справедливость имеет для него значение только в той степени, в какой ее можно «приспособить», как принято говорить, к «военным нуждам».
Вы найдете милитаристов повсюду в мире. Они не принадлежат только одной нации или стране. Они составляют касту, это — единый и однородный класс, состоящий из тех, кто верит в право силы, в отличие от тех, кто верит в справедливость.
В настоящее время мы и сами ужасно страдаем из-за милитаристов, которые, должно быть, оказывают решающее влияние и на той стороне Рейна. Кто знает, сколько еще мы будем страдать от этих людей, которые верят только в силу? У нас тоже были свои милитаристы. Мы посылали в Турцию людей, чтобы они занимались военной подготовкой турок, хотя не наше это было дело. Милитаристов мы видели и в России, и сейчас именно большевики, эти настоящие милитаристы, находятся там у власти.
Мы находим милитаристов повсюду. Они выглядят как обычные люди. У них есть разум, но в их головах отсутствует та часть мозга, которая отвечает за справедливость. Как хорошо дрессированные животные никогда не смогут иметь человеческие чувства, так и милитаристы всегда готовы выступить против всех народов. Они верят в войну и в силу. Именно эти верующие в грубую силу, а не турецкий народ, уничтожили армян.
Приказ о депортации целого народа является самым чудовищным актом, который мог придумать милитаристский ум. Если, как подчеркивалось на этом суде, Комитет младотурок считал, что вместо регулярных частей жандармерии, которые сражались на фронте, действуют только нерегулярные формирования, тогда он не имел никакого права издавать приказ о массовой депортации. И если, тем не менее, Комитет издал такой приказ и поручил депортацию таким людям, тогда он несет ответственность за последствия.
Я бы поставил этот вопрос и в другой плоскости. Конечно, жандармы повинны в преступлениях, совершенных ими на дорогах, но они не виновны в той мере, в какой виновны люди, находившиеся в Константинополе, которые поручили проведение депортации таким бесчестным людям.
Я верю в то, что частное лицо никогда не имеет права выбора в решении вопроса, хочет ли он пойти на войну или нет. Раз началась война, то лицо обязано пойти на войну независимо от того, нравится ему это или нет. Когда судьба войны поворачивается против его народа и он попадает в плен, то враг должен помнить, что не этот пленный развязал войну; он выступал скорее как представитель своего народа, руководствуясь своим долгом. Свят каждый военнопленный, ибо он представляет народ, которого вынудили пойти на войну, чтобы защитить свой дом и свою родину, и сейчас в силу злоключений войны он попал в плен.
Тот, кто оскорбляет пленного или поднимает на него руку, по-моему, больше не заслуживает находиться в обществе порядочных людей. В каждом пленном я уважаю представителя его народа, который сражался за свою родину и к несчастью попал в плен. Правительство в Константинополе должно было знать это.
Если даже армяне поддерживали другую страну и если даже введенные в заблуждение армянские лидеры присоединились к русским и тем самым совершили предательство, тем не менее младотурки знали, что тысячи невинных женщин и детей не имели понятия о таких вещах. Более того, первым условием приказа о массовой депортации должно было быть принятие жестких мер по защите женщин, детей и тех мужчин, которые не имели ничего общего с руководителями.
Если бы я не выступал вообще против смертной казни, я бы считал смертную казнь справедливым наказанием при любых обстоятельствах для человека, который ради «военной необходимости» отдает приказ, не неся при этом ответственности за его последствия для невинных людей. Я считаю просто безумием, когда говорят, что депортация была вызвана тем, что армяне стали «союзниками» русских и что «острая военная необходимость» требовала таких действий.
Если вы взглянете на карту Кавказа и на район Арарата, вы увидите огромные просторы, превосходящие территорию Германии. Несчастный народ жил там в течение более 2000 лет. Южнее, на одной стороне простирается обширная плодородная равнина, которая всегда возбуждала аппетиты завоевателей, а на другой стороне — безводная и бесплодная пустыня. А выше находятся горные перевалы, которые всегда находились в руках иноземцев. Тот, кто владел этими горными перевалами, тот и владел всем этим регионом. Армянские крестьяне, которые жили в этом районе, служили преградой для тех, кто вторгался либо с Востока, либо с Запада.
В течение более 500 лет Армения была поделена на три части. Одна часть принадлежит России, другая — Турции, третья — Персии. Одно за другим в Армению вторгались другие племена. Те же племена, которые опустошили саму Азию и Венгрию и дошли аж до Рейна — мародеры типа Атиллы, которые продолжают жить в наших детских воспоминаниях — совершили разрушительные набеги на Армению, чтобы уничтожить народ этой страны.
Младотурецкое правительство обрушилось на население, состоящее в большинстве своем из ремесленников и крестьян. Когда мы говорим о младотурке, мы имеем в виду турка старого толка, милитариста, который верит в грубую силу.
Причины резни армян кроются не только в религии, но и в политике. Мы уже слышали показания свидетелей, касающиеся политических мотивов. 1 августа 1914 г., когда началась Мировая война, члены младотурецкого Комитета считали, что они могут раз и навсегда разделаться с армянами, поскольку никто из Великих Держав не смог бы больше помочь им. Мы слышали от д-ра Лепсиуса, как в предыдущих случаях та или другая Великая Держава всегда оказывала поддержку армянам. Заключались международные договоры, чтобы улучшить судьбу армян и позволить им стать полнокровной нацией. Но вот началась Мировая война, и у младотурок появилась возможность решить армянскую проблему раз и навсегда. Но это был не единственный мотив резни. Мы слышали показания об армянских семьях, которые спаслись от депортации и резни, остались в Эрзинджане и должны были принять магометанство, чтобы остаться в живых. Это косвенно отвечает на вопрос одного из членов жюри. Проявлялись также религиозная ненависть и фанатизм. Они хотели вырезать христиан, они хотели, чтобы остались только омусульманившиеся армяне, ибо надеялись, что, согласно учению Корана, это поможет осуществить старую турецкую концепцию использования жестокой силы.
Прежняя Оттоманская империя, осуществляя все свои завоевания, опиралась на концепцию военной силы, но эта концепция несовместима с учением Ветхого и Нового Завета и вероятно даже с правильным толкованием Корана. Более того, по своему содержанию эта концепция вступает в непримиримое противоречие с принципами «люби твоего соседа как самого себя».
Таким образом, младотурки воспользовались обстоятельствами, чтобы уничтожить единственный христианский народ, который жил в пределах империи, близ одной из ее дальних границ. Они не осмелились поступить так с армянами в Константинополе. Однако они поступили так с теми, кто жил во внутренних районах, направив приказы губернаторам тех провинций. Мы располагаем копиями приказов младотурок, которые предусматривали уничтожение армянского населения. Они также разослали приказы, чтобы те губернаторы, которые относились благосклонно к армянам, были перемещены в другие места, и если это не возымело действия, то их просто увольняли с должности.
Таким образом, мы имеем перед собой убийство целого народа, ответственность за которое несет Комитет младотурок и особенно их самый влиятельный министр — Талаат паша.
В 11 часов утра 15 марта 1921 г. обвиняемый вспомнил о многочисленных зверствах, от которых страдал его народ в течение более чем тысячи лет. Подсудимый был хорошо знаком с историей своего народа. Кроме того, в 1915 г. он лично подвергся избиению, в результате которого все армяне города были вырезаны на дороге, в тридцати минутах ходьбы от города. Шок, который испытал он в результате этой резни, существенно повлиял на внутренние ощущения обвиняемого. Все, что он испытал, всплыло перед его глазами в то утро 15 марта.
Вспомните рассказ о Вильгельме Телле. Гесслер издевается над людьми, злорадствует. Он водружает знак рабства. Он заставляет Телля попасть стрелой в яблоко, поставленное на голове его собственного сына. Эта затея по своему характеру равнозначна тому, что натворили турки, те, верившие в грубую силу. Та мысль, что возникает в голове у Вильгельма Телля, также осеняет Тейлиряна. Кто из всех жюри присяжных в мире осудил бы Телля, если бы он запустил свою стрелу в Гесслера? Я спрашиваю вас, есть ли более гуманный акт, чем тот, который обсуждается в этом зале суда?
Тейлирян — мститель, выступивший от имени миллиона убитых армян. Он — человек, который противостоит творцу этой резни; он противостоит человеку, который несет ответственность за уничтожение его народа. Разве это не является неотразимым позывом, импульсом? Нужен ли нам образ его матери, чтобы представить себе медицински приемлемые побудительные образы? Сейчас мы имеем также и этот образ. Подсудимый представляет свою семью, свою мать. Его мать сказала ему: «Ты мне больше не сын».
Все эти воспоминания терзали обвиняемого, когда он схватил револьвер и вышел на улицу. Он выходит как носитель справедливости, противодействующий жестокой силе. Он выходит как человек, олицетворяющий человечность и выступающий против бесчеловечности. Он выступает как представитель угнетенных против того, кто олицетворяет собой угнетателей; от имени одного миллиона убитых против одного, который наряду с другими повинен в этих преступлениях. Он выступает от имени своих родителей, сестер, братьев, своего зятя и, наконец, от имени 2,5-годовалого ребенка своей сестры. Весь армянский народ с тысячелетней историей вплоть до младенца поддерживает Тейлиряна.
Тейлирян в мыслях несет знамя справедливости, знамя человечности и знамя мщения, чтобы защитить честь своих сестер и родственников. Со всеми этими мыслями он противостоит одному человеку, который надругался над честью его семьи, разрушил благополучие и счастье миллионов людей и физически уничтожил целый народ.
Подсудимый стал психически неуравновешенным человеком. Вы, господа присяжные, должны решить, чтo происходило с ним в момент убийства и контролировал ли он свою волю.
Господа, я твердо убежден, что даже до того, как я начал свою речь, вы уже пришли к выводу: «Не доказано, что он владел собой». И если мои скромные слова и прибавили к этому что-либо, то просто предложили юридическую основу, с тем чтобы вы знали, как юридически правильно судить это дело.
Господа, имейте в виду, пожалуйста, что человечество внимательно ждет вашего решения. Просто примите решение: «Он не виновен. Остальное нас не касается».
Адвокат подзащитного Курт Нимейер (тайный советник юстиции,
профессор факультета права Кильского университета)
Господа присяжные, есть только один вопрос, на который мы должны ответить, ибо перед нами стоит только этот один-единственный вопрос. Он сводится к следующему: виновен ли Согомон Тейлирян в совершении убийства? Должен ли он быть обезглавлен, чтобы искупить содеянное 15 марта? Каждый из вас лично должен решить две проблемы.
Во-первых, вам следует восстановить, какова суть дела, которая как можно больше соответствует истине, и это должно быть сделано с учетом положений Уголовного кодекса. Во-вторых, вы должны уяснить, в чем смысл вашей судейской деятельности. А это имеет двоякий смысл.
Уголовный кодекс состоит из многих статей, кроме тех немногих, упомянутых выше. Статьи состоят из параграфов. Параграфы состоят из предложений; предложения — из фраз; фразы — из слов; и слова — из буквенных знаков. Уголовный кодекс содержит бесконечное множество положений, которые мы называем «правовыми нитями».
Нет такого понимания или толкования правового кодекса или статьи законов, которые нельзя логически обосновать. Если бы вопрос просто сводился к этому, тогда я не имел бы честь присутствовать здесь; я не пользовался бы доверием своих коллег и друзей обвиняемого, которые поручили мне защиту Согомона Тейлиряна.
Мой долг — объяснить, как учитель, суть суда присяжных. Цель права в том, чтобы выявить взаимосвязи и придать мертвым статьям живой смысл. В большинстве случаев мы можем поступить таким образом, чтобы это отвечало смыслу жизни, смыслу правления, смыслу общества и всеобщему благополучию человечества.
Суд присяжных — одна из самых древних форм судопроизводства. Германцы, римляне и британцы начинали с суда присяжных свою систему юриспруденции. Римский судья и германский судебный заседатель были присяжными — обычными людьми, не имеющими никаких правовых знаний. А юрист лишь руководил судебным процессом.
Даже если правильное понимание логики, определяющей строгие, конкретные, обоюдоострые юридические концепции и статьи, является необходимым элементом для техники, разъяснения, подготовки, инструкции, это не может быть последним и решающим фактором при осуществлении правосудия. В этом кроется смысл существования суда присяжных — взглянуть на обе стороны вопроса. То есть, с одной стороны, оценить суть инцидента через свое собственное свободное созерцательное восприятие независимо от правил формального доказательства и, с другой стороны, оценить смысл диспозиции права.
Теперь я коротко остановлюсь на отдельных технических вопросах и только в той степени, в какой считаю абсолютно необходимым. Я буду говорить о взаимосвязи содеянного. Я не буду касаться вопроса о том, был ли этот акт предумышленным или нет. Я не буду говорить о смягчающих обстоятельствах. Я не буду говорить почти ничего о помиловании, которое исправило бы ту несправедливость, которую мы могли бы совершить здесь. У меня нет сомнения в том, что в тот самый момент, когда произошел инцидент — это единственный вопрос, вызывающий озабоченность, — не было умысла, если даже до той минуты происходило обдумывание.
По-моему, вопрос о том, способен ли обвиняемый дать отчет в своих действих, уже затрагивался. Я говорю это по двум причинам. Одна — это та, что говорили медицинские эксперты, особенно д-р Штёрмер, который, высказываясь об обвиняемом в самом неблагоприятном смысле, категорически заявил: «Что касается психического состояния в момент совершения действия, то я не знаю. Этого никто не может знать». То же самое сказал и профессор Кассирер. Если никто не знает, тогда никто не должен решать этот вопрос так, как он сделал бы, если бы знал.
Вторая причина заключается в том, что обвиняемый совершил это действие без какой-либо подготовки. Было бы гораздо понятнее, если бы обвиняемый следил за Талаатом дольше. Он мог бы тогда найти более удобный случай, чтобы убить Талаата, чем тот, которым он воспользовался на Гарденбергштрассе. Однако я не хочу больше вдаваться в детали по этому поводу. По-моему, уже установлено, что в этом случае не было предумышленного действия и что обвиняемый не контролировал свою свободу воли.
Я придам самое большое значение следующей статье закона, на основе которой вы будете выносить свое решение: «Лицо, совершившее намеренно и заранее обдуманно убийство человека, карается смертной казнью».
Предположим на время, что вы отвечаете на этот вопрос положительно. Предположим, что топор палача отрубил голову Тейлиряна, и предположим, что при разных обстоятельствах некто подал в суд жалобу на палача за то, что он убил предумышленно. В конце концов статья гласит: «Лицо, совершившее намеренно и заранее обдуманно убийство человека, карается смертной казнью».
Господа присяжные, вы должны признать палача виновным в совершении преступления, отметив в своем решении: «Да, он виновен в смерти». Сорок лет назад один профессор права здесь в Берлине серьезно заявлял, что закон требует именно этого.
Однако надо учесть одну небольшую деталь. Наш Уголовный кодекс во многих статьях не утверждает категорически, что наказуемость зависит от противоправности и сознания противоправности.
Добавьте слово «противоправно» к вышеупомянутой статье, с тем чтобы она читалась: «кто противоправно и намеренно<...>» Теперь мы имеем правильную формулировку статьи. Существует согласие, что действие должно быть противоправным, чтобы оно было наказуемым. То, что обвиняемый объективно действовал не по закону, а вопреки ему — и поэтому противоправно — может показаться с первого взгляда несомненным; но это все-таки не несомненно.
Действительно, когда произошел инцидент, турки и армяне находились в со стоянии войны и два народа, с точки зрения международного права, были врагами. Разве не очевидно тогда, что в этом случае должна быть учтена Статья 4 Конституции Германии? Согласно этой статье, основные каноны международного права составляют часть германского права. Те основные каноны международного права, относящиеся только к конкретным правительствам, могут также рассматриваться как основные общепризнанные каноны международного права. Однако я не намерен говорить об этом пространно. В этом случае предметом обсуждения могут быть факторы, ограничивающие осознание обвиняемым противоправности, — факторы, обусловленные его национальной принадлежностью.
Люди на Востоке иначе чем мы относятся к вопросу о законности или противоправности того или иного действия. Для понимания душевного состояния Тейлиряна с целью, в частности, определить осознание противоправности мы должны будем понять, что для людей Востока, в том числе армян (даже если последние приняли христианство приблизительно в 300 г. н.э.), право, религия и нравственность составляют одно целое.
У каждой турецкой секты своя религия. Шииты Персии имеют шиитскую систему правосудия, ибо они признают только Коран без суннитских преданий (подобно протестантам, которые признают только Новый Завет без Ветхого). Турки-ганефиты признают и Коран и Сунну. Поэтому их понимание права отличается, поскольку у них другое кредо, другая религия.
Точно так же и у восточных христиан. Религия — и в этом как раз и причина и следствие данного дела — стала для них истиной и реальностью жизни в совершенно другом смысле, чем мы наблюдаем в Европе.
Ислам — гораздо более сильное и действенное качество жизни; он гораздо более правдив и реален, чем когда-либо было христианство в любое время, за исключением тех изолированных религиозных общин, в которых религия и жизнь составляют одно целое.
Армяне — народ особенно религиозный. Их обряды, их твердая приверженность религии, даже своим ежедневным обычаям в определенной степени подобны исламскому омовению и ежедневным молитвам. Армяне живут полностью по религиозным канонам, но я не могу не сказать, что об армянах рассказывают кое-какие оскорбительные анекдоты, которые расходятся как разменная монета и порочат репутацию армян. Например, «один грек проведет трех евреев. Один армянин — трех греков»; существуют и другие подобные высказывания.
Существует персидская притча (персы знают армян лучше всех), которая гласит: «Хлеб бери у курда, но спи в доме армянина». Это значит, что перс, будучи мусульманином, не может взять хлеб у армянина-христианина, поэтому он берет его у своего единоверца курда. Но он не примет гостеприимства своего единоверца, потому что армянин не украдет. Сохранность собственности и добросовестное отношение к чужой собственности нигде так не бросается в глаза, как у армян.
В ответ на вопрос председателя суда, считает ли он себя виновным или нет, подсудимый сказал: «Нет». Когда его спросили: «Почему вы не считаете себя виновным», подсудимый ответил: «Моя совесть чиста». Для подсудимого между юридическим и моральным правом нет различия. Он даже не может представить, что то, что может быть морально оправданно, в юридическом отношении может быть ошибочным. Он не может представить, что то, что морально правильно, может подвести его под смертную казнь.
Я глубоко убежден — и, полагаю, все вы должны думать так же — что «чистая совесть», которая бесспорно имеется у обвиняемого, несмотря на его признание, что он совершил этот акт, охраняет его от всех последствий поступка. С юридической точки зрения, эта чистая совесть свидетельствует о твердой убежденности, что он действовал правильно, никоим образом не нарушая «истинное», «действительное» право, являющееся единственным мерилом, которое имеет ценность для него.
Психологический склад ума подсудимого, огромное влияние на него резни и полное опустошение, которое она вызвала в его психике — в его внутреннем мире, — крепко связаны с тесными семейными узами, которые существуют у армян.
Семейные отношения у армян отличаются особенной теплотой. Сын дяди обвиняемого, который пришел в суд вчера и сегодня будет допрошен, к сожалению, не может дать показаний на этот счет. Но вы не должны сомневаться в этом; медицинские эксперты здесь могут подтвердить, что армяне отличаются здоровой, прочной семейной жизнью. Я уверен, вы помните выражение лица подсудимого, когда он отвечал на заданный ему вопрос, хорошими ли были его отношения с родителями и с семьей. Я не знаю, заметили ли вы, как передернулось его лицо. Я полагаю, что выражение испуга, показало, что у него были особые отношения с погибшей семьей.
Памятуя это, мы подходим к отношениям подсудимого с его народом, являющимся для него продолжением семьи. Армяне — это большая семья. Они были великой державой. Впоследствии, находясь в составе Турецкой империи, они всегда оставались большой и терпеливой семьей. Когда отдельные народности стали отделяться от империи — в 1820 г. греки стали независимыми при поддержке всех европейских стран; в 1840 г. — египтяне; позже — дунайские княжества: болгары, румыны, сербы, черногорцы и албанцы, армяне продолжали проявлять спокойствие и терпение. Блистательная Порта не могла и не имела оснований жаловаться на армян. И поскольку армяне были таким законопослушным и конструктивным элементом, им была дарована национальная конституция еще в 1860 г., которая была особенно важна в плане сочетания религии, политики и национальности на Востоке. Когда балканские народы разрывали повсюду свои оковы, армяне оставались терпеливыми, ибо надеялись, что позже будут проведены реформы в их интересах; их собственность и безопасность будут гарантированы и им будет предоставлена определенная степень самоуправления. Поэтому они сохраняли спокойствие и терпение.
Положение изменилось только после Берлинской конференции 1878 г., когда все другие народы получили кое-что и распад европейской Турции стал уже реальностью. Турция начала все больше опасаться, что армяне, будучи единственным народом, оставшимся в пределах ее границ, станут угрозой для безопасности Турции.
Без каких-либо провокаций со стороны армян турецкое правительство организовало первые ужасные преследования и резню. Армяне не давали повода для этого. Именно после этой резни армяне начали организоваться. Они создали комитеты в Париже и Женеве, чтобы добиться осуществления реформ, которые были обещаны им в статье 61 Берлинского договора.
Тогда все и началось. Я не хочу вдаваться в подробности развития событий. В 1899 г. я был в Константинополе дважды и был страшно потрясен услышанным от очевидцев о резне, которая имела место в августе 1896 г. И когда 16 марта 1921 г. я прочел об инциденте на Гарденбергштрассе, в моей памяти всплыли три различных образа и в течение долгого времени я не мог освободиться от этих воспоминаний. Ни одну из этих сцен я не видел собственными глазами, но они всегда стояли передо мной, как будто я сам был очевидцем этих сцен резни.
26 августа 1896 г., когда армяне подготовили план восстания, о чем турецкая полиция информировала правительство, султан Абдул Гамид ничего не сделал, чтобы предотвратить восстание, что было бы очень легко. Напротив, он рад был услышать о готовящемся восстании. Правительство создало банды из уголовников и головорезов, которым приказали убивать всех армян, оказавшихся на улице после полудня 26 августа. Немецкие женщины и дети описывали мне сцены убийства. Наиболее типичной сценой была такая: банды уголовников и головорезов — с оголенными торсами, в своих широких шароварах и сопровождаемые офицерами полиции — нападают на армян. Те падают на колени, склонив голову, подымают руки к небу и позволяют им убить себя. 90 процентов из числа убитых умерли от ран головы.
Вторая картина связана с тем, как Талаат паша пришел к власти в 1909 г. Талаат и несколько его соратников пришли на встречу с Великим Визирем, который ожидал их прихода. Засунув руки в карманы, с сигаретой во рту, он взглянул на Талаата и спросил: «Что вы делаете? Вы знаете, конечно, что это нам не нравится». В этот момент раздался выстрел и тот, кто хотел убрать Талаата, упал замертво с простреленным горлом.
Теперь вспомним третью сцену, которая имела место 15 марта 1921 г. Мы все знаем об этом инциденте. Мы можем осуждать его, но здесь происходит не обычный суд. Он выводит нас за пределы зала заседания и обязывает расширить наши горизонты. Попытайтесь понять другие народы, других людей, другие обстоятельства и быть справедливыми к ним.
Мы здесь в Третьем окружном суде, и жюри присяжных обязано проявить широту взглядов в подходе к этому делу и вынести хорошо продуманное решение, которое будет признано и оценено за его справедливость и гуманный характер.
Памятуя это, я не думаю, что вы осудите Согомона Тейлиряна на смерть. Если вы осудите его на смерть, мы знаем, чтo произойдет. Он скажет твердо с чистой совестью и с благородным убеждением: «Если это то, что вы хотите, я готов умереть». Он положит свою голову мученика на плаху, его мать появится перед ним и поможет ему, и он примет завидную смерть. Можно даже пожелать ему такую смерть. Если он будет оправдан, то это не воскресит его родителей, его сестер и его братьев. Это не вернет ему спокойствие; он никогда не будет нормальным человеком, как другие.
В заключение я хотел бы повторить слова адвоката фон Гордона. Вы не можете считать Тейлиряна ответственным за свои действия. Он сделал то, что должен был сделать. Он сделал то, что не мог не сделать. Следует ли называть побуждение, которое толкнуло Тейлиряна на этот акт, сатанинской или моральной силой, произошло ли это под воздействием здоровой или больной психики, — этот вопрос, который предстоит решить вам.
Когда вы примете во внимание все факторы, вам крайне необходимо будет рассмотреть взаимосвязь различных аспектов дела, обсуждаемого на этом суде, и задать себе следующий вопрос: каков будет результат моего решения? Каковы будут последствия не с политической или других таких точек зрения, а по отношению к высшей справедливости или милосердию, ради которых мы и живем и ради которых стоит жить?
Окружной прокурор Голлник
Господа присяжные, одну вещь не сказали вам адвокаты подзащитного, а именно, что судья обязан вынести суждение в соответствии с требованиями права. Судья должен прийти к хорошо продуманному решению. Он просто должен уточнить, что суждение отвечает закону и что наказание оправдано с учетом требований закона. Судья не может сказать «Да, конечно, суждение соответствует закону, но я не хочу... наказывать». Он не может сказать так из-за верховенства закона. Конечно, можно рассматривать дело, в отношении которого человек может сказать: «Закон несовершенен. Он — суров и непреклонен».
Я полностью согласен с первым адвокатом подзащитного в том, что во время убийства, должно быть, имели место какие-то размышления. Верно также, что убийство независимо от того, насколько тщательно оно запланировано, независимо от размышлений и предумышленности, нельзя считать предумышленным, если в момент убийства это не было сделано сознательно.
В свете мнений, высказанных медицинскими экспертами, я согласен также с тем, что подсудимый, вполне возможно, страдал от болезни, которая повлияла на его психическую уравновешенность, и встреча с предполагаемым виновником его бед и несчастий сильно взбудоражила его. Если вы придерживаетесь этого мнения, тогда вы должны дать утвердительный ответ относительно непредумышленного характера этого убийства.
Второй защитник сказал вам ряд вещей. С некоторыми из них я согласен. Конечно, вы знакомы с творчеством великого поэта Генриха Гейне. При каждом случае Гейне протестовал против некоторых враждебных жизни принципов, которые он приписывал христианским догмам. И напротив, он прославлял гедонизм греческой культуры. Один из известных критиков поэта сказал, что по мере того, как Гейне старел и становился более радикальным, он начал делить мир на две группы: тощих назаретян и жирных греков.
Я не мог не думать об этом сравнении, когда слушал высказывания второго защитника о милитаристах и милитаризме. Казалось, что второй защитник делил все человечество на милитаристов, из мозга которых дьявол извлек части, управляющие такими чувствами, как справедливость, сострадание и человечность, и на остальных, которые все еще сохранили эти качества.
По-моему, этот анализ на самом деле несколько радикален, очень односторонен и искусственен; многоликость жизни не допускает такого банального разграничения. В любом случае я оставляю на совести защитника эту его точку зрения, однако я должен решительно возразить ему по другому пункту.
Ему не понравилось, когда я назвал покойного преданным союзником германского народа. Я должен повторить, что турецкий народ сражался бок о бок с германским народом и что турок безоговорочно можно назвать союзниками немцев. Я не считаю достойным отрицать прошлое после определенного момента, каковы бы ни были политические взгляды того или иного человека. Я должен самым решительным образом возразить против того, что защитник назвал двух представителей это политики Турции — Талаат пашу и Энвер пашу — преступниками, покинувшими свою родину.
Однако я счастлив заявить, что я согласен с защитником по другому пункту, а именно, что важным элементом нашей юриспруденции является здравый смысл. Я надеюсь, господа присяжные, и у меня даже нет сомнения, что несмотря на поток обескураживающих заявлений научного, правового и медицинского характера, высказанных здесь, это качество остается первостепенным для вас. И до тех пор пока вы ставите здравый человеческий смысл превыше всего, вы можете найти истину.
Адвокат подзащитного фон Гордон
Господа присяжные, лишь несколько слов. Окружной прокурор упрекнул нас в том, что мы не сказали вам одну вещь, а именно, что судья должен вынести приговор в соответствии с законом. Конечно, господа присяжные, мне стыдно было бы сказать то, что абсолютно очевидно. (Оживление в зале.)
Далее, окружной прокурор сказал, что наказание, которое должно выноситься, — в данном случае это смертная казнь — не должно быть названо. Это абсолютно ложная точка зрения. Учитывая, что наши законы требуют вынесения смертной казни для такого рода преступлений, важно, чтобы вы знали, какое совершено преступление, с тем чтобы наказание соответствовало характеру преступления. Сказанное окружным прокурором явилось бы неверным применением закона, уже отвергнутого нашим Верховным судом во время войны.
До войны Верховный суд пересмотрел тысячи концепций, касавшихся уголовного и гражданского права, и в свете этого пересмотра с большой осмотрительностью внес изменения в Уголовный кодекс. Война вынудила отложить принятие законов. Верховный суд снова занялся анализом этих идей, и в процессе этого он выработал некоторые новые концепции. Я могу зачитать вам решение, в котором наш Верховный суд смело и честно признает, что прежде даже он рассматривал различные концепции в более узком плане и что даже он очень многое узнал, исследуя сопутствующие обстоятельства жизни, исторические события и жизнь вообще.
Вы также, господа присяжные, должны постоянно осознавать, что вы не можете вынести решение, которое честно с точки зрения разума, но противоречит вашей совести, ибо вы не можете позволить, чтобы несправедливость стала справедливостью. Никакая игра с понятиями не приводит никогда к принятию решения, которое все здравомыслящие люди считают объективно несправедливым.
Теперь позвольте коснуться третьего вопроса, поднятого окружным прокурором. Я оставлю анализ сути этого документа моему уважаемому коллеге; я лишь хочу кратко изложить свою точку зрения по этому поводу.
Вы, окружной прокурор, говорили, что мы не должны отрицать прошлое и должны помнить, как турецкие вооруженные силы сражались бок о бок с нами. Я полностью согласен с вами в этом вопросе. Однако турецкий народ не повинен в зверской резне; турки также осудили ее, как это сделал бы любой здравомыслящий человек.
Систематические уничтожение армян происходило не в результате стихийных фанатичных всплесков со стороны части турецкого народа. Напротив, оно было тщательно продуманным и тщательно спланированным политико-административным решением правящих кругов, которое претворялось в жизнь негодяями, так сказать, турецкими жандармами, достаточно откровенный портрет которых был представлен на этом суде.
Турецкий народ стоит выше этого, и мы с признательностью будем помнить о том, кем они были для нас и чем мы были для них в самые трудные времена. Но речь идет сейчас не об этом.
Адвокат подзащитного Вертхауэр
Согласно Статье 190 Уголовного кодекса, когда разглашаемая информация об отдельной личности касается совершенного им уголовно-наказуемого действия, заявления или слухи считаются достоверными, если преступник был официально осужден за содеянное. И, напротив, правда не считается доказанной, если данное лицо было освобождено до того, как начали распространяться слухи о нем.
10 июня 1335 г. (по турецкому календарю) военный суд в составе известных судей осудил Талаат пашу и Энвер пашу наряду с Джемалем и Назимом как авторов подлого преступления, а именно, уничтожения армян и преследований невинных. Это — законный вердикт. И неправильно обвинять меня в клевете, противореча при этом нормам германской юриспруденции, когда я называю этих лиц преступниками. Фактически они были на законном основании осуждены за совершение самых подлых преступлений.
Эти преступники покинули свою страну. Они жили здесь под вымышленными именами. Я не знаю, пользовались ли они защитой того или иного милитаристского правительства. Я ничего не могу сказать по этому поводу, ибо, в отличие от окружного прокурора, я не хочу вносить политику в это дело.
Далее, окружной прокурор сказал, что турецкий народ был на стороне германского народа как верный союзник. Это — правда и никто не отрицал это. Турки являются также храбрыми солдатами. Однако турецкий народ не несет ответственность за эту войну, так же как и германский народ.
Согласно договорам, заключенным между немцами и турками, народы этих стран не имели никакого голоса в деле объявления войны, которая велась вопреки воле народа. Народу оставалось только выполнить свой долг.
Люди, подобные Талаат паше, Энвер паше и другим, фигурируют здесь не потому, что они объявили войну, а потому, что провели депортацию, которая привела к совершению преступлений против армян, подобных которым нельзя найти в истории человечества.
Господа присяжные, я уже сказал вам, что в результате этой позорной резни ваше решение может остаться в памяти людей в предстоящие тысячи лет.
Я лично не в состоянии понять, как можно привносить политику в это дело. Все политические соображения отходят на задний план, когда мы имеем дело с подлыми преступлениями против человека, и я не понимаю, как кто-то может произнести хотя бы одно слово в поддержку приказов о депортации. В конце концов, народ Германии также несправедливо обвиняют в издании подобных приказов о депортации. Только решительное и категорическое отрицание этих принципов, безоговорочное осуждение таких преступных приказов может обеспечить нам уважение, которое, по моему мнению, мы по праву заслуживаем.
Я не говорил ничего нового, когда заявил, что милитаристов, тех людей, которые верят в грубую силу и которых, конечно, не следует путать с людьми в вооруженных силах, можно найти в любой стране мира. Я удивлен, что в этих моих комментариях окружной прокурор находит нечто новое.
Те, кто страдает от гнусных действий милитаристов, как это случилось с германским народом, согласятся, что в подобных действиях повинны только милитаристы. И те, кто ненавидит милитаристов и хочет вытравить их из общества, поступают справедливо. Однако мы не говорим об уничтожении или выкорчевывании народа; скорее всего мы имеем в виду направление, принципы и концепции милитаристов.
Люди, созданные по образу Бога, святы; милитаристы же, верные грубой силе, используют этих людей, чтобы совершить жестокие и грубые действия. Милитаристы не являются частью народа. У них нет страны, они не принадлежат ни к какому народу, и у них нет никаких человеческих чувств. Они понимают только грубую силу, и конечная цель использования ими силы — подавление справедливости.
Мы увидели проявление этой силы в деле, которое вы решаете; в этом деле сторонники противостоящих точек зрения столкнулись лицом к лицу. С одной стороны, находится представитель грубой силы, а с другой — представитель угнетенных, который добивался справедливости.
Господа присяжные, я хотел, чтобы вы осознали эту картину. На самом деле, когда представитель справедливости столкнулся лицом к лицу с представителем грубой силы, он потерял самообладание и больше не знал, что он делает.
Суд должен вынести справедливый вердикт. Подсудимый заслуживает справедливости. Как мы, адвокаты подзащитного, напоминали, мы не просим проявить милосердие, как и не просим основанного на эмоции суждения; напротив, мы хотим того, что Уголовный кодекс предусматривает для акта, совершенного обвиняемым.
При данных обстоятельствах Уголовный кодекс предусматривает отрицательный ответ на заданный вам вопрос, ибо в тот момент, когда обвиняемый вышел на улицу и направил свой пистолет на жертву, он не был виновен. И он не был виновен потому, что его воля была несвободна и расшатана; она была под определенным воздействием.
Как я уже говорил вам, на улицу вышел не подсудимый, а миллион убитых. На самом деле можно сказать, что подсудимый нес тогда знамя чести всего своего народа, знамя истерзанных невинных жертв и знамя его убиенной семьи.
Как часто вы вынуждены бываете судить мужа, который вернувшись домой, застает жену с любовником и убивает ее! Кто бы вообще подумал осудить его?
Но дело обвиняемого касается не супружеской неверности. Его сестры были изнасилованы, его братья и семья убиты, вся его семья уничтожена. Обвиняемый поднял знамя против одного преступника, виновного во всех этих подлых преступлениях, человека, который был изобличен и осужден. Обвиняемый увидел убийцу, потерял контроль над своим рациональным сознанием, прицелился, нажал на курок и, к сожалению, прервалась еще одна человеческая жизнь.
Именно это вы должны тщательно изучить, помня показания врачей, помня требования справедливости, но превыше всего помня, что от вас ждут хорошо и всесторонне продуманного решения.
У нас, у адвокатов подзащитного, есть только одно желание, и по этому пункту, я думаю, мы можем согласиться с окружным прокурором. Пусть ваши чувства будут вашим бескомпромиссным гидом, гарантирующим, чтобы справедливость, которую вы проявите, основывалась на нашей юриспруденции. Исходя из этого, мы все полагаемся на ваше лучшее суждение независимо от того, будет ли оно отрицательным или утвердительным. Существует одна опасность, на которую я хочу указать. Не хотелось бы, чтобы вы думали, что раз был убит человек, обвиняемый должен быть признан виновным. Если вы придете к такому заключению, то вы проигнорируете целый общий раздел Уголовного кодекса, который построен на самом деле на принципах совершенной беспристрастности.
Сравнение с Генрихом Гейне, которое привел окружной прокурор, на меня совсем не действует, главным образом потому, что окружной прокурор больше поэт, чем я. (Оживление в зале.)
Политика нашего правительства, правительства, которое подписало договор с Талаат пашой и Энвер пашой, меня также не касается, поскольку до подписания этого договора никто не спрашивал моего мнения, так же как и не спрашивал мнения германского народа на этот счет. Все это уже в прошлом.
Одна вещь не удовлетворила бы меня: если бы вы спутали правильное и неправильное. Например, если бы вас спросили: «Убил ли обвиняемый...?» вместо того, чтобы задать, как этого требует закон, вопрос: «Виновен ли обвиняемый в убийстве...?». В конце концов, единственное, что хочет от вас окружной прокурор, так это, чтобы вы ответили на первый вопрос, в то время как мы хотим, чтобы вы ответили на последний вопрос.
Мы почтительно просили бы вас следовать скорее нашей просьбе, чем просьбе окружного прокурора.
Адвокат подзащитного Нимейер
Я хочу привлечь ваше внимание к политическим аспектам этого дела, на которые окружной прокурор уже ссылался, и коснуться их.
Председатель суда указал в первый день суда, что это дело в отличие от любого другого требует иного подхода. Таким образом, это дело надо анализировать иначе, чем любое другое дело. Другими словами, к этому делу нельзя относиться как к политическому суду.
Я надеюсь, что вы засвидетельствуете, что адвокаты подзащитного старались делать все, что в их силах, чтобы не превратить это слушание в политический суд. Я использую выражение «политический суд» в его обычном вульгарном смысле. Если бы мы вели себя по-другому, то и обсуждение дела проходило бы иначе. Но это не отвечало бы интересам справедливости и не соответствовало бы сути немецкого образа жизни.
Если бы вы только знали, какие свидетельские показания мы могли бы представить на этом суде, вы поблагодарили бы нас за сдержанность. Однако я вынужден высказаться по поводу заявления окружного прокурора.
Во время войны германские военные и другие структуры как в нашей стране, так и за ее пределами хранили молчание и затем пытались скрыть зверства в отношении армян. Это делалось таким образом, что это наводило на мысль о том, что наше германское правительство на самом деле смотрело на эти зверства сквозь пальцы.
Конечно, до какого-то момента отдельные немцы пытались положить конец зверствам, но для турок наша вовлеченность была очевидна. Они думали: «Невозможно, чтобы эти события происходили без согласия немцев. В конце концов, мы их союзники и они гораздо сильнее нас».
Поэтому на Востоке и повсюду в мире нас, немцев, считают ответственными наряду с турками за преступления, совершенные против армян. В США, Великобритании и Франции издано море литературы с целью показать, что немцы в Турции были на самом деле талаатами.
Если германский суд сочтет невиновным Согомона Тейлиряна, то это положит конец заблуждению в мире в отношении нас. Мир приветствовал бы такое решение как отвечающее высшим принципам справедливости.
П р е д с е д а т е л ь с у д а: (переводчику): Передайте подсудимому, что три его адвоката попросили признать его невиновным. Спросите подсудимого, хочет ли он сказать что-либо от своего имени.
П о д с у д и м ы й: Я не понял, что сказали адвокаты. Но я убежден, что того, что они сказали, достаточно. Мне нечего добавить.
Инструкции жюри присяжных
П р е д с е д а т е л ь с у д а: Господа присяжные, мне осталось сейчас дать вам важный юридический совет и я хотел бы выполнить этот мой долг, сопроводив его несколькими короткими комментариями.
Наш Уголовный кодекс исходит из того, что нормальный человек обладает свободой воли. В Статье 51 говорится, что преступление не наказуемо, если лицо, совершившее это деяние, в момент совершения акта был в невменяемом состоянии или испытывал временное болезненное нарушение психического состояния, лишившего его свободы воли.
Свобода воли существует тогда, когда лицо способно разумно использовать свои умственные способности, чтобы руководить своими действиями, регулировать свои инстинкты, возможности, порывы. Если такая способность ослаблена или отсутствует, тогда отсутствует свобода воли. Таким образом, закон требует, чтобы вы подтвердили наличие условия, при котором формирование свободы воли не затруднялось, но фактически оказалось невозможным.
Поэтому вы должны задать себе вопрос, привели ли эпилепсия подсудимого и другие факторы, о которых упоминали в своих показаниях медицинские эксперты, к возникновению таких обстоятельств, которые не позволили подсудимому полностью использовать свои умственные способности, когда 15 марта 1921 г. он совершил убийство.
Если вы убеждены, что значительная часть его сознания или определенные сегменты его умственных возможностей были нарушены в такой степени, что он не мог больше выражать свободно свою волю, тогда вы обязаны на основе Статьи 51 Уголовного кодекса отвергнуть уголовно-юридическую ответственность и освободить его из-под стражи.
Это первое, что вы должны рассмотреть, поскольку вопрос, который задается вам, начинается со слов «Виновен ли обвиняемый...?».
Если же вы найдете, что обстоятельства были таковы, что он не отвечал за последствия своих действий или если вы сочтете, что психологическое потрясение, которое он пережил, не уменьшают полную ответственность за действия, но что эти события были такие, что ослабили его умственную способность, тогда вы должны продолжать ваши размышления, чтобы выяснить, имеется ли свидетельство намеренного акта или нет его.
Мне нет необходимости говорить об этом подробно.
Вы должны спросить себя, хотел или не хотел обвиняемый убить Талаат пашу. Знал ли обвиняемый, что он убивает человека? Тот факт, что он совершил этот акт, не имеет значения. Если вы найдете, что обвиняемый хотел убить и что он знал, что делает, тогда вы должны считать его виновным, т.е. если, конечно, вы не считаете Статью 51 решающей.
Мотивы, которые обязывают вас дать утвердительный ответ на вопрос о преднамеренном убийстве, не являются такими же, как при непреднамеренном убийстве. Предумышленное убийство имеет более широкое значение. Следовательно, вы должны быть убеждены, что в момент убийства, когда пуля достигла жертвы, обвиняемый совершал акт обдуманно. Вы можете прийти к этому выводу, если скажете себе: «Он не страдал от внутреннего потрясения. Он все еще был способен взвесить «за» и «против». Если же вы признаете существование того внутреннего потрясения, исключавшего возможность спокойного осмысливания, тогда вы должны будете дать отрицательный ответ на вопрос о преднамеренности.
Есть еще один вопрос, который был поднят в ходе слушания этого дела, а именно, что обвиняемый не осознал противозаконность своего акта. Господа присяжные, по моему мнению, вы не должны заниматься этим вопросом. Осознание противозаконности любого акта является одним из важнейших составных частей преднамеренного убийства. Это не имеет отношения к концепции преднамеренности акта. Вы должны исследовать одно положение — знал или не знал обвиняемый, что он убивал человека и что он хотел убить его.
Теперь я обращаю ваше внимание на то, что смертный приговор применяется только к предумышленному убийству, в то время как в случае непредумышленного убийства со смягчающими обстоятельствами минимальное наказание — шесть месяцев тюрьмы.
Я прошу вас вернуться к себе и найти ответы на вопросы, которые были вручены вам.
Вы знаете, конечно, что закон требует большинства в две трети для вердикта «Виновен». Закон также требует, чтобы принятое решение объявлялось следующим образом: «Да, большинством более чем семь голосов». Поэтому по меньшей мере восемь из вас должны проголосовать «за» при решении этого дела, чтобы установить, что была юридически наказуемая ответственность и что Статья 51 неприменима.
Если вы дадите утвердительный ответ на вопрос о намеренности, тогда вы должны ответить: «Да, большинством более чем семь голосов».
Если вы найдете, что были смягчающие обстоятельства, тогда закон требует только простого большинства голосов и вам было бы достаточно ответить: «Да, большинством более чем шесть голосов» или просто «Да».
Теперь я ставлю свою подпись на листе с вопросами.
[Затем члены жюри удаляются для принятия вердикта]
Вердикт
После часа обсуждения члены жюри присяжных возвращаются и старшина жюри объявляет:
Я провозглашаю, понимая оказанную мне честь и при ясном сознании вердикт жюри присяжных:
«Виновен ли обвиняемый Согомон Тейлирян в намеренном убийстве человека, Талаат паши, 15 марта 1921 г. на Шарлоттенбургштрассе? Нет».
Подписано: Отто Райнекке, старшина жюри.
(В зале суда большое оживление и аплодисменты)
П р е д с е д а т е л ь с у д а: Я сейчас подписываю вердикт и прошу секретаря сделать то же самое и громко огласить вердикт.
(Секретарь суда читает вердикт и его содержание переводят обвиняемому)
П р е д с е д а т е л ь с у д а: Итак, объявляется следующий приговор:
«Оправдать обвиняемого, расходы отнести на счет государственной казны. (Вновь оживление и аплодисменты). Согласно решению жюри присяжных, обвиняемый невиновен в предъявленном ему обвинении в совершении уголовного деяния».
Затем оглашается следующее решение:
«Приказ о заключении в тюрьму обвиняемого настоящим отменяется».
(Обвиняемого поздравляют его защитники, соотечественники и присутствующая на суде публика.)
__________________________
*Печатается по: The Case of Soghomon Tehlirian/Transl. by Vartkes
Yeghiayan. Los Angeles: A.R.F. Varantian Gomideh, 1985. P. 76—165.
Содержание
Обращение Предисловие
[1-15] [16-19]
[20] [21-25] [26-45]
[46-82] [83-109]
[110-149] [150-185]
[186-213] [214-244]
[245-277] [278-314]
[315-358] [359-371]
[372-406]
[407] [408-423]
[424] [425-442]
[443-460] [461-473]
[474] [475-507]
[508-538] [539-564]
[565-584] [585-591]
[592] [593-606] [607-626]
Также по теме:
Барсегов Ю. — Геноцид армян — преступление против человечества (о правомерности термина и юридической квалификации)